Гибкие этничности. Этнические процессы в Петрозаводске и Карелии в 2010-е годы

С введением ЕГЭ финский язык не преподается как первый иностранный, на него нельзя отвести учебные часы. Если так делается, то они отнимаются от других предметов. Преподавание финского возможно в статусе родного языка, и это делается в единственной финно-угорской школе Петрозаводска. В других школах преподаватели каким-то образом выходят из этой ситуации, отнимая учебные часы от других предметов, что, соответственно, родителями может восприниматься как урон учебному процессу.

Система среднего и высшего образования в России за последние двадцать лет претерпела большие изменения, связанные с присоединением России к глобальной экономике, а также рынку образовательных услуг, построенному на неолиберальной логике управления. (См. Piattojeva 2013; Eriksson 2013; Kaakkuriniemi 2013; Korteniemi 2013). Нелли Пяттоева (Piattojeva 2013) связывает введение ЕГЭ с реформой высшего образования. С введением ЕГЭ университеты утратили право принимать решение о приеме студентов, которое раньше базировалось на приемных экзаменах. Также формы и содержание общего образования унифицируются, соответственно, уменьшается власть регионов в принятии решений относительно образования. ЕГЭ – это неолиберальный high stakes test, который влияет на содержание учебных планов, представления о знании, а также на методы, используемые учителями. Таким образом посредством унифицированного экзамена цели государственной власти вписываются в институциональные структуры и в итоге направляют деятельность и решения тех, кто включен в институты. ЕГЭ перераспределяет власть в системе образования, формирует из школьника и его семьи «рациональных потребителей» «образовательного продукта». Одновременно усиливается контроль над всей системой школьного образования посредством регулярных аттестаций. ЕГЭ не только дает выпускникам школы возможность становиться студентами вузов без сдачи вступительных экзаменов, но и служит основой оценки школ, на основании которой выстраиваются рейтинги средних учебных заведений. Это увеличивает контроль школ со стороны государства, государство проникает в формы работы сотрудников и организаций, формирует субъектность сотрудников школ. Пяттоева (Там же) указывает также на то, что ЕГЭ ведет к уменьшению регионального компонента в обучении и ведет к унификации учебных планов по всей России [10] . Будучи частью реформ последних лет, ЕГЭ действует как технология неолиберального управления, где от субъекта ожидается самостоятельность в принятии «свободных» «рациональных» решений, которые фактически ведут к уменьшению изучения национальных языков в Карелии.

10

Во время работы над этой статьей весной 2014 года я беседовала также с сотрудником Министерства образования РК, отвечающим за организацию преподавания национальных языков. Я попросила ее прокомментировать мнения интервьюируемых. Ситуацию с гимназией № 17 и ЕГЭ она оценила по-другому. В ЕГЭ должно входить четыре предмета, два из которых являются обязательными (русский язык и математика), и два на выбор. Если представить, что кто-то хотел бы сдавать финский язык в рамках ЕГЭ, то их было бы ничтожно мало, поскольку на отделение прибалтийско-финской филологии принимают всего 21 студента (сюда входят желающие изучать и финский, и карельский, и вепсский языки). Таким образом, ЕГЭ не оказывает фактического влияния на изучение финского языка. Снижение количества учеников, изучающих финский, по ее мнению, могло произойти из-за принятого в 2004 году базового учебного плана, в соответствии с которым второй иностранный язык можно начинать изучать со второго класса. Поскольку финский язык не имеет статуса иностранного (а таковыми являются только английский, французский, немецкий и испанский языки), на него приходится выделять часы за счет других предметов, и не все родители на это согласны. Тем не менее, сейчас школам разрешено организовывать обучение финскому наравне с первым иностранным языком (Васильева 14.05.2014).

