Гибель поэта
Шрифт:
– Из какого альбома?
– А из того, который вам юная дурочка на макулатуру притащила вместе с бабушкиными письмами и Леонидом Андреевым, да еще с альманахом «Северные цветы».
– Откуда ты знаешь?
– Поэт сделал попытку подняться со скамейки и бежать, но Зоя Платоновна была к этому готова и сжала его кисть твердыми пальцами бывшего шофера.
– Сидите, - сказала она.
– И слушайте.
– Ничего не знаю. Альбома не видал.
– Молчать, жулик, - сказала громким шепотом Зоя Платоновна.
– Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что было на самом деле. Вы - безнадежный графоман. Вирши
– Второго я не углядела. Не важно. И вдруг совсем недавно вы, по словам той же Сонечки, начали писать лучше. Значит, или в вас прибавилось таланта…
– А если прибавилось?
– А вот не прибавилось! Вы не такой уж идиот, чтобы переписывать стихи из книг. Значит, вам в руки попал источник, вернее всего рукописный, такой, что вам показало» безопасным, чтобы из него черпать. Если бы мне вчера случайно не пришлось узнать, как вы купили у той молодой жен шины бабушкин альбом, я бы, наверное, еще долго ломала голову. А теперь ясно. Вы взяли альбом…
– Ничего подобного!
– Ваши глаза вас выдали!
Эта банальная фраза из следовательской литера туры неожиданно оказала эффект: поэт зажмурился и ответил, не размежая век:
– Все равно не сознаюсь.
– Уже сознались. И должна вам сказать, что вы совершили ошибку, которую всегда совершают начинающие преступники. В силу недостаточною знания русской поэзии первой половины девятнадцатого века вы решили, что, если написано от руки, значит, напечатано не было. А в те времена в провинциальные альбомы часто переписывали напечатанные стихотворения. Печатных изданий не хватало. Понимаете, как вы жестоко ошиблись? Ваши творения уже сто пятьдесят лет как включены в хрестоматии!
Поэт все еще сидел с закрытыми глазами. Он кивнул, сдаваясь на милость победителя.
– Были напечатаны… - прошептал он.
– Как попался!
– Странно вы устроены, - сказала Зоя Платоновна. Если печатный текст украли, то это преступление или, скажем…
– Ошибка, - быстро подсказал поэт.
– А если бы ненапечатанные, то тогда можно?
– Можно, - сказал поэт.
– У меня к вам предложение, - сказала Зоя Платоновна.
– В газету вы больше не ходите. И без меня там не сегодня-завтра догадаются. Альбом же вернете хозяевам, вместе с письмами их бабушки.
– Нет, - сказал поэт.
– Я за него по весу заплатил.
– Не сопротивляйтесь, - сказала Зоя Платоновна, поднимаясь со скамейки.
– Вы далеко живете?
Ковать железо надо, пока горячо, поэт мог опомниться.
– Рядом…
– Пошли. Идите, идите, не стесняйтесь. Деньги, заплаченные за макулатуру, вы уже с лихвой возместили. Гонорар за стихи получили?
– Разве это гонорар?
– удивился поэт.
– Это все равно что на общественных началах.
– Не притворяйтесь, - сказала Зоя Платоновна, подталкивая свою жертву.
– Все равно эта сумма значительно превышает расходы на покупку. Учтите, я сейчас не спрашиваю, сколько вы взяли с Сонечки за Андреева и кому продали «Северные цветы»! И не заставляйте меня интересоваться этим всерьез.
Некоторое
время они шли молча. Потом Крымский-Москвич немного опомнился и спросил:– Значит, я вам альбом, а вы его себе возьмете?
– Ничего подобного, - отрезала Зоя Платоновна.
– Мы вместе пойдем к его хозяевам. Вместе и отдадим, С извинениями.
Придумать ответа поэт не успел, потому что они подошли к его дому, двухэтажному сооружению, построенному в тридцатых годах.
– Подожди здесь, - сказал поэт.
– И не подумаю, - ответила Зоя Платоновна.
– Не знаю, каким черным ходом вы убежите.
Преступник вздохнул - возможно, Зоя Платоновна угадала его тайные мысли.
Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, остановились перед дверью с большим навесным замком. Поэт сунул руку в карман и сказал:
– Я ключи забыл.
– Вас обыскать?
– вежливо спросила Зоя Платоновна. На площадку выходило еще три двери, за ними были слышны голоса.
– Тишше, - прошипел старьевщик, вытаскивая из кармана связку ключей. Замок открылся. Поэт вошел первым, Зоя на шаг сзади. Ни на секунду не ослаблять давления!
Большая грязная - видно, никогда не ремонтировалась - комната была завалена старыми вещами и книгами так, что продавленный диван, на котором лежала неубранная постель жителя этого поэтического логова, с трудом угадывался в месиве вещей. От каждого шага поднималась пыль… Альбом в потертом сафьяновом переплете с позолоченными застежками лежал на столе, под сковородой с недоеденной яичницей.
– Альбом вижу, - сказала Зоя Платоновна, снимая сковородку.
– А где письма бабушки?
– А кто их знает?
– ответил поэт.
– Может, и выкинул.
– Ищите! Быстро. Это как операция. Чем скорее сделать, тем скорее выздоровеете. Может, даже что-нибудь дельное напишете. Сами.
Почему-то эта мысль приободрила поэта, он пошел к приоткрытому шкафу, в котором не помещались старые костюмы, и нагнулся, чтобы достать пачку писем.
Зоя Платоновна открыла альбом. Настоящий. Тридцатых годов девятнадцатого века…
Поэт положил пачку писем без марок, с замысловатыми росписями фамилий, и замер у стола, словно ждал приказаний.
– Ну, пошли?
– сказала Зоя Платоновна.
– Ладно уж, - сказал поэт почти миролюбиво.
– Твоя взяла. Бери, неси, делай что хочешь.
– Правильно, - сказала Зоя Платоновна.
– Раскаяние - шаг к исправлению.
Интересно было пролистать плотные, с золотым обрезом страницы альбома. Голоса тех времен… Почерки разные. Видно, друзей у владелицы альбома было немало. Альбом надо отвезти в Москву. Мало ли что там может быть? Например, варианты, разночтения. Знакомый почерк. Чей почерк? Почерк Пушкина. Могло быть и такое? Господи, что я делаю? Я гляжу на страницу с автографом Пушкина!
– Ты чего?
– спросил подозрительно поэт.
– Сто рублей между страницами нашла?
– Нет, - сказала Зоя Платоновна, медленно закрывая альбом. Только не выдать себя… Если он узнает, он не остановится ни перед чем, он не остановится перед убийством…
– Пошли, - сказала Зоя Платоновна.
И сразу повернулась к двери. И шмыгнула в нее, не глядя, идет он следом или нет. Сзади стучали его мелкие шаги. Зоя Платоновна сбежала по лестнице, а он закричал вслед:
– Ты куда! Все равно догоню.