Гитлер
Шрифт:
7 марта, выступая в рейхстаге, он впервые заговорил перед широкой аудиторией о проблеме колоний. С одной стороны, это был тактический ход, направленный на ускорение хода переговоров с Англией, с другой – уступка «империалистам Вильгельмовой эпохи» (во всяком случае, именно такова трактовка большинства историков). С определенностью можно утверждать только одно: начиная с этого времени при каждом очередном кризисе непременно всплывала тема колониальных завоеваний.
1936-й стал также годом возникновения нового очага международной напряженности, которым Гитлер воспользовался для продвижения собственных пешек на мировой шахматной доске. К Германии с просьбой о помощи обратился генерал Франко (возглавивший мятеж против республиканцев), желавший получить самолеты для доставки войск из Африки в метрополию. Прибывшие в Берлин два его представителя обратились в министерство иностранных дел, но не нашли там отклика – немцы не торопились вмешиваться в дела Испании. Ни гауляйтер Боле, ни его шеф Рудольф
Геринг поначалу воспротивился посылке самолетов Франко. Еще год назад он начал вести переговоры с законным испанским правительством по поводу создания системы взаимообменов – оружие на сырьевые ресурсы. Но он быстро сменил свою точку зрения, особенно когда эмиссары нарисовали перед ним радужную картину будущих перспектив сотрудничества с Франко. В конце концов Гитлер поручил ему организовать отправку самолетов мятежникам. На следующий день министр авиации вызвал в Байройт своего секретаря Мильха, и в Севилью направились 20 «Юнкерсов-52» (именно на таких летал фюрер) и, в качестве сопровождения, шесть истребителей «Хейнкель-51»; на всем пути следования за их движением следили с моря, с кораблей, оборудованных противовоздушными пушками. Для маскировки будущих обменных операций в Испании была создана Испано-марокканская транспортная компания, а в Берлине – компания РОВАК.
Принимая решение оказать помощь Франко, Гитлер вовсе не надеялся на быструю победу мятежников. Он хотел помешать блоку Народного фронта от Франции до Африки. Первая часть составленного им Четырехлетнего плана отражала то же самое маниакальное стремление противостоять большевизму.
Наступила осень, но до конца года в области немецкой внешней политики должно было произойти еще много событий. Помощь франкистской Испании была только первым шагом; следовало объединить между собой все страны, враждебно настроенные к большевизму, и создать антикоминтерновский пакт с участием Японии. Первая инициатива в этом направлении была предпринята фюрером еще в 1933 году, когда он выразил готовность признать Маньчжоу-Го (марионеточное государство, созданное Японией в 1931 году после стычки под Мукденом; в 1932 году Лига Наций сурово осудила Японию). Однако тогда он столкнулся с выраженным недовольством министерства иностранных дел, традиционно сочувствовавшего Китаю, а также с противостоянием рейхсвера и представителей экономических кругов. Нойрат, Бломберг, Шахт, Крупп фон Болен и даже Геринг – то есть все те, кто имел отношение к поставкам оружия и был заинтересован в сохранении хороших отношений с Китаем, воспротивились резкой смене политики на Дальнем Востоке.
Поэтому Гитлеру пришлось искать себе в Германии других помощников для осуществления этих планов. И он нашел их в лице ярого антикоммуниста Альфреда Розенберга и Риббентропа, сумевшего заручиться поддержкой военно-морских сил. Был призван крупный производитель оружия доктор Фридрих Вильгельм Гак, уже выполнявший посредническую миссию между авиационными заводами «Хенкель» и японским флотом; ему было поручено возобновить контакты с японскими партнерами. Однако японское адмиралтейство колебалось, несмотря на трудности в отношениях с Англией и США, не желавших признавать за Японией права на военно-морской паритет с демократическими державами. Зато немецкое предложение показалось привлекательным сухопутной армии микадо. Японский военный атташе в Берлине Хироши Ошима, явный германофил, связался с Гаком. Именно через него шла информация к Риббентропу, Бломбергу и главе контрразведки адмиралу Канарису. Связником между Гаком, японцами и заинтересованными в заключении договоренностей немцами стал сотрудник бюро Риббентропа Герман Роймер. Антикоминтерновский пакт был в общем и целом составлен уже к концу 1935 года; в январе 1936-го Гак отправился в Японию, чтобы информировать японское правительство. Оно благосклонно отнеслось к идее посредничества Германии в решении китайского вопроса, чем рассеяло сомнения немецких генералов относительно сближения с Японией. Подписание пакта задержалось из-за антиправительственного путча – неудавшегося – молодых японских офицеров в феврале 1936 года и общего развития международной обстановки, однако заключение франко-советского договора и события в Испании привели обе стороны к стремлению наполнить его содержанием, явно указывающим на создание настоящего военно-оборонительного союза; с этой целью к тексту пакта
было добавлено несколько секретных статей. Одновременно велись переговоры с Китаем о предоставлении кредита – во многом ради успокоения МИД и вермахта. Антикоминтерновский пакт (название было придумано в министерстве пропаганды) был подписан 25 ноября 1936 года.В июле 1937 года, после инцидента на мосту Марко Поло, вспыхнула китайско-японская война, вынудившая рейх, нимало не преуспевший в роли посредника между двумя странами, отказаться от своей двойственной политики на Дальнем Востоке. Летом 1938 года немецкие военные советники были отозваны из Китая; государство Маньчжоу-Го получило официальное признание. Поведение Японии по отношению к Китаю бросало вызов не только СССР, но и США, и европейским колониальным державам, что как нельзя больше устраивало «ревизионистов» в Берлине и в Риме.