В 2013 году также система высшего образования Карелии претерпела большие изменения. Карельский педагогический университет был объединен с Петрозаводским государственным университетом, положение многих факультетов и кафедр изменилось. Факультет прибалтийско-финской филологии и культуры пострадал больше всего: он перестал существовать. Приказом ректора университета от 20.12.2012 кафедры финского языка и литературы, карельского и вепсского языков введены в состав филологического факультета ПетрГУ. В настоящее время эти кафедры объединены, и на кафедре прибалтийско-финской филологии обучается менее 100 человек, что более чем в четыре раза меньше, чем на факультете в начале 1990-х. Набор на кафедру сейчас составляет 21 человек, и ей все труднее получить места на магистерском уровне (Факультет прибалтийско-финской филологии 2013; Петрозаводский 2013). Большие трудности кафедра испытывает с набором студентов, желающих изучать карельский и вепсский языки мало. Наибольшим спросом пользуется переводческая специализация с финским и английским языком.

Подобные изменения в интервью все так же объясняли «демографической ямой» и высказывали радость, что преподавание этих языков вообще удалось сохранить. В обсуждении этой ситуации также интервьюируемые сравнивали нынешнее положение с тем, что было 20 лет назад, когда для поступления на факультет требовалось знание изучаемых языков. Сейчас его не требуют, с набором и без этого большие проблемы. Ожидания «национального возрождения» перестроечного периода не осуществились, и в разговорах на эту тему проскальзывало разочарование.

Изменения, произошедшие в системе обучения национальным языкам на высшей ступени, необходимо рассматривать в общем контексте реформы высшей школы РФ, и прежде всего ее гуманитарного сектора. Так же, как и в общеобразовательной школе, эти реформы во многом мотивированы выходом России на международный рынок образовательных услуг, а также стандартизацией и интенсификацией образовательного продукта. По описанию Тапани Кааккуриниеми (Kaakkuriniemi 2013), реформа включает в себя аттестацию вузов, и признанные «неэффективными» так или иначе будут ликвидироваться или реструктурироваться. Это касается прежде всего небольших, региональных вузов и гуманитарного образования, где многие направления сливаются, выделяется меньше мест в магистерских программах и т. д. Изменение статуса факультета прибалтийско-финской филологии совпало с этой реформой: одновременно происходит реструктуризация преподаваемых дисциплин, и многие специальности, бывшие популярными в регионе, находятся сейчас под угрозой, как, например, кафедра истории скандинавских стран (Вести Карелии 2014). Все эти изменения являются частью неолиберальной реформы системы образования в России, и именно местные, локальные и региональные элементы страдают от нее больше всего.

Можно сказать, что региональные законы и программы, направленные на поддержку этничности, находятся в противоречивых отношениях с общероссийскими процессами унификации систем образования. Неолиберальные технологии управления образованием, направленные на его унификацию и приведение в соответствие с международными стандартами, ведут к ослабеванию позиций предметов, важных с региональной точки зрения, и «потребители» образовательных услуг, школьники и их родители ощущают, что эти предметы не престижны и не востребованы. Мои собеседники, работающие в системе образования, были разочарованы тем, что поддержка «национальных» языков, несмотря на все программы и постановления, не является первоочередной задачей. Такую же оценку высказывает и Евгений Клементьев (2011, 2011а), который характеризует поддержку национальных языков скорее как декларативную и общую, чем конкретную; многие формулировки официальных документов он оценивает как не имеющие смысла. Государственные стандартизированные экзамены и связанные с ними процессы подталкивают учеников выбирать для углубленного изучения предметы, которые не соответствуют интересам поддержки региональных культур.

Очевидно, что система образования, бывшая в позднесоветское и раннее постсоветское время (1990-е годы) важным элементом в «производстве этничности» как на ступени общеобразовательной, так и высшей школы, постепенно теряет такое свое значение. Если на сегодня существует мнение, что современные институты этничности не способны обеспечить занятость всем выпускникам вузов, то в будущем этих выпускников просто не будет для того, чтобы подпитывать институты этничности. Система образования в каком-то смысле заменила семью в воспроизводстве этничности. Можно сказать, что неолиберальное управление системой образования в Карелии ведет к постепенному сужению «поля этничности», и об этом ощущении говорили и интевьюируемые.

