Глаз Паука

«В любом случае ему не поздоровится, – рассудил Хисс. – Сейчас ребятки Кодо и Марди опомнятся и навешают ему с обеих сторон. Но какова, однако, голосина у человека! Трубит, ровно вендийский елефант!»

Мрачное пророчество Хисса не сбылось. Собравшиеся на пустыре и в самом деле постепенно приходили в себя, вставали с земли, отряхивались, растерянно переглядывались и подтягивались к капищу, однако нападать на неожиданного оратора не спешили. Напротив, его слушали. И слушали очень внимательно.

Загадочный проповедник гремел, и Хиссу невольно вспоминались древние легенды о деяниях святого Эпимитриуса:

– В бессчетный раз вопрошаю вас: разумные создания вы или звери дикие? Нет, куда вам до зверей лютых, ибо даже тварям ведом закон – не обнажай клыка на ближнего своего! Вы, смертные создания, единые в подзвездном мире, способны за малую корысть сгубить подобного себе, разодрать его на клочья мелкие! В краткие мгновения жизней ваших никогда не бывает вам покоя, ибо вечно гложет вас зависть к соседу вашему! Не к тайнам Вечности устремлен ваш взгляд, но на кошель с монетами златыми, чей блеск вам затмевает и солнце, и звезды! Опомнитесь, люди! Вопросите хоть единый раз в жизни в душах ваших: что вы творите? Во имя чего обрываете нити жизней ближних своих? Что скажете в свое оправдание, представ перед Творцом своим?..

«Что я человек, а потому несовершенен», – мысленно процитировал Хисс подходящую фразу из митрианского трактата «Поучения смиренного» и покосился по сторонам. К безмерному удивлению Змеиного Языка, матерые душегубы Нарикано и Сахиля, коих отродясь не трогали никакие мольбы, просьбы и молитвы, внимали непонятному незнакомцу в почтительном и сосредоточенном молчании. Никто не орал, не пытался перебивать, не хватался за оружие. Только в краткой паузе, когда оратор набирал воздуху перед тем, как снова обрушить на слушателей карающий бич новых обличений, кто-то робко спросил:

– А что же нам делать-то? Такие уж мы, как есть. Иначе не проживешь – загрызут…

– Что делать? – вдохновился вовремя подброшенной идеей проповедник. – Если ты воистину взыскуешь ответа, то раскрой уши свои, человече! Не ты первый оглашаешь мир перечнем горестей своих, говоря: «Весь мир приходит в упадок! Что я, слабый человек, могу в нем изменить?» Так слушай же и запоминай, а запомнив, поведай сородичам своим, и друзьям, и встреченным на пути…

…В разрозненных и противоречивых летописях Шадизара нашлось место случаю на пустыре у границ кварталов Нарикано и Сахиль. Со слов очевидцев там описан и стык, и наказание уличенного нарушителя законов Ночного Братства, и явление в разгар схватки шаек таинственного проповедника. Приведены его речи и вызванное ими примирение между Кодо Сиверном, Ходячим Кошмаром, и Марди Арбисом с Каменного Рынка, более известным как Марди Крохобор.

Когда же вожаки шаек пожали друг другу руки, поклявшись более не допускать напрасного кровопролития, а восхваляемый всеми проповедник удалился, некто, чье имя летописи не сохранили, воскликнул: «Вот между нами отныне мир и это хорошо. Но по соседству с нами продолжает осквернять мир мерзкий кровопийца Гонжа из Скены, и доколе будем мы это терпеть?»

Общество дружно согласилось, что терпеть чинимый Хватами произвол более никак невозможно, а потому необходимо прямо же сейчас навестить квартал Скена, дабы раз и навсегда принести его обитателям спокойствие и процветание.

В ходе длившихся два дня погромов шайка Хватов была почти полностью истреблена, их предводитель, Гонжа из Скены, убит, а его владения поделены между Нарикано и Сахилем. Засим в Шадизаре воцарился мир, длившийся ровно три седмицы, пока доверенное лицо Марди Крохобора в частной беседе не допустило оскорбительных высказываний по отношению к господину Кодо Сиверну…

И все началось заново.

Часть вторая Великая Паутина

Глава первая Тот, кого не ждали

Стремление подшутить над знакомыми и друзьями, пускай и самое безобидное, порой оборачивается совершенно неожиданными и непредсказуемыми последствиями.

Справедливость этих слов могла подтвердить Ильха Нираель, девица двадцати трех лет, уроженка Заморы, сухопарая, не слишком привлекательная, любительница рассуждений на отвлеченные темы и прирожденная неудачница.

В последнее время дела Ильхи, смирившейся с тем, что жизнь всегда будет поворачиваться к ней темной стороной, внезапно пошли в гору. Она нашла себе приятеля – настолько диковинного, что представить трудно. Приятель обладал неоценимым умением любому заговорить зубы и вдобавок осчастливил без того сумбурный Город Воров новым учением о развитии духовной уверенности, как ни странно, приобретшим расширяющийся с каждым днем круг последователей.

Ильха выполняла при нем должность помощницы, жрицы и ученицы – всего понемногу. Она заботилась о получении с адептов надлежащей мзды, распространении слухов, привлекающих новых страждущих, и больше всего беспокоилась, как бы известия об их промысле не достигли ушей жрецов, заправляющих в храмах города. Однако местных настоятелей занимали собственные интриги и хлопоты, и девица Нираель вместе со своим другом и четвероногим любимцем, тощим котом по кличке Тилль, пребывала в относительном благоденствии.

Дружная компания обосновалась на пустыре, тянувшемся вдоль задворок небогатого квартала Нарикано, что полуночном восходе города. Трудами Ильхи и последователей нового верования пустырь слегка облагородили – повыдергали кусты репейника и заросли лопухов, засыпали особенно большие ямы, убрали россыпи козьих катышков и разогнали нищих, повадившихся устраиваться здесь на ночлег. Купленные по дешевке подгнившие бревна стали седалищами для взыскующих ответа, кособокий навес с обложенными камнями кострищем – жильем новоявленной жрицы.

Ее удивительный приятель не нуждался в таких мелочах, как крыша над головой или пусть скудный, но зато ежевечерний ужин. Он вообще не нуждался ни в чем, кроме понимающих собеседников. По очень простой причине – наставник Ильхи Нираель не принадлежал к людскому роду.

Он был строением. Маленьким, не лишенным изящества сооружением высотой в два человеческих роста, из синевато-черного с белесыми прожилками камня. По углам его украшали четыре витые колонны из дымчато-серого горного хрусталя, на крыше лежала темно-красная черепица, из остроконечной макушки торчал серебряный шпиль. В капище также имелась узкая дверь, обрамленная плоскими колоннами, с треугольным портиком, несшим на себе изображение каменного глаза со зрачком – граненым плоским рубином. Глаз обладал способностью поворачиваться и различать окружающие предметы.

Поразительное умение повергало непосвященных в настоящий трепет, усиливавшийся при первых звуках раскатистого и бесконечно утомленного голоса, доносившегося из капища. Каменный знакомец Ильхи мог разговаривать – не имея рта и полагающегося языка. Сомневающимся девица Нираель предлагала лично обыскать молельню: вдруг обнаружат потайной лаз, слуховую трубу или спрятавшегося в полой колонне человека? Поиски ни к чему не приводили. Внутри здания не имелось места для устройства тайников, и никаких хитроумных приспособлений найти тоже не удавалось. Оставалось пожать плечами и нехотя согласиться с тем, что на заброшенном пустыре имеет место самое настоящее чудо.