Глазами любопытной кошки

– И это все? Разве не хочешь побольше косметики?

Даже на лицах маленьких девочек были тени и помада, а глаза они подвели карандашом. Восьмилетняя дочка одной из сестер надела топик без рукавов и мини-юбку. Майда все еще была в домашней одежде, но навешала на себя столько золота, как будто выходила замуж она.

– Я все это купила сегодня, – заявила она и нарядилась в облегающий красный комбинезон из лайкры; поверх него полагалось накинуть черную абайю,чтобы в надлежащем виде явиться на праздник.

Вечеринка проходила в шатре. Тучные дамы сурового вида сидели рядком, они носили традиционные туники и цветастые платки. Будущей невесте оказалось восемнадцать; это та самая дочка бородатого мужчины с двумя женами, который хотел взять Майду третьей. В необъятном атласном платье с кринолином, с разрисованными хной руками, она сидела на троне, украшенном сердечками.

Руководили праздником две жены отца. Вторая жена оказалась очень привлекательной; в черной абайеи платке, расшитом крошечными красными розочками. Она вела дабкеи следила за тем, чтобы все чувствовали себя как дома.

Пришла молодежь: сначала девчонки в облегающих джинсах и топиках, затем девушки в платьях из лайкры и мини-юбках. Они лихо поплясали, надели черные накидки и ушли. Третья и самая консервативная из сестер заметила:

– Вот стыдоба-то. Раньше так только дома одевались. Насмотрелись ливанских и египетских фильмов, вот и подражают актрисам.

«БЕНИ ХАМИДА»

Я встретилась с Луной и Дибой, мы хотели поговорить о том, как помочь цыганам. Диба рассказала, что иорданские цыгане делают особые ножи и умеют шить одежду. И вот перед отъездом из Иордании я пообещала узнать побольше о проекте «Бени Хамида» и выяснить, каким образом участникам проекта удается подарить многим женщинам уверенность в своих силах и улучшить экономическую ситуацию целого региона. Тогда мне не пришло в голову, что я не знаю, где находится штаб-квартира этой организации и как туда добраться.

Через несколько дней я ехала на такси с водителем по имени Фироз, и он просто поразил меня своим дружелюбием, интеллигентностью и знанием английского (хотя о последнем я узнала, когда он выпалил: «Глядя на вашего президента, я вижу Сатану!»). Он вручил мне свою визитку, и я наняла его на целый день.

В Аммане есть красивые, новые, просторные такси, а есть машины вроде той, которую водил Фироз. Его маленькая развалюха, дребезжа, пересчитала все кочки по дороге в Мадабу – исторический город, знаменитый своими мозаиками. Фироз курил одну сигарету за другой, а колымага тарахтела мимо высохших холмов по извилистым сельским дорогам. Пыльные деревенские улицы привели нас к зданию «Бени Хамида». Это был единственный современный дом на всю округу; он очень выделялся на фоне бурых холмов. Красивый выставочный зал в традиционном стиле построили на деньги канадской компании. Заведующую звали Халиме. Одетая в черное, с покрытой головой, она не очень хорошо говорила по-английски, однако Фироз мне помог: он переводил и задавал собственные вопросы.

– Проект «Бени Хамида» запустили в 1985 году, он изменил жизнь четырнадцати деревень в нашем районе, – рассказала Халиме. – Прежде очень мало женщин оканчивали школу, а общение с мужчинами было строго ограничено. Люди жили с закоснелыми понятиями, однако когда они познакомились с новыми людьми из Аммана и из-за границы, то начали смотреть на вещи шире. Теперь местные женщины учатся на медсестер, государственных работников, офицеров полиции, гражданских служащих. С момента появления проекта жизнь этих женщин изменилась как с экономической точки зрения, так и относительно социального статуса. Они стали зарабатывать больше, появилась мотивация. Изменился сам образ их мыслей. Теперь девушки более упорны в своем желании продолжить образование. Ковроткачество – это традиционное ремесло, – продолжала она. – Раньше им занимались только пожилые женщины, однако с появлением нашего проекта молодежь тоже стала учиться ткать. Теперь дома делают всю работу, кроме окрашивания пряжи, – для этого требуются специальные станки. «Бени Хамида» разработали для того, чтобы помочь женщинам, которые сидят дома с детьми, улучшить свое финансовое положение. Прежде слабому полу было запрещено выходить из дому даже на работу. Но в результате наших усилий улучшились не только материальные условия; люди начали смотреть на мир более открыто. Не будь этого проекта, – подытожила Халиме, – я бы сейчас здесь не сидела и с вами бы не разговаривала. Когда к нам приезжают гости из США, я вижу совсем других людей, не похожих на тех, кого показывают в новостях о бомбардировках и помощи Израилю. – Ей приходилось встречаться с иностранцами, и она знала, о чем говорит. – Мы не террористы и не любим насилие. Мы куда спокойнее, чем думает большинство людей. Пророк говорил: «Не рубите деревья без надобности и не убивайте животных. Не уничтожайте колодцы и не жгите посевы». – Халиме имела в виду правила ведения войн, описанные в Коране.