Пресса на финском языке между «старым» и «новым»

Летом и осенью 2013 года в Карелии активно обсуждалась судьба финскоязычного «толстого» журнала «Carelia»: говорилось о планах учредителей журнала (в их число входит правительство республики, Союз финнов Карелии «Инкери», Союз карельского народа и Союз вепсской культуры) значительно сократить частоту выпуска журнала. До этого журнал выходил десять раз в год, говорили, что в скором времени, когда решение будет принято, он может сократиться до формата альманаха с частотой выхода четыре раза в год. Два номера предполагалось выпускать на финском, один – на карельском и один на вепсском языке. Данные изменения объяснялись уменьшением читательской аудитории. В качестве аргументов за сохранение журнала высказывалось, что «Carelia» – это одно из старейших изданий республики и в какой-то мере ее символ. Продолжение издания «Carelia» в старом формате обосновывалось обширными связями с Финляндией, сохранением Карелии как национальной республики, а также необходимостью модернизации Карелии как части России [11] .

11

В феврале 2014 года решение об изменении формата издания журнала было обнародовано, и главный редактор Роберт Коломайнен в знак протеста против него уволился, также был сокращен практически весь коллектив журнала. В журнале остался единственный сотрудник, бывший заместитель главного редактора Армас Машин, и его задачей стало наладить выпуск двух номеров на финском и по одному на карельском и вепсском языках в год (Машин 2013).

О ситуации с журналом и вообще о положении прессы на финском языке я беседовала летом и осенью 2013 года с тогдашним заместителем главного редактора «Carelia» Армасом Машиным и Михаилом Незвицким, главным редактором газеты «Karjalan Sanomat». О журнале мы говорили также с сотрудником издательства «Периодика», которое выпускает газеты и литературу на национальных языках. Журнал и газета являются старейшими периодическими изданиями республики, в 2013 году «Carelia» отпраздновала свое 85-летие, a «Karjalan Sanomat» будет праздновать 100-летие в 2020 году. О положении журнала все говорили очень эмоционально, защищая как его сохранение, так и планируемое обновление. На мой взгляд, все аргументы «за» и «против» можно сгруппировать по оси «новое» («современное») – «старое» и таким образом проследить, как формируются эти категории, что воспринимается как «новое» или «старое».

Для Машина уже сам финский язык, литературный язык карельской национальной культуры, как, собственно, и советская политика в сфере создания национальности, является современным (modern), в противопоставление актуальному «многоязычию», которое ведет развитие Карелии как национальной территории вспять. Финскоязычная «Carelia», таким образом, представляет собой современное, модернизационное начало.

Я, при всем уважении, при всем уважении к нашим карельским коллегам, я не верю, что их язык сможет занять ту нишу, которую занимает финский язык. <…> я ни в коем случае не враг карельского языка, а наоборот человек, который хотел бы, чтобы карельское начало в Карелии было как можно более современным, как можно менее архаичным, как можно более адаптированным к условиям современного мира. И я вижу, что это начало связано именно с финским языком.

Армас Машин в качестве нового, «современного» говорил о требовании перехода печатных изданий в интернет и обосновывал несовместимость идеи «толстого» литературного журнала с формальными требованиями к текстам, размещаемым в интернете. В этом смысле журнал как печатное издание является «устаревшим».

Это очень важный момент, что в интернете – это всё совсем иначе, чем в бумажном контенте, как теперь принято говорить… Я встречался с шеф-редактором «Русского журнала», Морозов фамилия, по-моему, его. Очень… один из пионеров нашей интернет-журналистики российской. Он сказал правильные слова, что сейчас я ставлю задачу, что материал должен быть четыре – четыре с половиной тысячи знаков. А через два-три года будет две – две с половиной тысячи знаков и не больше. Это абсолютно правильно. Никто там… никто в интернете такое читать не сможет.