Глаз Паука

Иногда после таких встреч с Плешки уносили раненых, которых пользовали потом подпольные костоправы. Бывало, утаскивали трупы. Иных бедолаг, чей жизненный путь оборвался в желтой пыли пустыря, зарывали здесь же – на такой случай под мусорными кучами предусмотрительно были спрятаны несколько заступов. Последнее, впрочем, случалось крайне редко и лишь в тех случаях, когда воры решали, что усопший недостоин правильного погребения – например, не убит в честном поединке, а казнен за нарушение шейвар, неписаных законов Братства.

Словом, всякий член Братства, от квартального смотрящего до мнимого калеки из тех, что не брезгуют ни подаянием, ни грабежом, знал: если стык назначен на Плешке – пять к одному, быть драке. Обитатели прилегающих к пустоши улочек каким-то верхним чутьем научились угадывать приближение очередной грозы: спешно загоняли во двор коз, накрепко запирали ворота, а двери подпирали поленьями. Лишь в щели захлопнутых ставен нет-нет да блестел чей-нибудь любопытный глаз.

Вот и сегодня, начиная с десятого утреннего колокола, невидимая метла вымела с Плешки всех посторонних зрителей. Что же до участников предстоящего тревожного действа, они не заставили себя ждать. Безлюдный пустырь постепенно заполнялся людьми, подходившими по двое, по трое и сбивавшимся в группки по разные стороны пыльного круга. Границей между ними служила незримая черта, проходящая через маленькое капище черного мрамора, чуть более луны назад появившееся на пустыре. Про эту странную, непонятно кем и зачем в одночасье воздвигнутую молельню ходили странные слухи. Теперь она покосилась набок, выглядела заброшенной и обветшалой, и все равно близко к загадочному капищу люди старались не подходить.

День с самого утра выдался жарким. Из рук в руки передавались фляги с разбавленным красным вином или холодной водой. В воздухе повис негромкий гул голосов.

– …Попрятались, как тараканы по щелям. Чуют кровь, заразы, – шипел Хисс, нервно озираясь по сторонам.

Вокруг возбужденно гудели отборные бойцы Кодо Сиверна, числом что-нибудь около двух десятков. От такого количества страховидных рож и смертоносной стали, распиханной за поясами и голенищами сапог, кому угодно стало бы не по себе. Ши Шеламу, например, хватило и меньшего. Едва узнав, что утром им всем предстоит стык с головорезами Крохобора на зловещей Плешке, воришка впал в состояние, близкое к истерике, и его пришлось полночи отпаивать крепким вином. На стык Ши все же пришел – да и куда бы он девался? – но с виду походил на покойника, поднятого из гроба черным колдовством: шел, куда сказано, стоял где велено, покорно отступал, если толкали, и молча смотрел прямо перед собой стеклянным взглядом.

Конан казался спокойным, лишь еще более мрачным, чем обычно, и еще менее разговорчивым. Возможно, его угрюмость отчасти была вызвана невозможностью взять с собой на стык свой любимый меч. Никакой брони или самострелов, никаких клинков длиной более двух ладоней, только короткие ножи, кастеты и дубинки – так гласили общепринятые правила подобных сходок. По настоянию Хисса варвар прихватил дубинку длиной в локоть из железного дерева, залитую свинцом. Неплохое оружие в умелых руках, вот только Змеиный Язык сильно сомневался, что юный варвар хоть немного продержится против матерых бандитов Марди Крохобора.

Сам Хисс кроме короткого кулачного ножа, что был с ним постоянно, сунул сзади за пояс широкий, острый как бритва клинок. А потом вознес горячую молитву покровителю воров и поэтов Белу, чтобы оружие не пригодилось на предстоящей сходке, и пошел просить у Лиа успокоительного зелья.

…Чем ближе к назначенному сроку, тем плотнее сбивались группы по обе стороны невидимой границы, стихали разговоры, твердели лица, поудобнее подтягивались черенки дубинок и рукояти коротких ножей. Наконец две длинных людских цепочки встали друг против друга – отборные бойцы Кодо по прозвищу Ходячий Кошмар и Марди с Каменного рынка, по два десятка от каждого из старшин. Те, что подошли со стороны квартала Сахиль, деловито обвязывали левое запястье белыми тряпицами – чтобы в гуще рукопашной схватки отличить своих от чужих.

