Гитлер

Нисколько не разрядили обстановку начатые в середине августа немецкие маневры. Глава Генерального штаба генерал армии Бек, начиная с мая регулярно отправлявший Гитлеру донесения, в которых подчеркивал, что вермахт не готов к рискованной европейской войне, 18 августа подал в отставку и был замещен генералом Гальдером. Точно так же государственный секретарь фон Вейцзекер попытался приостановить движение к войне и призвать к проведению политики, заключающейся в том, чтобы разложить Чехословакию изнутри, как он выражался, «химически». Наконец, министр финансов Шверин фон Крозиг направил Гитлеру меморандум, в котором настойчиво подчеркивал, что Германия не выдержит длительной войны – ни экономически, ни психологически.

Действительно, экономическое положение было катастрофическим, и даже доходов от австрийской операции не хватило, чтобы закрыть зияющую брешь. Сам Геринг был настроен весьма пессимистически. 30 июня он должен был представить краткосрочный план производства пороха, динамита и других материалов военного назначения. 12 июля он составил «новый дополнительный план военной экономики». Вместо того чтобы добиваться полной независимости и запускать массовое производство вооружений, следовало сосредоточить внимание на более насущных нуждах. В новых планах речь шла уже не о 1940 годе, как предусматривалось Четырехлетним планом, а о 1942–1943 годах, что отвечало и прогнозам военных. Четырехлетка превратилась в шестилетку.

Кроме того, Геринг провел ряд хитроумных маневров с целью улучшить отношения с Англией. Его ближайший сотрудник Вольтат отправился в Лондон; его заместитель при Гитлере генерал Боденшац убедил другого его сотрудника, Видемана, последовать за ним. Гитлера поставили в известность в последнюю минуту, и он сумел дать отъезжающим лишь несколько наставлений, в основном сводящихся к тому, чтобы они раздобыли как можно больше точной информации о том, что происходит в Лондоне.

Однако благие намерения Геринга продлились не слишком долго. Одного визита в Берхтесгаден в июле хватило, чтобы в нем с новой силой вспыхнул воинственный дух. Гитлер хотел, чтобы рядом с ним был «сильный человек», потому что тем летом «он чувствовал себя одиноким; все чего-то хотели от него, но никто не интересовался им самим». Генералы от него отдалялись: адъютант Шмундт и Геринг подтвердили, что они все больше переходят на сторону оппозиции. Гитлер и сам ощущал исходящее от генералов, особенно от Бека, легкое презрение к нему, простому капралу и «выскочке». Он не разделял их идей относительно использования танков в наступательной войне. Генералы полагали, что танки хороши как тяжелые пехотные орудия, тогда как Гитлер выступал ярым сторонником мобильной наступательной войны, особенно после лета 1935 года, когда Гудериан доказал ему эффективность сочетания моторизованной техники с бронетехникой.

Одним из последствий расхождений между Гитлером и военачальниками-традиционалистами стало создание 17 августа 1938 года первого армейского соединения СС. Огромное влияние на принятие Гитлером этого решения оказали Борман и Гиммлер – вопреки учению о «двух столпах», вермахт больше не мог претендовать на роль единственной военной силы Третьего рейха. Однако еще более важным следствием разрыва стало то, что Гитлер и его сторонники заняли более жесткую позицию и решили применять к противникам Германии практику устрашения. Во время своего визита в Берлин 16–21 августа начальник Генштаба французских воздушных сил генерал Вюйемен удостоился самого любезного приема со стороны Гитлера и Геринга. Затем генерал Мильх пригласил гостя посетить заводы «Юнкерс», «Хейнкель» и «Мессершмитт», где ему продемонстрировали впечатляющие производственные планы. Ему показали новые модели «Мессершмитт-109» и «Хейнкель-111», по сравнению с которыми французские самолеты имели бледный вид. Разумеется, Мильх слегка преувеличил количество самолетов, которыми располагала Германия. Переговоры генерала Боденшаца с французским военно-воздушным атташе Полем Стеленом, равно как и доклады знаменитого американского летчика Линдберга о немецком военном потенциале, оказали свое влияние на позицию Франции во время чехословацкого кризиса, который обретал все более острую форму.

12 сентября на съезде в Нюрнберге, посвященном «великой Германии», Гитлер во всеуслышание объявил, что принял решение любой ценой вернуть в лоно рейха три с половиной миллиона судетских немцев. Вечером 9 сентября он собрал у себя Кейтеля, Браухича, Гальдера и военных атташе, чтобы обсудить с ними детали «Зеленой операции». Генштаб армии не выполнил его инструкции относительно сосредоточения танков и моторизованных частей в расположении 10-й армии генерала фон Рейхенау – Гальдер распределил их по разным армиям. Не одобрил он и плана Гитлера обойти чешские укрепления, двинув из Нюрнберга непосредственно на Прагу, хотя этот маневр стал возможным после аннексии австрийской территории. Споры продолжались пять часов, до трех утра, пока Гитлер не прекратил их волевым решением. Кроме того, он потребовал, чтобы были срочно усилены фортификации в районе Экс-ла-Шапели и Сааребрюккена – во время своего последнего визита он обнаружил, что они недостаточно надежны. На закрытии съезда Гитлер упрекнул генералов в отсутствии доверия и противопоставил их сомнениям верность и послушание простых «мушкетеров». Прощальный ужин прошел в ледяной атмосфере. По словам адъютанта фон Белова, «никто не подозревал, что это был последний съезд НСДАП».

