Глас Времени
Шрифт:
Я приказываю Вам организовать операцию, которая позволит руководителям рейха покинуть Берлин. В ближайшие полтора месяца Вермахт гарантированно будет удерживать позиции, но когда Вы будете читать это письмо, вероятно, ситуация будет доведена до предела.
Мы с Вами знаем: смерти фюрера допустить нельзя!!! Если это произойдет, все, к чему мы стремились, лишится смысла.
Я намеренно не стал прибегать к передаче этого сообщения по радиосвязи: нас, бесспорно, перехватывают противники. Ключи к нашим шифровальным
Посылаю код: 200489. В день, когда битва за Берлин подойдёт к концу, я активирую резервный передатчик, и Ваши радисты засекут сигнал, содержащий эти цифры. С той секунды Вы, при помощи известных средств, должны будете прийти на помощь.
С надеждой на успех,
Рейхсляйтер Мартин Борман. Хайль Гитлер!»
Лабберт роняет письмо и поворачивается к Хорсту.
– Что ты рассказывал о загадочном радиосигнале, зафиксированном нашими приемниками? – борясь с хрипотой, спрашивает он.
– 25 апреля в 19:45 по берлинскому времени наши приемники зафиксировали серию мощных трансконтинентальных сигналов. Обычно все они приходят в виде шифрованных данных, но в том случае послание было открыто, всего шесть цифр, странным образом совпадающих с датой рождения Адольфа Гитлера. В штабе подумали – шутка.
«Сегодня 29-ое! Прошло четверо суток!.. Опоздали!!!» – думает Лабберт.
– Живо! Гони!
– У нас впереди целый день, – говорит Фич, обращаясь к Иосифу и Лотару. – Сейчас войска Свобод и Порядка проводят маневр у берегов Антарктиды, поэтому нам там пока делать нечего. К завтрашнему вечеру ожидается затишье, которым мы обязаны воспользоваться, чтобы высадиться на континент.
Хотя солнце высоко, день готов угасать. В небе ни облачка. Город окутан роем воздушных кораблей, их движение не прекращается ни на минуту.
– Хотите, я проведу для вас экскурсию? – спрашивает Фич.
– По городу? – Иосиф поднимает брови.
– У нас двадцать четыре часа, вполне успеем по миру! На трансконтинентальных воздушных направлениях можно лететь со скоростью свыше пяти тысяч километров в час. Попутно в полете будем рассуждать о предстоящей миссии, а в промежутках можете отдыхать.
– Что скажешь? – Иосиф обращается к другу.
– Мне все равно. Решай сам. – Причина внезапной смены настроения Лотара проста: он думает о семье.
– Отличное предложение, – встает Иосиф.
Через минуту их серебристые костюмы блеснут в лучах солнца и скроются за бортом белоснежного челнока.
– Как бы я ни старался, мне трудно представить, что Хорст до сих пор жив, – говорит Иосиф, поглядывая в иллюминатор.
– А я очень рад, что прихвостень того сукина сына и ныне топчет землю, – с усмешкой заявляет Лотар. – И не если, а когда я до него доберусь, он за всё мне заплатит. Конечно, моя месть по отношению к нему будет не совсем справедлива, ведь он всего-навсего выполнял приказы. Вот добраться бы до самого Лабберта! Этот гад получил бы по полной!
– Кстати,
есть шанс, что и он еще жив? – спрашивает Иосиф Фича.– Не исключено, но точно не знаю. Информация только о Хорсте.
Фич берет курс на запад, на три тысячи километров, туда, где почти тысячу лет назад князь Юрий Долгорукий заложил город, впоследствии ставший Третьим Римом.
С немыслимой скоростью они летят навстречу солнцу, оттого, кажется, время замедлилось, остановилось, а то и вовсе пошло вспять.
Шестьдесят минут – и челнок начинает снижаться.
– Люблю обращать часы вспять! – заявляет Фич. – На моем рабочем аппарате с его возможностями можно обгонять не только часы, но сутки, годы и тысячелетия.
– У вас каждый может путешествовать во времени? – спрашивает Иосиф.
– Нет, – отзывается Фич. – Только Хранители Времени, то есть я и десяток человек – наш отряд.
Иосиф хрустит суставами пальцев.
– Если дать людям такую возможность, наступит хаос, – продолжает Фич. – Это как в вашем времени каждому выдать по ракете. Где мы потом будем всех искать? Половина населения Земли все время будет отсутствовать, а те, кто останутся, будут готовы переехать, скажем, в эпоху ренессанса или каменный век.
– Это что-то невообразимое…
– Что именно?
– Я имею в виду перемещение во времени. Когда я впервые испытал чувство переноса, подумал, что просто умер, а эти видения – плод мечущегося между жизнью и смертью сознания.
– В какой-то степени это так. Ты действительно умер.
Задумавшийся Лотар широко раскрывает глаза, услышав такое.
– Каждый, кто перешагивает черту собственного времени, умирает. – Фич не намерен накалять обстановку и отвечает, не дожидаясь лавины вопросов. – Он теряется в истории, выпадая из всех процессов, начиная с тех, что происходили миллиарды лет назад. История выстраивается в обход такого человека. Но это нельзя назвать смертью как таковой, ведь он продолжает жить в другом времени.
Фич задает навигационные параметры челноку; на средней скорости они летят туда, где меж колоссов высотою в небо пролегает странная равнина – почти идеальный круг, где отсутствуют высотные здания, лишь несколько темных прямоугольников возвышаются на небольшом удалении от центра этого подозрительно знакомого ландшафтного эллипса.
– При том мир удивительным образом балансирует сам себя, – продолжает Фич. – Если вы известный ученый, без которого немыслимо открытие, и вас заносит в другое время, в мире, который вы оставили, чудесным образом найдется другой человек, и великое открытие теперь будет немыслимо уже без его имени. Все происходит с поразительной скоростью. Словно перестройка событий не сложное дело, зависящее от бесконечности факторов, а игра.
– Покинув свое время, мы перестаем существовать. Но что происходит, когда мы возвращаемся? – уточняет Иосиф.
– Главное при возвращении – подобрать исходный момент, после которого вас там не стало. Это очень сложно. Если Лабберт обещал вам возвращение – он лгал, ибо с той грубой аппаратурой, которую он использовал, отыскать «свою» тысячную долю секунды чрезвычайно сложно.
– Но как он из будущего, в котором повстречал нас, смог вернуться обратно без тех последствий, которые ты описал? – спрашивает Лотар.