Действительно, 6 ноября 1937 года к пакту присоединилась и Италия. Этот шаг означал конец политики «решающего веса» в сохранении равновесия сил в Европе, на которую претендовал Муссолини и которую сам же разрушил оккупацией Эфиопии. Провозглашение короля Италии императором Абиссинии в мае 1936 года имело целью предоставить Италии преимущество в Средиземном море, что никак не устраивало Францию и Англию. Поэтому Муссолини торопился укрепить связи с Германией и настоял, чтобы в Берлин пригласили его нового министра иностранных дел Чано. Поскольку реакция Берлина оказалась скорее прохладной, он заподозрил, что готовится англо-немецкое соглашение; Нойрат дал понять Риму, что признание или непризнание итальянской политики в Абиссинии будет зависеть от предоставления Германии гарантий на получение концессий в этой стране, от выработки единой позиции по Балканам и от поддержки колониальных планов Германии.
Подготовив таким образом почву, Чано мог отправляться в Германию для подписания протокола с Нойратом, что и имело место 23 октября 1936 года. Там же он провел переговоры с Гитлером. Текст протокола показывает, что ни та ни другая сторона пока не хотели связывать себе руки ни на Балканах, ни в Австрии. Дело ограничилось соглашением о намерениях. Несколькими днями позже, 1 ноября, Муссолини заговорил о создании оси Рим – Берлин – насколько можно судить, без консультаций с Германией. Не исключено, что причиной этого послужило то, что в немецкой прессе гораздо больше внимания уделялось назначению Геринга на пост руководителя Четырехлетнего плана, нежели визиту Чано или возведению Абиссинии в ранг империи.
Еще больше неясности в итальянский вопрос внесла публикация тронной речи нового короля Англии Эдуарда VIII. Во всяком случае, Гитлер в этот момент даже не рассматривал создание оси в качестве альтернативы альянсу с Англией; эта ось оставалась для него лишь средством усиления давления для осуществления колониальных устремлений. Однако сближение с Великобританией затягивалось. 13 ноября во время встречи с Геббельсом фюрер жаловался на нерешительность англичан, утверждая что британскому правительству изменяет инстинкт. С руководством Италии дело обстояло не в пример лучше. Кроме того, Чано, вопреки опасениям, произвел на него самое благоприятное впечатление. Ради усиления своего влияния в Берлине дуче направил туда Ренцетти, назначив его генеральным консулом. Этот человек хорошо говорил по-немецки, в отличие от посла Аттолико, с которым, по словам Геббельса, «ничего нельзя было поделать».
Сдвинуть дело с мертвой точки не помогли ни «ухаживания» Гитлера за «осторожной Британией» в лице бывшего министра авиации Его Величества лорда Лондондерри, ни состоявшийся в Оберзальцберге «вечер фронтовых воспоминаний» двух ветеранов прошлой войны – бывшего премьер-министра Англии Ллойд Джорджа и бывшего капрала. Все, что удалось Гитлеру, это очаровать Ллойд Джорджа, который приехал в Германию с вполне определенной целью – ознакомиться с социальной политикой Третьего рейха и мерами, предпринимаемыми против безработицы.
В общем и целом, несмотря на «английскую сдержанность», нацисты, как отмечал Геббельс, могли гордиться итогами 1936 года. Они проверили реакцию демократических стран и значительно продвинулись вперед в борьбе с большевизмом, а также израсходовали «баснословные деньги» на перевооружение, чтобы быть готовыми к 1938 году. Этапами на пути к достижению этой цели стали оккупация Рейнской области, помощь Испании, Антикоминтерновский пакт и поддержка Италии. Наступал 1937 год. Что он должен был принести с собой, чтобы рейх смог развязать себе руки и обратить свои взоры на восток?
1937–1938 годы: выжидание и этническая экспансия
30 января 1937 года, ровно через четыре года после своего прихода к власти, Гитлер объявил, что время сюрпризов миновало. Действительно, на протяжении следующего года во внешней политике Германии не случилось ничего неожиданного.
Фюрер в основном занимался грандиозными преобразованиями в Берлине, Мюнхене и Нюрнберге. Он принял у себя огромное число высокопоставленных иностранных представителей – бывшего главу партии лейбористов Лэнсбери, герцога Виндзорского (он же бывший король Эдуард VIII, отрекшийся от престола) с супругой, агу-Хана, вождя английских фашистов сэра Освальда Мосли (его свадьбу с Дианой Митфорд праздновали в доме Геббельса), наконец, бывшего вице-короля Индии и хранителя королевской печати лорда Галифакса.