После провала переговоров с СдП одного из эмиссаров британского премьер-министра тот решил встретиться с Гитлером, однако подождал, пока фюрер выступит с речью, прежде чем делать такое предложение. 13 сентября посол Хендерсон получил приказ передать через Риббентропа личное послание Чемберлена Гитлеру. 14-го пришел положительный ответ, и 15-го Чемберлен прибыл в Бергхоф. Он предложил принудить чешское правительство с согласия Парижа добровольно отдать территории, население которых на 50 % состоит из немцев, – при условии, что британский кабинет не станет возражать. Он не стал – и правительству Праги в конце концов пришлось смириться. 22 сентября Чемберлен снова встречался с Гитлером в Бад-Годесберге и сообщил ему «хорошую новость», но выяснилось, что за прошедшее время аппетиты канцлера возросли; теперь он требовал введения войск вермахта в Чехословакию, плебисцита на части территории и учета венгерских и польских притязаний. Все это было сформулировано в виде ультиматума, срок истечения которого был назначен на 28 сентября.

На сей раз ни Франция ни Великобритания не стали советовать Бенешу принимать подобные условия. 24 сентября во Франции был объявлен призыв «некоторых категорий резервистов». 26-го Форин-офис опубликовал заявление, в котором говорилось, что, если Чехословакия станет объектом немецкого нападения, «Франция будет обязана прийти к ней на помощь; Великобритания и Россия наверняка выступят на стороне Франции». Если советская позиция не вызывала сомнений в принципе, то никто не знал, как именно СССР станет помогать Чехословакии на практике. Следует добавить, что британский Генштаб информировал Чемберлена о том, что ведение войны сопряжено с огромным риском и что он не исключает вероятности того, что Англия эту войну проиграет.

Начался новый тур переговоров; на сей раз их вел советник премьер-министра сэр Хорас Уилсон. Гитлер произнес еще одну провокационную речь, хотя в ней, как показалось многим, содержалась возможность лазейки. Франсуа-Понсе, со своей стороны, выступил с очередным французским предложением… 28 сентября, в разгар его беседы с Гитлером – ультиматум истекал в 14.00,– пришла депеша от Муссолини, который предлагал провести четырехсторонние переговоры. Их инициатором был Чемберлен, хотя Геринг сыграл существенную закулисную роль. Гитлер согласился. По просьбе Муссолини встречу назначили на 29 сентября, в Мюнхене.

Изучая огромное множество дипломатических документов, воспоминаний и исторических исследований, посвященных чехословацкому делу – а содержащиеся в них сведения зачастую противоречивы, – непросто понять, какие намерения в самом деле двигали Гитлером. Впрочем, представляется несомненным, что с самого начала он стремился поглотить всю Чехословакию целиком, а судетский вопрос послужил ему всего лишь предлогом; он планировал организовать провокации, которые дали бы ему повод вторгнуться с войсками на территорию Чехословакии и провести ее молниеносный захват. Как и в случае с оккупацией Рейнской области и аншлюса, демократические страны, застигнутые врасплох, не успели бы отреагировать.

Майский кризис, предостережения генералов и кое-кого из высших чиновников, а также враждебное отношение значительной части немцев, призывы Рузвельта и короля Швеции, наконец, угроза со стороны английского флота не могли не поколебать его решимости. Однако отступить для него значило потерять лицо. В то же время продолжение мобилизации могло побудить Англию и Францию к вторжению. Предложение Муссолини давало выход из тупика, даже если оно касалось только этнических требований, о которых было заявлено публично.

Дуче в Мюнхене попал в родную стихию – Италия вновь обрела политический вес. Ему не слишком понравилось, что Гитлер поставил его в известность о своем намерении ввести войска в Австрию только накануне его отъезда; пусть он обещал отозвать свои соединения с Бреннера, это еще не означало, что Германия может свободно аннексировать Австрию. «Последней попыткой противостоять равнению на Германию» стало заключение так называемого Пасхального пакта от 16 апреля, направленного на урегулирование англо-итальянских разногласий в ряде регионов: на Средиземном море, Красном море, в Восточной Африке и на Среднем Востоке. С 3 по 8 августа Гитлер побывал в Италии, и, несмотря на бурные протесты, основанные на родственности обоих режимов, Муссолини под влиянием Чано уклонился от прямого ответа на предложение вступить в военный союз с Германией. Это давало ему возможность в Мюнхене взять на себя роль «европейского арбитра». Он вынес на обсуждение текст, подготовленный с участием немецкого министерства иностранных дел под руководством Вейцзекера и команды Геринга, работавшей над Четырехлетним планом. В нем говорилось о «традиционных империалистах», стремившихся к экономической гегемонии на континенте и овладению колониями. Нельзя сказать, что это была программа Гитлера, но участники встречи надеялись, что с помощью Муссолини ее удастся осуществить, договорившись с Великобританией. Несмотря на все свое фанфаронство, дуче тоже не был готов к войне.