Гладиаторы
Шрифт:
— Полдеревни обежал, пока нашел совковую, штыковой долго проколупаемся, — сказал Акакий, прерывисто дыша. — Когда нужно, не найдешь, а в другое время под ногами валяются.
— Где в этой чертовой ограде оставлен проход?! — раздраженно спросил Дато. — Коня-то как заводили, когда пахать нужно было?
— Проход есть со стороны спортплощадки, — ответил Акакий. — А пахали на тракторе…
— Я и не знал, что это твоя кукуруза… Неужели сам каменную ограду клал? — Дато иронически посмотрел на ухоженные руки Акакия.
— Ученики помогали, —
— Земля ничего?
— Глубже, чем на метр не войдешь. Дальше скальный грунт…
— Может, ты не хочешь хоронить Кобу на своем поле?
— Какое это имеет значение? — ответил Акакий.
Дато быстро нашел место для могилы — там, где под кукурузой пореже рос сорняк, и штыковой лопатой наметил контур.
— Погоди! — сказал Акакий. — Дай сперва мне, а ты продолжишь. Надеюсь, до полудня они не покажутся…
— Кто-нибудь нас все-таки выдаст. Наверняка в деревне слышали стрельбу…
— Никто нас не выдаст! — ответил Акакий.
— Силой заставят!
Об этом, похоже, Акакий не подумал и растерянно замолчал.
— А, ладно! Чему быть, того не миновать! — сказал наконец. Контур могилы, намеченный Дато, Акакий основательно уменьшил и в длину, и в ширину. Три рослых кукурузных стебля, пришедшихся на середину контура, аккуратно вытащил вместе с корнями. — Потом снова посажу, — побежал, воодушевленный собственной находчивостью. Вытащенные с корнем стебли аккуратно положил в сторонке и только после этого снял пальто.
Дато подошел к телу боевика в «афганке», пошарил у него в карманах, вытащил пачку сигарет. К Акакию вернулся, попыхивая сигаретой, знаком велел передать ему лопату и продолжил начатую работу..
— Пойду, гляну еще раз, как у них дела, и сразу же вернусь, — сказал Акакий. Он смотрел на Дато, будто не веря своим глазам, так у того спорилось дело.
— Уморит тебя эта беготня, — сказал Дато и, поймав его взгляд, усмехнулся: — Чего уставился? Думал, не умею землю копать? Будь спокоен, на рытье окопов намахался…
Отложив лопату, Дато разделся до пояса и продолжил работу. Выкопанную землю бросал к корням кукурузы. Отрыв яму на полчеренка, понял, что могила, даже после корректировки Акакия, шире чем нужно; дальше копал, значительно ее сузив. Работал размеренно, если не сказать монотонно, и поэтому не чувствовал усталости. Выкопанные камни складывал отдельно. К возвращению Акакия возле могилы возвышалась внушительная груда белых камней.
— Мать Мамантия может умом тронуться. Не плачет, не разговаривает. Сидит, уставившись в одну точку! — сказал Акакий.
— Жалко мне ее! — сказал Дато, не переставая копать.
— Старший сын до войны погиб в аварии… Жалко, конечно!.. Послушай, я вот что думаю. Столько бегал, побегаю еще. Принесу-ка я целлофан, припрятан у меня в одном месте. Подложим под тело, снизу и с боков, и так похороним. Здесь, между землей и скальным грунтом, вода застаивается, а целлофан хоть как-то убережет. Полностью заворачивать не стоит — тело испортится.
—
Дело говоришь… И воду захвати, пить хочется, — сказал Дато. Он вылез из ямы и закурил. Сигареты были хорошие, дорогие.Небо заволокло тучами. Дато выбросил окурок и продолжил работу. Теперь он уже жалел, что хоронил Кобу на кукурузном поле. От упора ногой в край лопаты разболелась ступня. Тем не менее продолжал копать, не снижая темпа, хотя ступню ломило все сильнее: боль отвлекала, помогала не думать ни о чем, а это нужно было сейчас больше всего.
Акакий принес большой кусок использованного целлофана, развернул.
— Не новый, но совсем целый, без дырок, — сказал он. — В земле долго сохранится. Это он на солнце быстро портится.
— Ты что, химию преподавал? — спросил Дато.
— Математику, — ответил Акакий. — Просто знаю из опыта. Жена в свое время уговорила соорудить теплицу под овощи. Я и перекрыл целлофаном.
— Жена где похоронена?
— На кладбище. Не на том, которое вчера видели. То кладбище — большой деревни, — ответил Акакий. — Те, из санатория, когда в очередной визит увидели свежую могилу, всю деревню верх дном перевернули, думали, что похоронили кого-то из наших. Чуть тело не заставили выкопать — убедиться, что там не гвардеец…
Акакий взял мотыгу и принялся вырубать землю по дну. Работал на совесть.
— Сколько детей осталось у Кобы? — неожиданно спросил он.
— Две девочки.
— Мамантий так и ушел, никого не оставив, — сказал Акакий. — Будь у него жена и дети, конечно, не остался бы здесь, вывез бы семью подальше и сам ушел бы, не бросать же их… И был бы сейчас жив, — сказал Акакий и, поплевав на ладони, вновь взялся за мотыгу.
— Никто не знает заранее, что может случиться, — сказал Дато.
Они наткнулись на большой валун и долго вытаскивали его из ямы.
— Не думал, что здесь скала так глубоко, — утирапясь, пропыхтел Акакий. — Хоть в этом Кобе повезло!
Вытащив валун, стали копать молча, тяжело дыша.
— Такое странное чувство, вроде все это со мной не в первый раз. Как будто все то уже когда-то было, — нарушил молчание Акакий.
— Так бывает! — ответил Дато и, видимо, настроившись на философский лад, изрек: — Никто не знает, когда мы умрем и где будем похоронены.
Лопаты уперлись в скальную породу, и они прекратили работу.
— Кобу хороним сейчас же! — сказал Дато. — Кто знает, что еще может стрястись… К тому же мне надо отлучиться по очень важному и необходимому делу. Не хочу оставлять его непохороненным. Не будем откладывать!
Они принесли тело Кобы и уложили возле кучи вынутых из могилы камней.
— Я открою ему лицо, — сказал Акакий. Дато ничего на это не сказал, и Акакий замешкался в нерешительности.
— Если хочешь, отойди. Сниму повязку с лица. Нельзя хоронить с подвязанной челюстью, — сказал Акакий, снимая ремень с завернутого в дождевик трупа. Дато наклонился и стянул ремень с ног Кобы.