Главный пульт управления

А знал он не так уж мало. Из книг, которые можно найти в любой хорошей библиотеке и из закрытых разработок, полученных им из спецархива Федеральной службы безопасности.

В официальной науке суфиями принято называть особых мусульманских философов, объединенных в закрытые для посторонних общины – братства. Считается, что они возникли внутри мусульманства, появившегося на Ближнем Востоке в седьмом веке нашей эры, просуществовали несколько столетий, а к нашему времени давно исчезли.

Однако, судя по данным, полученным в результате исследований, проведенных спецслужбами различных стран, общины суфиев существуют и сегодня. Но они закрыты для окружающего мира. Обычным людям о них ничего не известно.

Эти общины не связаны с какой-то конкретной религией. Они имеются среди последователей самых различных вероисповеданий и даже среди тех, кто официально не придерживается никакой веры.

Суфием, например, был мусульманин Омар Хайам, философ и математик, известный в Европе, как автор стихов, воспевающих вино и женщин. Однако так думают только непосвященные. На самом деле, под женщиной Омар подразумевал Природу, а под сладким вином – Знания.

В одно из суфийских братств входил и английский протестант, настоятель собора Джон Свифт, написавший книгу о путешествии Гулливера в страну лилипутов. Немногие понимают, о чем, в действительности, повествует эта книга. Под именем Гулливера Свифт изобразил суфия, а лилипутами назвал обычных людей. «Путешествие Гулливера в страну лилипутов» – история о том, какой видится жизнь человечества с высоты суфийского знания.

Являлся суфием и православный Михаил Лермонтов, офицер русской императорской армии, написавший поэму о печальном демоне, который отверг службу Великой цели ради собственной свободы. И сделав это, вдруг с ужасом обнаружил, что большей ошибки он не мог совершить. Потому, что второе имя абсолютной свободы – абсолютная Тоска.

Конечно, несмотря на огромную работу, проведенную учеными, оперативниками и аналитиками спецслужб, утверждать со стопроцентной гарантией о принадлежности этих исторических личностей к суфиям все-таки нельзя. Как с полной уверенностью вообще нельзя утверждать ничего, касающееся суфиев и их жизни.

Причина этого в том, что суфийские общины всегда носили и носят сегодня исключительно закрытый характер. Способ их формирования и путь попадания в них, не ясен. Ни одна спецслужба мира не может похвастаться тем, что ей удалось проникнуть внутрь суфийского братства. Точнее, случаи внедрения специально подготовленной агентуры имели место, но при этом сами суфии прекрасно понимали, с кем имеют дело, и позволяли информатору видеть только то, что сами считали нужным.

Философское учение суфиев также, несмотря на посвященное ему огромное количество книг, остается загадочным.

У них какое-то свое представление о том, как устроен наш мир. Оно не имеет ничего общего с тем, что говорит по поводу устройства Вселенной официальная наука. По некоторым сведениям, используя свои знания, суфии могут делать прямо-таки фантастические вещи. Например, свободно перемещаться в пространстве или получать энергию из пустоты. Правда, большинство экспертов данные достижения суфиев считают выдумкой.

Возможно, возникновению подобных фантастических легенд, способствует то, что суфии никогда ничего не рассказывали и не рассказывают о своих знаниях. И не только из желания скрыть свои достижения от остальных людей. Они считают, что это просто не возможно.

Суфии полагают, что человеку можно передать только те знания, которые он способен принять. В противном случае, это будет равносильно попытке объяснить человеку только что научившемуся считать на пальцах, в чем суть математического анализа.

Цель занятий в суфийской общине состоит вовсе не в том, чтобы открыть человеку какие-то неизвестные остальным людям законы мироздания, а в том, чтобы сформировать у человека сознание, способное понять суфийскую картину мира. После возникновения такого сознания, усвоение человеком известных суфиям законов строения Вселенной, происходит само собой.

«Неужели цыгане-футуралы, это, как считал профессор Московского университета Роговцев-Ниженко, – исчезнувшие со страниц истории суфии? – спросил себя Ефим. – Варга – суфий? Смешно! Какой он философ? Он – обычный контрабандист… Хотя… Кто сказал, что эти вещи не совмещаются?»

«Мастерица» находилось недалеко.

Но на этот раз Ефим вошел в него не с парадного, а со служебного входа.

Майор толкнул старую деревянную дверь и вошел в производственный цех ателье.

Он оказался в большой комнате, со всех сторон заставленной металлическими стеллажами. На них были разложены детали видеомагнитофонов, пылесосов, компьютеров и еще каких-то неизвестных машин.

Часть одной из стен была свободна одна стеллажей. На ней висели часы. Самые разные – от антикварных ходиков с бегающими котиными глазами до маленьких круглых танковых часов и больших – вокзальных. Часовая стена жила – тихо-тихо тикала, поскрипывала стальными осями и почти по-человечески негромко вздыхала.

В комнате стоял крепкий запах канифоли.

Между стеллажами за металлическим столом сидел широкоплечий человек. На его голове не было ни то, что волос, ни одной пушинки. А по форме она напоминала купол обсерватории. Его гладкая поверхность блестела так, что казалось, его только что протерли мягкой тряпочкой с лосьоном после бритья.

Это был начальник производственного цеха ателье «Мастерица». В прошлом – ведущий инженер танкового производства завода имени Бачурина. Еще раньше – главный специалист закрытого СКБ «Экран». Звали этого человека Александр Михайлович Мамчин. Впрочем, для Ефима, он уже давно был просто Шурой.

Инженер внимательно рассматривал зажатый в руке ком из торчащих во все стороны радиодеталей.

– Можно? – стукнул майор кулаком по дверному косяку.

Александр Михайлович задумчиво повертел неизвестный узел. В сторону двери не посмотрел.

Ефиму показалось, неизвестный агрегат сейчас хрупнет в его могучей руке и посыплется на стол разноцветной металлической крошкой.

Инженер Мамчин всю жизнь поднимал гири. Когда-то он занимал призовые места на заводских и даже общегородских соревнованиях гиревиков. Десятилетия общения с железом не прошли даром, его мышцы отвердели настолько, что, даже случайно столкнувшись с ним в дверях, можно было получить перелом одной из конечностей.

– Хозяин! – повысил майор голос.

Инженер потер ладонью блестящий купол своей головы, отложил загадочный агрегат и взглянул в сторону входа. У Шуры были блестящие серо-голубые глаза. Вокруг них – густые щеточки ресниц непроглядного угольного цвета. Можно было предположить, что мастер по изготовлению людей отслоил их острым резцом от куска антрацита с угольного склада заводской электростанции.

– Ефим Алексеевич, – весело крикнул Мамчин, – рад тебя видеть! Заходи! У меня, как раз, чай кипит!

На краю металлического стола, высился большой стеклянный цилиндр на толстой металлической подставке. В нем лопалась жемчужными пузырями бурлящая вода. В верхней части цилиндра помещался еще один – маленький. На его дне горкой лежали чайные листья. Вода в этом цилиндрике на глазах окрашивалась во все более густой темно-янтарный цвет. Это был «чаегрей» – специальный прибор для приготовления чая, придуманный самим инженером Мамчиным.