По традиции, когда женщина выходила замуж, ей давали в приданое ковер, который она приносила в дом мужа. Ковер ткали родственницы со стороны матери. Жених дарил невесте золотой браслет в виде змеи и ожерелье из монет.

Женщины данного региона не знали ни футов, ни метров, ни другой системы измерения пряжи или ковров. Считалось лишь, сколько раз женщина повернула голову во время работы.

– Поначалу местные боялись и думали, что чужаки явились их эксплуатировать, – рассказывала Халиме. – Большинство женщин выступали против проекта, но некоторые решили попробовать. После того как они добились успеха, другие тут же передумали и тоже захотели участвовать. Сначала организаторы устроили общее собрание для всех женщин региона. Они сказали: «Вы хорошие ткачихи, и мы заплатим вам за труд и поможем улучшить вашу жизнь». Всем раздали натуральную шерсть, которую нужно было почистить. Фонд завез нужные инструменты и дал каждой женщине свою работу: одни очищали шерсть, другие окрашивали ее, третьи пряли. Самая тяжелая работа, требующая наиболее сложных навыков, – окрашивание.

– Что думают мужчины об этих переменах?

– Им понравилось, потому что женщины стали много зарабатывать, – ответила Халиме. – Мужчины служат в армии и правительстве, заняты в сельском хозяйстве, здравоохранении, образовании, на госслужбе. Крестьян становится все меньше из-за отсутствия воды для орошения и засухи. Мы держим овец и коз, однако в засуху много скота полегло – животных просто нечем стало кормить. Государство организовывает природные заповедники, а это тоже уменьшает площадь пахотных земель.

Мы провели с Халиме более двух часов.

– Мы хотим привлечь в этот регион туристов, которые захотели бы пожить в семьях и побольше узнать о традиционном укладе бедуинов, – сказала она и добавила: – Это место прекрасно подходит для людей, интересующихся природой и историей. Нам нужны путешественники, которые захотят принимать участие в нашей жизни: доить коров, ходить на свадьбы, жить в семьях.

Жаль, что я не встретила ее тридцать восемь дней назад! Мне стоило такого труда приоткрыть окошко в мир местных жителей, и я была бы счастлива пожить в бедуинской семье. Но, к сожалению, мои сорок дней в Иордании подошли к концу.

Халиме пора было идти домой, но она проводила нас к месту с живописной панорамой Мертвого моря и показала Фирозу, где растут лекарственные растения; он собрал их, чтобы «отвести злой глаз» и дать своей матери, у которой было высокое давление. Чуть поодаль находились руины дворца, в котором, согласно легенде, томился в плену Иоанн Креститель и танцевала Саломея.

Табличка у входа гласила: «Мемориал пророка Яхьи» (Иоанна Крестителя). Мы вскарабкались на холм по тропинке, идущей вдоль древней стены мимо пещер, в которых несколько веков назад определенно жили люди. Несмотря на то что земля была сухая, а ландшафт – пустынным, с редкими клочками облезлых кустов, вид оказался потрясающим. Уступы покрывали величественные холмы сверху донизу. Некоторые, возможно, были естественного происхождения, но большинство выглядели делом человеческих рук – возможно, в древние времена здесь располагались фермы. Замок отреставрировали неаккуратно, сохранить подлинный вид никто не старался. Остались обрубки античных колонн, но другие, высокие, колонны были явно сооружены в современную эпоху.

Темница, где сидел Иоанн Креститель, напоминала тюрьму из старого немого фильма «Саломея». В замке оказалась площадка, где вполне могла бы танцевать Саломея, хотя ее имя в Библии не упоминается. Возможно, декорации к фильму создавались на основе этих руин. Как бы то ни было, открытая площадка была словно предназначена для танцев, и я станцевала, а Фироз снял меня на камеру. Но случилась таинственная вещь: пленку зажевало, и запись танца пропала.

Замок оказался не больше зажиточного дома в Абдуне [46] , однако наверняка в те времена считался роскошным. Высокий подъем утомил Фироза, никогда не расстававшегося со своей сигаретой, но тем не менее таксист был под впечатлением. Он никогда не слышал об этом месте и даже не знал историю об Иоанне Крестителе и Саломее.

46

Абдун – престижный район Аммана.

На обратном пути, когда мы уже далеко отъехали от деревень, объединенных под эгидой «Бени Хамида», мы увидели пастухов и бедуинские шатры. Фироз спросил, не хочу ли я задержаться здесь и зайти в гости к одной семье.

Мы подошли к черно-бежевому шатру, стоявшему посреди высохшего грязного поля. В отличие от туркменов, которые жили в разноцветных палатках в одном большом лагере, бедуины предпочитали селиться подальше друг от друга. Однако их бедность была не менее очевидной.

У шатра нас поприветствовали женщина по имени Фатме и трое ее маленьких сыновей. Муж Фатме ушел пасти овец.