Главбухша

Земская вытащила несколько папок отдала их Рындину.

— Вот, пожалуйста, а дальше смотрите сами!

— Спасибо!

Рындин стал складывать палки к себе в портфель.

— Мне бы от вас бумажечку с перечислением того! что вы у нас взяли, товарищ капитан! — столь же вежливо попросила Марта.

— Непременно!

Офицер вытащил протокол изъятия, стал вписывать туда названия папок.

Полицейские лениво бродили по кабинету, не зная, чего еще искать. Вдруг один из них подошел к портрету Чарли Чаплина, долго смотрел на него, заглянул сбоку, неожиданно чем-то заинтересовавшись, затем снял портрет, принес капитану. Рындин помедлил и вытащил оттуда толстую красную тетрадь. Стас побледнел и вцепился в столешницу, это была книга черной кассы.

Марта, увидев, что нашли налоговые полицейские, на мгновение словно превратилась в камень, но усилием воли заставила себя даже улыбнуться.

— Что это такое? — поморщившись, спросил капитан, скосившись на Земскую. Но Марта почему-то сразу поняла, что офицер налоговой полиции хорошо знает, какой документ держит в руках. И именно ради него он сюда и заявился.

— Это не имеет отношения к нашей работе, это частные записи, — Земская потянулась рукой к тетради, но Рындин быстро сунул ее в портфель.

— Ничего, мы посмотрим эти ваши записки, — с торжествующим видом сказал капитан.

Марта обернулась к Стасу, словно он мог выручить ее, но Ровенский был не состоянии выговорить ни слова, с отчаянием осознавая, какой разрушительной силы компромат попал в руки налоговикам. Он вдруг

понял, почему люди убивают друг друга. Приди Рындин сюда один и будь у Стаса в руках пистолет, он бы, возможно, и выстрелил. Так ему, по крайней мере,

представилось.

— Но вы не имеете права брать частные записи! — опомнившись, стала настаивать главбухша. — Это моя личная собственность!

— Частные записи хранятся у людей дома, а все, что находится в офисе, считается собственностью служебной, — возразил офицер. — Если я увижу, что это действительно не имеет отношения к деятельности фирмы, то тотчас же тетрадь верну и принесу свои извинения. Мы уважаем права человека и не читаем дневники и частную переписку.

В голосе Рындина зазвучали насмешливые нотки, чувствовалось, что он издевается.

— Что ж, спасибо за сотрудничество! Не прощаюсь, надеюсь, мы скоро увидимся!

Капитан забрал портфель, кивнул автоматчикам, надел фуражку и вышел, а за ним его рать.

Несколько мгновений Марта и Стас сидели молча, не глядя друг на друга.

Вбежал Алексей:

— Ну как, все нормально?

— Иди работай, — сказал Ровенский.

— Понял. — Продавец исчез.

На столе оставалась недопитая бутылка шампанского, и Стас в несколько глотков осушил ее. Потом заметил страждущие глаза Марты и покраснел.

— Извини.

Земская налила себе холодного чая, залпом выпила. Потом закурила, лихорадочно пытаясь вспомнить все записи, которые она делала в книге за последнее время. Вроде бы фамилий она не писала, указывала лишь две буквы: «С», «М» — и суммы. Что же там еще есть?

Марта леденела от страха, и память отказывалась выдавать все подробности.

— Как там оказалась книга черной кассы? — помолчав и набравшись сил, спросил Ровенский, мотнув головой на портрет Чаплина. — Она же у тебя дома хранилась! Главбухша кивнула. Налила себе еще чаю.

— Как? — переспросил директор.

— Глупость ума, — выдавила из себя Земская. — Несусветная глупость! Я бы таких пристреливала!

— Бывает...

Стас тоже закурил. Они помолчали еще минут десять. Марта не двигалась с места.

— Может быть, пойдем поужинаем? — предложил он.

—Тебе кусок полезет в горло?

— На меня нападает жор, когда я нервничаю. И потом, не сидеть же здесь весь вечер?

Стас не знал, какие записи делала Марта в книге черной кассы, но не сомневался, что в любом случае они помогут полицейским догадаться о механизме утаивания от налоговой инспекции большой суммы денег. Самое худшее, что может произойти, так это что их придется отдать. Но это самое худшее. Что-то, возможно, удастся отстоять. Но не исключено, что Рындин, как и все остальные, берет взятки и запросит тысяч пятьдесят. Они скинутся по двадцать пять, не такая уж большая утрата, заработают, в конце концов. Не надо только отчаиваться. А вот на Марте лица нет, она очень впечатлительна.

— Давай пока не будем паниковать! Надо успокоиться, взять себя в руки и решать проблемы по мере их поступления.

4

Они все-таки поехали к Стасу. Сев на разных концах длинного стола, с жадностью набросились на еду, точно голодали до этого целую неделю, и минут десять

молча ели, выуживая самое вкусненькое, позвякивая вилками, соусницами да изредка поднимая головы и поглядывая друг на друга, улыбаясь тихо и грустно, ибо радоваться было нечему.

Когда прошел первый приступ голода, Марта откинулась на спинку стула и не без ехидства изрекла:

— Пир во время чумы!

Стас не ответил. Он еще продолжал жевать.

— А это что за рыба? — кивнув на одно из блюд, спросила Марта.

— Форель.

— Народ голодает, а мы тут устроили...

— Мы продаем автозапчасти для иномарок. А на иномарках у нас ездят богатенькие. Значит, мы обираем богачей, — не задумываясь, ответил Ровенский.

— А те обирают народ! — добавила Марта.

— Вот так зародились первые социалисты и произошла революция. Мы придем к тому же. Сделать всех богатыми невозможно. Лентяя не сделаешь богатым, безрукого не научишь ремеслу. — Стас поглощал оливки с анчоусами. — Страшный и порочный круг. Есть народы, которые привыкли работать. Они могут пить, бабничать, но при этом вкалывают, как волы. А других из-под палки не заставишь... Кстати, на второе — молочный поросенок с гречневой кашей, он стоит в духовке, чуть подпекается.

— Не могли налоговые полицейские сами с бухты-барахты начать эту акцию против нас! — не выдержав, вернулась к больной теме Марта.

— Они явно подготовились и знали, что им нужно искать, — согласился Ровенский.

Во время обыска Земская старалась не смотреть на полицейских, и ей показалось, что они наткнулись на красную тетрадь случайно.

— Ты считаешь, что они знали, где она находилась?

— Я бы так не сказал, — подумав, проговорил