Гладиаторы

— Продеть ремень в штаны? — спросил Акакий.

— Не надо. Положим рядом… Может, челюсть опять подвязать? Не хоронить же вот так, с открытым ртом, — сказал Дато.

— Нельзя, не полагается! — ответил Акакий. — Где-то у меня была старая шифоньерка. Если бы не спешка, сколотил бы гроб.

— Нет времени! — сказал Дато. — Заверни!

Акакий снова обернул покойника в дождевик, тело положили на целлофан.

Когда тело Кобы упокоилось на дне могилы, Дато показалось, что он заплачет, но глаза остались сухими. Он не смог заплакать.

— Поближе к поверхности сложим в могилу вынутые камни и засыпем землей, — сказал Акакий. — Если нас не останется в живых, останется надежда, что кто-нибудь, распахивая участок, зацепится плугом за камни и поймет, что здесь или могила, или тайник…

— Надо было написать на бумажке имя и фамилию и вложить куда-нибудь, — сказал Дато. — Я об этом думал и все-таки забыл…

— У вас что, нет жетонов? — спросил Акакий. — У солдат ведь должны быть жетоны…

— Разумеется, у солдат висят на груди жетоны, но только не у нас, а в кино. — ответил Дато.

— Хочешь, выгребу землю и вложим записку.

— Не надо, — ответил Дато. — Землю надо бы утрамбовать, только я не смогу…

— Отойди-ка подальше. Я сделаю все что надо, — ответил Акакий.

Дато отошел к каменной ограде, присел и закурил сигарету.

Когда вернулся к могиле, Акакий уже надевал пальто. Могилу он аккуратно утрамбовал, оставшуюся землю разбросал вокруг.

— Надеюсь, пальба, которую мы тут устроили, не достигла ущелья, где красуется санаторий! — сказал Дато; он думал о Кобе и поймал себя на том, что заговорил в его манере. — Как по-твоему, это возможно?

— Не знаю!

— Они могут сюда пожаловать. В большую деревню надо кого-нибудь послать, предупредить, чтобы ни слова…

— Скоро польет дождь, — сказал Акакий. — Придется идти мне: из молодых остался только я. Сейчас принесу оставшуюся водку, прикончим перед уходом, хоть немного расслабимся.

— Дождь нас устраивает, — сказал Дато.

— Захвачу еще и целлофан, схорониться в лесу от дождя.

— Почему в деревне нет собак? — спросил Дато. — Почему их нет хотя бы у тех, кто остался?

— Собаки ушли с хозяевами. А тех, что остались, они прикончили, да еще предупредили: в каком дворе увидят собаку, тот дом сожгут…

— Будь в деревне собаки, мы бы раньше узнали о визите этих ублюдков, — сказал Дато. — Тогда бы и они решили, что кур всполошила собака, и не погнались бы за нами. Знали, что собак нет, и смекнули, кто вспугнул кур.

— Бессмысленно погибли и Мамантий, и Коба! — сказал Акакий.

— Мы все гибнем бессмысленно! — ответил Дато.

Почти целый час лило как из ведра. Но к тому времени, когда Дато и Акакий вернулись в лес, ливень перешел в морось, надоедливую и нудную. Наскоро соорудили из целлофана подобие палатки для Мамантия и его родителей. Сами сидели поодаль, в такой же наскоро сооруженной палатке. Сухощавая женщина с клюкой тоже была там. Она опрокинула стаканчик водки, и ее лицо приняло такое горестно-обиженное выражение, будто она знает, что скоро отдаст Богу душу, и скорбит об этом и в то же время досадует, что никто ей не верит.

Родители Мамантия отправились домой за одеждой сына, чтобы обрядить его. Акакий соорудил им из целлофана дождевики и хотел проводить, но они не согласились. После того как старики ушли, сухопарая плакальщица сообщила, что все случившееся видела накануне во сне.

— Я знала, что-то должно случиться, и вот… случилось. Пусть никто не говорит, что вещих снов не бывает! — сказала она и почему-то вперила взгляд в Дато. Дато, чтобы только избавиться от ее пронизывающего взора, кивнул в знак согласия.

— Похороним Мамантия и я уйду. К утру вернусь, — сказал он Акакию.

— Куда ты?

— Есть одно дело, надо его уладить! Сделаю и к утру вернусь! — ответил Дато. По его тону чувствовалось, что он не был расположен растолковывать Акакию свои намерения. — Давай допьем, что осталось, а то как бы мне не простыть.

— Пейте, ребята, пейте! — неожиданно поддержала женщина. — Если душа просит, нужно выпить… Легче станет. Не всем под силу справиться с такой бедой, — однако выпить сама на сей раз желания не выказала и даже попыталась объяснить, почему только что лихо пропустила стаканчик. — Не только вам, мужикам, но и нам, бабам, иной раз она нужна, как мне вот…

— Послушай, мне пора. Давай не будем терять время, выкопаем могилу, и я двинусь! — нетерпеливо сказал Дато.

— Не беспокойся, о могиле мы позаботимся, когда стемнеет, — ответил Акакий. — Они еще даже не решили, где будут хоронить.

— Тогда я уйду сейчас!

— Утром вернешься? — с тревогой спросил Акакий.

— Непременно!

— Я тоже думаю уйти за тобой. Получше замаскирую машину ветками и уйду в большую деревню… Сам ничего говорить не стану… Если не будут расспрашивать, ничего и не скажу.

— В такую погоду не станут искать пропавшую машину с вертолетов, — сказал Дато. Его беспокоило, что трупы обоих боевиков остались в кукурузе. Их надо было спрятать, он не был уверен, что Акакий справится с этим, даже не был уверен, что тот осмелится в одиночку подойти к ним. — Я кое-что придумал. Это запутает следы. Надеюсь, у меня получится. Если получится, то пропавших солдат они здесь искать не станут… В большую деревню пойдешь завтра. Когда я вернусь, тогда и пойдешь!

— Что ты придумал? — с тревожным интересом спросил Акакий.

— Секрет фирмы… Скажу, когда вернусь. Не люблю говорить заранее… Конечно, быстрее бы на машине, но не получится: в такую слякоть из лесу ее не вывести…

— Я пойду с тобой.

— Лучше присматривай здесь, — сказал Дато.

Перед тем как уйти, он вернулся на кукурузное поле; Акакий подумал, что хочет побыть в одиночестве у могилы Кобы, и намеренно отстал. Но Дато направился к трупам боевиков. Наручные часы боевика в «афганке» продолжали тикать. Пошарив по карманам худощавого, нашел сигареты.