Гильдия убийц

— Ты слышишь? — спросил он, как будто ничего не произошло. — Ты слышишь, как бьется мое сердце?

— Да, Учитель.

— Оно бьется спокойно. Когда убиваешь, ты не должна испытывать никаких чувств. Это — работа. И все.

— Да, Учитель.

Но Дубэ все еще не могла сосредоточиться. Она была взволнована прикосновением Учителя. С момента их знакомства так бывало нечасто, он скорее избегал этого. Когда он отпустил руку Дубэ, она сразу же отдернула ее в смущении. Она думала о ровном биении этого сердца и сравнивала с безумным биением своего, которое она не могла сдержать.

— Сосредоточься, — прошептал ей Учитель. — Просто вслушивайся в лес, в его шорохи. Слушай.

Дубэ сосредоточилась. Наконец ей удалось. Биение сердца замедлилось, звуки вокруг стали четко различимы.

И тут она услышала вдали цокот лошадиных копыт. Она различала шаги, слышала голоса о чем-то рассеянно беседовавших людей. Поймала себя на мысли, что думает о них. Эти люди ни о чем не догадывались. Последние мгновения человеческой жизни, а они растрачиваются в бесполезной беседе. Смех, может быть последний…

Дубэ нахмурила лоб, посмотрела на Учителя. Его решимость не омрачалась подобными мыслями. Его рука была твердой, а выражение лица сосредоточенным. Он ловко наложил стрелу и натянул тетиву.

Звуки усиливались, нарушая осеннее спокойствие леса.

— Вот если бы это продлилось дольше…

— Мой господин, вы можете вернуться, когда захотите.

— Дела на войне идут плохо, Балак, я даже не думаю, что смогу позволить себе эту роскошь в будущем.

— Ну, хотя бы на свадьбу вашей сестры.

«Мечты о будущем. Мечты, которые никогда не осуществятся», — подумала Дубэ.

Голоса продолжали звучать вдали, но для Дубэ они ослабевали, ее уши не слышали.

Сквозь листья был виден человек. Дубэ с трудом смогла различить его лицо. Теперь казалось, что время тянется бесконечно, одно мгновение будто бы вмещало в себя целую вечность. Казалось, что человек двигается замедленно, Дубэ удалось разглядеть все, что случилось. Пальцы правой руки Учителя внезапно шевельнулись.

Чары рассеялись от звука тетивы, вернувшейся в прежнее положение. Сухой щелчок лука слился с криком боли, с хрипом знающего о своей смерти человека.

Испуганная Дубэ увидела, как человек понапрасну подносит руку к горлу, как сквозь его пальцы течет кровь — алая, вязкая. Он повалился на бок, медленно упал, и Дубэ не могла оторвать взгляда от этой сцены. Она следила за линией его падения, присутствовала при его краткой агонии.

— Проклятье! — закричал один из двух солдат эскорта, потом послышался пронзительный звон вынутой из ножен шпаги.

На ее плечо легла рука.

— Мы должны бежать, шевелись.

Учитель. Они одним прыжком вылетели из-под дерева, в одно мгновение распрямились и побежали, как хорьки, по лесу. Никто не остановил их, и никто их не услышал.

Выйдя из леса, они закрылись плащами и спокойно двинулись к дому. Теперь опасаться было нечего.

Дело сделано. Учитель был спокоен, а Дубэ ошеломлена. Она понимала, что должна испытывать какие-то чувства, но не знала какие. Ей удалось вспомнить только голос того человека, разговор, который он вел перед смертью.

Вечером, в кровати, она вспомнила об этом. Она думала об Учителе, о том человеке, о Горнаре, обо всех мертвых, которых видела, о том, как ей не хочется убивать людей.

Она ворочалась в кровати и не могла уснуть. Снова чувствовала растерянность, боролась с противоречивыми чувствами и желаниями, которые терзали ее.

Дубэ зарылась лицом в подушку и безудержно зарыдала.

23 КРОВАВОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Обратный путь был самым настоящим бегством. Дубэ шла быстрее, чем могла, оставляя Тофа позади. Когда он со злостью окликал ее, она не останавливалась. Темная ярость и глухое чувство вины душили и терзали. Ей доводилось чувствовать себя виноватой всякий раз, когда она убивала, однако сейчас все было иначе. Может быть, потому, что видела себя в той девушке, которую с такой легкостью убил Тоф, или потому, что зверь внутри нее радовался этому зрелищу.

— Ты перестанешь так бежать? Остановись, черт побери!

Ее тошнило от голоса Тофа, а может быть, от отвращения, которое она испытывала к себе и ко всему миру, к проклятой Гильдии, лишившей ее свободы и достоинства, которая день за днем подталкивала ее к бездне.

Тоф догнал ее и крепко схватил за руку.

— Я же сказал тебе — не беги.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вцепиться ему в горло.

— За нами следят, идиот.

Тоф больно сдавил ей руку, Дубэ прикусила губу, чтобы не закричать.

— Не смей больше меня так называть и не беги как сумасшедшая.

Дубэ замедлила шаг, но по-прежнему шла с упрямо опущенной головой. Сейчас, как никогда, она осознавала свое рабское положение.

Они опять приблизились к Дому. Всю дорогу Дубэ молчала. Теперь она не бежала, а еле тащилась, долгий путь утомил ее. Снова пошел густой снег.

— Я никому ничего не скажу о том, что случилось, — пробормотал Тоф.

Дубэ изумленно обернулась и уставилась на него.

— Мне тоже было не легко убить в первый раз… хотя ты уже убивала, однако одно дело — убивать просто так, а другое — делать это на более высоком уровне, для Тенаара. К тому же Рекла может не дать тебе снадобья… я видел тебя на посвящении… в общем… наверное, это нелегко.

Дубэ смотрела на свои черные сапоги на фоне снега.

— Да.

— Рекла ужасная, я знаю, — снова заговорил Тоф. — Но она — гений, понимаешь? Она много сделала во имя Тенаара, во имя его славы.

Он вытащил сосуд, наполненный кровью, которую они собрали вечером, во время убийства.

— Посмотри сюда.

Дубэ сделала это с большой неохотой. У нее не было никакого желания вспоминать. Она посмотрела исподлобья, но сразу же все поняла. Кровь еще была жидкой.

— Ты видишь? — Тоф встряхнул сосуд, и в нем заплескалась кровь. — Это та зеленая жидкость, которая была вначале, та же, что мы используем во время Ночей Затмения или в бассейне у подножия статуи Тенаара. Это изобретенное Реклой снадобье, позволяющее крови не свертываться. Благодаря этому ту кровь, что мы собрали, можно донести до бассейна. Это тоже страшный яд, так и знай. От него умирают из-за потери крови.