Главное задание

— О чем ты думаешь? — спросилХатч.

— О сигаретах. Сейчас бы целое па-де-де станцевал за одну сигарету.

— Я тоже маюсь, — вздохнул Хатч. — Ну что, идем?

— Пошли, — я хлопнул менестреля по плечу, и мы двинулись по лесной тропинке на север. Почему-то я был уверен, что мы так или иначе будем идти на север, поскольку в этой проклятущей игре мы всегда оказывались там, где нас ждали.

Глава двадцать пятая. Стой, стрелять буду!

Иду это я, иду — и тут новая локация.

По лесу мы мотались дольше, чем я предполагал. И хотя нам не повстречалось никакого опасного зверья, и мы не влипли в очередную неприятность, выбраться из леса было сущим удовольствием. Когда деревья расступились, и мы увидели перед собой зеленеющие поля, Хатч со вздохом опустился на первый подвернувшийся пенек и заявил, что ему надо немного отдохнуть. Я не стал спорить, у меня у самого ноги гудели, а солнце было еще довольно высоко.

— Нет, я устал! — воскликнул Хатч, хлопая себя по ногам. — Этот долбанный кретинизм кончится когда-нибудь, или нет? Сколько нам еще мотаться по этим сказочным землям?

— Не знаю, Хатч, ой не знаю. У меня у самого крыша едет, — я опустился прямо на траву и понял, что заставить себя встать и идти дальше мне будет очень непросто. — И мне кажется, чем дольше мы будем тут шастать, тем больше проблем найдем на свои головы.

— Успокоил! Тут и так душа болит, а ты…

— Я все думаю о Викинбахе, об эльфах. Почему Мастер втравил нас в эту разборку. Не нравится мне все это.

— Да уж, приятного было мало.

— Я как рассуждаю, Хатч, — продолжал я, — Мастер нашел нас, забрал у нас книгу, которую ищут все, кому не лень, потом отправил нас к Викинбаху и Уолласу — зачем? Ответ один — чтобы нас пришили. Уж больно все подозрительно выглядит. Если бы не эльфийский меч, мы бы сейчас составили компанию тем беднягам, которые гниют на берегу Марены.

— Понятно, а смысл?

— Мастер не хочет, чтобы мы нашли артефакты. Сам он убирать нас не стал, решил сыграть в белых перчаточках, использовал всю эту войну с Лансаном. — Я плюнул в какого-то жука, который не спеша полз по траве по своим делам. — И Марике нельзя верить. Но и показывать, что мы что-то заподозрили, тоже нельзя, понял?

— Чего уж понятнее! Пожрать бы. У меня в животе уже белый и розовый шумы вместе взятые.

— Потерпишь до Моравилля. Уже недалеко. Я сильно подозреваю, что вон те домики на горизонте и есть Моравилль. Отдохнул?

— Чуток. Сейчас бы сигаретку и пива холодного… — Тут Хатч посмотрел на меня совершенно затравленным взглядом. — Леха, я знаешь, что подумал? А вдруг, пока я тут кантуюсь, моя жена того…

— Чего того? Помрет что ли?

— Типун тебе на язык! Замуж выйдет за другого, вот что.

— Мне бы твои проблемы, лабух.

— Э, нет, не скажи. У тебя есть жена?

— Не было, нет, и не предвидится в обозримом будущем. Я по натуре холостяк. Одиночка.

— Ну, это не дело. Ты парень видный, молодой, надо жениться.

— Вот как раз и не надо, потому что видный и молодой. Потом, нынешним дамам видные и молодые ни к чему. Им денежные нужны.

— Кто так тебя обидел, Леха?

— Было дело, — я вздохнул. — Ладно, закрыли тему.

Мы поплелись дальше через бескрайнее поле, за которым виднелись красные черепичные крыши и высокое здание с изящным шпилем — похоже, церковь. И тут произошло нечто странное.

Больше всего это было похоже на то, как если бы я вошел в закрытую стеклянную дверь. Было со мной однажды такое — захотел зайти в магазин, а двери и витрины так надраили, что я влепился лбом прямо в закрытую створку. Так и тут, я будто ударился о невидимую преграду. С Хатчем, похоже, случилось то же самое, потому как он застыл с открытым ртом на месте.

— Чего? — спросил я. — Набил шишку об воздух?

— Вроде того, — Хатч покрутил головой. — Ты тоже?

— Ага. Странное ощущение, — я попробовал пространство перед собой рукой, но невидимого препятствия больше не было. — Что это?

— Леха, не нравится мне это все. Ты уверен, что нам надо идти дальше?

— Не знаю. Я вообще ни в чем не уверен. Но стоять тут тоже не дело.

Меня успокоило то, что окружающий нас мирный сельский пейзаж никак не изменился. Солнце ярко светило, птички пели, бабочки летали, нарядные красные крыши вдалеке никуда не исчезли. Вот только появился какой-то тяжелый глухой шум, будто где-то неподалеку завели мощный трактор. Мы шли дальше по полю, и я совсем забыл про странное невидимое препятствие, но тут…

— Хальт!

Я тут же остановился, Хатч, глядя на меня — тоже. Из кустов на обочине поля немедленно показалась нелепая и неожиданная фигура. Нелепая потому, что я меньше всего ожидал встретить здесь человека в форме Вермахт Хеер.

— Хальт! — повторил человек, направив на нас дуло винтовки. — Хенде Хох! Их верде шисен!

Я немедленно поднял руки. Эту команду понял бы даже тот, кто совершенно незнаком с благозвучным языком герра Гете и группы «Раммштайн».

Парень с винтовкой смотрел на нас совсем неблагожелательно. Я заметил, что петлицы на его серой полевой форме черные. Эсэсовец. Черт, откуда тут эсэсовцы?

Куда это нас опять закинуло, мать его тру-ля-ля?!

Между тем из кустов появились еще два парня — крепкие, в форменных камуфлированных куртках с закатными рукавами, в кепи и с автоматами наизготовку.

— Похоже, американцы разбомбили бродячий цирк, и две ряженые обезьяны уцелели, — сказал по-немецки один из них, подойдя к нам ближе. — Кто такие?

Я лихорадочно соображал. Отвечать по-немецки нельзя — примут за шпиона или дезертира. По-русски тем более. Задержавший нас солдат быстро обыскал нас с Хатчем, забрал у менестреля гитару, у меня меч, кинжал и метательные ножи, легонько так ткнул дулом винтовки в живот, засмеялся.

— Гляди, Матиас, у него меч за спиной! И куча ножей, — сказал он. — Французский маки с прадедушкиными ножиками для паштета.

Французский. Ага, значит, мы во Франции. Я понял, что рискую, но деваться было некуда.

— Месье! — заговорил я по-французски, стараясь придать своему лицу максимально идиотское выражение. — Мы с другом просто актеры. Идем в… Моравилль. Не стреляйте, месье! Мы сдаемся.

— Слушай, Пауль, ты вроде немного понимаешь язык лягушатников, — сказал товарищу тот, кого звали Матиасом. — Ну-ка, поговори с ними.