Гимназистка. Нечаянное турне
Шрифт:
— Чтобы что-то потушить, нужно, чтобы сначала это что-то загорелось, — заметила Соболева. — У нас ничего не горит. Не горит, — повторила она с нажимом и добавили: — И поджигать не нужно. А не то у вас не будет не только премии, но и зарплаты.
— Я ж как лучше хотел, — стушевался молодой и стыдливо спрятал за спину багор, которым ранее примеривался к ближайшей стене. — Чтоб, значица, ничего не заполыхало.
— У нас не заполыхает, — сурово бросила Соболева. — Да уберитесь вы наконец. Что о нас подумает гостья из Англии, мисс Мэннинг?
Мисс встрепенулась, услышав своё имя и поощрительно заулыбалась, доставая припасённый карандашик. Наверняка решила, что поклонники за автографом пожаловали. Пришлось пояснить, что приехали разбирать театр по брёвнышку
— Что у них, пожаров не бывает? — проворчал старший наряда. — Должна понять. Мы же не за просто так, а по необходимости.
— И какая у вас необходимость отнимать дальше моё время? — ядовито спросила директриса. — Здесь ровным счётом ничего не происходит. Во всяком случае, в плане поджогов и пожаров. Но по первому пункту я начинаю уже беспокоиться. Полицию, что ли вызвать?
Она так задумчиво посмотрела на пожарных, что у тех пропало всякое желание препираться дальше, они нестройно попрощались и потопали на выход, провожаемые бдительным Гришкой. Мисс Мэннинг разочарованно убрала карандашик туда, откуда его доставала, и гордо удалилась в гримёрку. Перо с причёски убирать, не иначе: на него зимнюю шапочку не наденешь, а без неё и уши отморозишь, и нос. За ней, как тень, последовала горничная.
Поскольку мы с Песцовым раздевались в кабинете Соболевой, то и пошли туда все вместе, хотя Песцов мыслями был явно не с нами, не зря же ему мисс Мэннинг выдала столь щедрый аванс взглядами и улыбочками. Не факт, конечно, что за авансом последует что-то посерьёзнее, но сейчас поклонник казался весьма воодушевлённым и даже не приставал ко мне и не огрызался на замечания Соболевой. По-моему, он их вообще не слушал, поглощённый мыслями о грядущей интрижке. Если он и устраивал гастроли только тем певичкам, с которыми у него был или намечался роман, то каждому роману отдавался с полной самоотдачей.
Когда мы вышли из театра, было уже совсем темно и вовсю падал снег невесомыми белейшими хлопьями. Песцов поднял руку и поймал несколько, подул и они перелетели на мисс Мэннинг. Та игриво засмеялась и что-то прошептала поклоннику на ушко. Явно обнадёживающее прошептала, поскольку после её слов он стал выглядеть ещё более увлечённым. Горничной же досталась всего пара отрывистых фраз, после чего та вздохнула и потопала к гостинице, сгибаясь под весом двух объёмных баулов и концертного платья в плотном полотняном чехле.
— Так мы идём? — проявила нетерпение Соболева и тут же сменила тон, сахарно заулыбавшись: — Мисс Мэннинг, я переживаю за ваш голос, не замёрзнет ли у вас ваше золотое горлышко. Зима у нас в России коварна к иностранцам. Анна Дмитриевна, переводите.
Песцов недовольно окрысился, явно мечтая, чтобы все, кроме него и певицы, провалились под землю, но я перевела мисс Мэннинг слова Соболевой. Певица с улыбкой признала их правоту, хотя мне показалось, что она предпочла бы погулять по городу в компании поклонника. После концерта она выглядела необычайно свежо и молодо, в общении с Песцовым появились флиртующие нотки. И вообще, рядом с этой парой я чувствовала себя лишней. Но недостаточно лишней, чтобы бросаться на амбразуру словесных очередей Соболевой, неминуемо обрушившихся бы на меня, попытайся я обеспечить этой паре побег. Нет уж, мисс Мэннинг никто за язык не тянул соглашаться, вот пусть сейчас и отвечает. Я бы тоже лучше посидела, читая учебники, вместо того, чтобы переводить глупости, сыплющиеся изо рта Соболевой, словно горох из дырявого мешка: мелкие, частые, звонкие и бессмысленные.
