Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов)
Шрифт:
На его лице появилось выражение странно смешанного облегчения и тревоги.
– Тогда расскажи мне все.
– Не мог бы ты сначала послать за своей дочерью? Прежде чем я буду уверен, мне нужно задать ей несколько вопросов. И когда я задумываюсь о глубине ее горя, мне кажется, что она тоже должна услышать то, что я должен сказать.
Он позвал раба, чтобы тот позвал девушку из ее комнаты.
– Ты, конечно, прав, Клея должна сюда прийти, несмотря на ее… неприглядный вид. В конце концов, ее горе – это горе женщины, но, знаешь ли, я вырастил ее почти как сына. Так что, она научилась даже читать
– Да, я знаю.
Клея вошла в комнату, ее накидка демонстративно откинулась с остриженной головы. Ее щеки были покрыты свежими синеватыми царапинами – признаками того, что ее горе не утихало весь день.
– Искатель думает, что знает, кто убил Клеона, - объяснил Сосистридес.
– Да, но сначала мне нужно задать тебе несколько вопросов, - сказал я.
– Ты в состоянии говорить?
Она кивнула.
– Это правда, что ты с братом вчера посетили ежедневное утреннее занятие с Малсибером?
– Да, – она отвела глаза, покрасневшие от слез, и заговорила хриплым шепотом.
– Когда вы пришли в его дом, Малсибер был там?
Она замерла.
– Да.
– Это он открыл вам дверь?
Опять пауза.
– Нет.
– Но его раба не было дома, он ушел на целый день. Кто вас впустил?
– Дверь была открыта… то есть приоткрыта…
– Значит, вы с Клеоном просто вошли внутрь?
– Да.
– Твой брат обменивался резкими словами с Малсибером?
Ее дыхание стало прерывистым.
– Нет.
– Ты уверена? Только накануне твой брат публично отверг и унизил Малсибера. Он вернул его любовные стихи и высмеял их перед другими. Это, должно быть, было ужасным ударом для Малсибера. Правда ведь, что когда вы оба вчера утром явились к нему в дом, Малсибер вышел из себя в разговоре с Клеоном?
Она покачала головой.
– А, что, если я предположу, что Малсибер впал в истерику? Что он выступал против твоего брата? Что он угрожал его убить?
– Нет! Ничего подобного не было. Малсибер был не таким – он никогда бы и не подумал о таком!
– Но я предполагаю, что он это сделал. Я предполагаю, что вчера, после того, как Малсибер пострадал от обмана и издевательств твоего брата, его отношение переменилось. В нем что-то оборвалось и его страсть пропала. К тому времени, когда ты с братом покинули его дом, Малсибер, должно быть, бредил как сумасшедший…
– Нет! Он не мог! Он был…
– А после того, как вы ушли, он задумался. Он взял любовные стихи, в которые он вложил свое сердце и душу, те самые стихи, которые Клеон так презрительно вернул ему накануне. Когда-то они были для него прекрасными, но теперь показались ему гнусными, и поэтому он их сжег.
– Ничего подобного!
– Он планировал посетить игры в гимнасии, чтобы подбодрить Клеона, но вместо этого он дождался окончания соревнований, а затем пробрался в коридор, украдкой, как вор. Он наткнулся на Клеона, плававшего в одиночестве в бассейне. Он увидел статую Эроса – горькое напоминание о его собственной отвергнутой любви. Больше никого не было
рядом, а был только Клеон, плывший лицом вниз, и даже не подозревающий, что кто-то еще находится во дворе, ничего не подозревающий и беспомощный. Малсибер не мог сопротивляться собственным страстям – он подождал того самого момента, когда Клеон проплывал под статуей, а затем столкнул ее с пьедестала. Статуя ударила Клеона по голове и тот потеряв сознание, упал на дно и утонул.Клейо заплакала и покачала головой.
– Нет, нет! Это был не Малсибер!
– О да! А потом, охваченный отчаянием из-за того, что убил мальчика, которого он любил, Малсибер бросился домой и повесился. Он даже не потрудился написать записку, чтобы оправдаться или попросить прощения за убийство. Считавший себя поэтом, но что может быть для поэта большей неудачей, чем отказ от его любовных стихов? И поэтому он повесился, не написав ни строчки, и молча отправившись на свой погребальный костер, как обычный убийца ...
– Нет, нет, нет! – Клея схватилась за щеки, стала рвать на себе волосы и запричитала. Экон, которому я велел подготовиться к такой вспышке, тем не менее отступил назад. Сосистридес в ужасе посмотрел на меня. Я отвел глаза. Как я мог запросто сказать ему правду и заставить его поверить в нее? Ему должна была рассказать ее сама Клея! И Клея ее рассказала.
– На самом деле он оставил прощальное письмо, - воскликнула Клея. – Это было самое красивое стихотворение, которое он когда-либо написал!
– Но его раб ничего не нашел. Стихи Малсибера Клеону исчезли, и не было ничего …
– Потому что их забрала я! – перебила меня Клея
– Тогда где они?
Она полезла за пазуху своего черного платья и вытащила два свертка мятого папируса.
– Это были его стихи Клеону! Никто никогда не видел таких прекрасных стихов, такой чистой, сладкой любви, выраженной в словах! Клеон высмеивал их, но они разбили мне сердце! А вот его прощальное стихотворение, которое он оставил лежащим перед собой, чтобы Клеон обязательно увидел его и прочел, когда вчера утром мы пришли к нему домой и нашли его висящим в зале со сломанной шеей… мертвым… ушедшим от меня навсегда!
Она сунула мне в руки обрывок папируса. Стихотворение было написано по-гречески, яркими буквами, красивым почерком. Мое внимание привлекла фраза посередине:
Когда-нибудь и твоя красота поблекнет;
И ты полюбишь кого-нибудь безответно!
А сейчас пожалей и почти мой жалкий труп
Послелним и единственным, прощальным поцелуем ...
Она схватила папирус и прижала его к груди. Мой голос глухо прозвучал в моих ушах.
– Когда вы вчера пришли в дом Малсибера, то нашли его уже мертвым.
– Да!
– И ты плакала.
– Потому что я его любила!
– Даже, зная, что он не любил тебя?
– Малсибер любил Клеона. Он ничего не мог с собой поделать.
– Клеон тоже плакал.
Ее лицо настолько исказилось от ненависти, что я услышал, как Сосистридес задохнулся от ужаса.
– О нет, - сказала она, - он не плакал. Клеон засмеялся! Он засмеялся! Он покачал головой и сказал: «Какой же он дурак», - и вышел за дверь. Я крикнула ему, чтобы он вернулся, чтобы помог мне снять Малсибера, а он только сказал: «Я опаздываю на игры!» - Клея рухнула на пол, плача, листки со стихами рассыпались вокруг нее.
– «Опаздываю на игры!» - повторила она, как если бы это была эпитафия ее брату.