– Идут! Идут…

– Ну, помоги нам Бел и Лучезарный Митра, – выдохнул Хисс, завидев одновременно показавшиеся с разных концов пустоши процессии.

Кодо Сиверн и Марди с Каменного рынка явились на стык в сопровождении телохранителей, но при этом пешими и одетыми совсем просто – явно не из скромности, но скорее для удобства в грядущей драке. На Кодо были просторные парусиновые штаны, подпоясанные широким алым кушаком, потертая безрукавка из коричневой бычьей кожи выставляла напоказ мощные татуированные бицепсы. Крохобор оказался громилой под стать Кодо – пониже ростом, но тяжелее самое малое на стоун, и сжимал в руке массивную булаву на коротком черене. Походка его была уверенной, а широкая, с заплывшими глазками ряшка, покрытая жесткой, как проволока, черной щетиной, походила на кабанью морду. «Смотрящий» Каменного Рынка производил впечатление человека напористого и неуступчивого.

Он и начал разговор первым, едва оба вожака вышли на середину, сразу и без лишних предисловий перейдя к делу:

– Ты звал, я пришел. О чем говорить будем?

* * *

– Неужто двое взрослых и умных мужчин не найдут тему для разговора, Марди? – коротко хохотнул Кодо, не отрывая взгляд от лица противника. – Даже если ты совсем нелюбопытен, у меня к тебе всегда найдутся вопросы!

Крохобор ничего не ответил. Он лишь попрочнее утвердился на ногах, похлопывая по ладони тяжелым шаром булавы да поглядывая исподлобья на Кодо. Ходячий Кошмар продолжал:

– Вот например. Менчу, торговец шерстью с улицы Кипарисов – ты знаешь его лавку, там на двери нарисованы сторожевые кобры, хотя на самом деле никаких кобр у Менчу нет – заплатил мне на прошлой седмице за охрану, все по чести. А на этой седмице твои «стригуны» снова заставили его платить – на этот раз уже в твою казну и вдвое больше. Они сломали ему руку, когда он попробовал отказаться! Теперь Менчу стал грустен, он спрашивает: в чем смысл жизни, если кто угодно может приходить и ломать руки бедному торговцу за его же деньги?

– А чему тут удивляться? – пожал плечами Крохобор. Оба вожака нарочно говорили достаточно громко, чтобы их разговор слышали бойцы обеих сторон. – Старый дурак Менчу получил по заслугам – он надеялся, что нарисованные кобры охранят его дом лучше настоящих стигийских, а твои люди окажутся сильнее моих, а главное, обойдутся дешевле! Но он ошибся, как и все скряги. Фаттах! – окликнул Марди одного из своих телохранителей. – Когда в следующий раз пойдешь к Менчу за данью, объясни ему, что смысл жизни в том, чтобы сделать правильный выбор!

Ответ Марди обе группы бойцов встретили дружными выкриками – одобрительными с одной стороны и злобными с другой. Лицо Кодо потемнело от гнева. Намек Крохобора был более чем прозрачен: Сиверн и его воины – никчемная дешевка, лавку на улице Кипарисов беззастенчиво и безусловно берет под себя банда Марди, так же, как вскорости заграбастает и прочие источники дани, некогда находившиеся под опекой Назирхата уль-Вади. Это был, по сути, прямой вызов. Назначая стык, Кодо собирался предъявить Крохобору счет еще за добрых полдюжины опекаемых им лавок, но теперь видел, что дальнейший разговор не имеет смысла. Решающим аргументом в споре за границы влияния для Марди Арбиса, похоже, могла быть только сила.

Что ж, оставался еще один вопрос, возникший не далее как вчера – Крохобор не мог подготовиться к нему заранее, интересно, что-то он скажет в ответ на обвинение Змеиного Языка? Одно дело – «стричь» лавочников и делить доходные места, совсем иное – нарушить неписаные законы воровского Братства, устроив кровавую резню на чужой земле из-за чужой добычи. По-прежнему не спуская глаз со стоящего неподвижно Марди, Кодо повелительным жестом подозвал Хисса, переминавшегося с ноги на ногу позади шеренги бойцов.