Соболева жила совсем недалеко от театра. То ли дом подбирала поближе к работе, то ли работу — к дому. Конечно, вполне возможно, что жильё было служебным или просто так получилось совершенно случайно. Чего только не бывает в этой жизни? Скажи мне пару дней назад кто-нибудь, что буду бродить по театральным закулисьям, в жизни бы не поверила. Где я, а где театр?
Но склонности склонностями, а в моём положении уже хорошо, если кормят, платят и замуж не пытаются за кого попало выдать.Увы, кормить пока не торопились. Похоже, произошла какая-то накладка, поскольку Соболева хоть и улыбалась нам, но на прислугу шипела, как титулованный аспид. Если у змей проводятся соревнования по шипению, Соболевой точно бы что-нибудь дп выделили: если не медальку, так грамоту, уж больно артистично она это делала.
Гостиная оказалась непривычно маленькой, но при этом не выглядела уютной. Создавалось впечатление, что ей практически не пользуются: в воздухе уверенно висел запах пыли и застарелого нежилого помещения, пусть и выглядело всё чисто, а пыли не наблюдалось нигде. Даже стеклянные полочки в горке были протёрты до блеска. И то, что на них стояло, тоже блестело. А стояла там коллекция фарфора: в основном дамы в пышных платьях или влюблённые парочки, весьма тонко сделанные и аккуратно раскрашенные. Верхняя же полка была отдана разнообразным ангелочкам, которые стояли, сидели, лежали и даже делали вид, что летают. Странная подборка: ангелы относятся к христианской церкви, которая тут является сектой. Точнее — сектами. Значит, Соболева — сектантка? Неожиданно. Или это не ангелочки, а амурчики и коллекция — дань древним мифам?
— Мейсенский фарфор, — гордо объявила Соболева, заметив, куда я гляжу. — Вы увлекаетесь фарфором, Анна Дмитриевна?
— Нельзя сказать, что увлекаюсь, — осторожно ответила я. — Но смотреть люблю.
— Боюсь, финансы Анны Дмитриевны не для таких увлечений, — заметил Песцов. — Хорошая у вас коллекция. Ценная.
Тут с вопросами полезла мисс Мэннинг, озабоченная тем, что разговор опять ей непонятен. После прояснений она внезапно заявила о превосходстве фарфора английского над немецким. Соболева заспорила, решив, что принижают ценность её коллекции. Она бросалась терминами, которых я не знала и переводила лишь приблизительно. Мисс Мэннинг ко мне оказалась куда более добра: она просто твердила с упрямством ослицы «Веджвуд» как единственный неоспоримый довод. И этот довод сопровождала покачиванием головой и снисходительной улыбкой.
Соболева начинала злиться, и Песцов забеспокоился, поскольку хозяйка дома уже переставала собой владеть и впала в частичную трансформацию: речь её становилась всё более невнятной и шипящей, уши поменяли форму, а над губой проклюнулись усы-вибриссы. Пока короткие и малочисленные, но уже узнаваемые и заметные.
— Ксения Андреевна, — ласково сказал он, встав так, чтобы полностью перекрыть обзор на горку с фарфором, — как поживает ваша племянница, Софья Даниловна?
Вопрос был выбран правильный: Соболева успокоилась тут же и нежно заворковала о Сонечке, которую воспитывала с младых ногтей и которая более чем какая-либо другая девица достойна стать нашей будущей императрицей. Мисс Мэннинг выразительно зевнула, показывая, насколько её интересует эта тема, но, слава богу, не предложила английского варианта на замену нашему отечественному, а то, боюсь, ничем хорошим это бы не закончилось. И всё же от шпильки она не удержалась.
— Меня поражает, миссис Соболева, что вы желаете такой участи своей родственнице, — манерно растягивая слова, почти пропела она. — Сейчас какую газету ни возьми — везде статьи о покушениях на правящие династии. Не боитесь за племянницу?
Соболева сурово сжала губы, готовя отповедь в духе: «Наша система охраны лучше, чем где бы то ни было», но внезапно лицо её озарилось, лоб прорезала скорбная поперечная морщинка, и хозяйка дома с немалым артистическим талантом простонала:
— Вы не представляете, как вы правы, мисс Мэннинг. Проницательность в столь молодом возрасте — это столь удивительно и наверняка проистекает из вашей склонности к общению с духами.