Глоток огня
Шрифт:
– Увы, у нас есть только холодная гречка. Сегодня весь день читали и рисовали. Я как-то забегалась, – призналась Мамася.
Рина понимающе усмехнулась. Есть мамы, которые кормят детей, а есть мамы, которые с детьми занимаются. Понятно, что возможны наложения качеств, но все же это скорее исключение, чем правило.
Вскоре Мамася уже стояла у плиты и обжаривала гречку. Рина подошла и, обняв ее сзади, уткнулась носом в ее волосы. Оказалось, что она даже немного выше Мамаси. Так они простояли долго, образуя материнско-дочернее единство, пока прибежавшая из комнаты Эля не принялась ныть, что у нее закончился мультик.
– Я же
– Я зна-а-аю. Но я твой ноутбук уронила, и мультик зако-ончился!
– Что-о?!
Едва Мамася с круглыми глазами умчалась в комнату, как у Рины вспыхнул кентавр на укороченной нерпи. Рина коснулась его, принимая вызов, и в кухню втиснулся громкий голос Сашки:
– Скорее возвращайся! Тут все на ушах! Главная закладка сдвинулась!
– Кааа-ак?!
– Возвращайся! – повторил Сашка, и кентавр погас.
Глава девятнадцатая
Козырь Меркурия
Вечность – не уничтожение времени, а его абсолютная собранность, цельность, восстановление. Вечная жизнь – это не то, что начинается после временной жизни, а вечное присутствие всего в целостности.
В ШНыр Рина телепортировала прямо с кухни Мамаси. Так спешила, что забыла в прихожей свои ботинки и уже в ШНыре спохватилась: что теперь подумает Мамася? Что у нее дочь украли через форточку или что она без обуви упрыгала по сугробам?
Смущенно поглядывая на нелепые тапочки в виде котиков, которые Мамасе подарили в издательстве на Восьмое марта, Рина помчалась к Зеленому Лабиринту. Издали еще ощущалось, что в Лабиринте собралась добрая половина ШНыра. На полдороге Рине попалась сердитая Суповна с тесаком в руках, который весь был облеплен рыбьей чешуей. За Суповной, переругиваясь на ходу, прыгали недоубитый Гоша и кухонная Надя.
– Вернись! Выключи огонь! Сгорит все! – шипела на Гошу Надя.
– Сама выключи!
– Что я, бегать должна? Ты мужчина!
– Что я, виноват, что ли, что я мужчина? – возражал Гоша.
Надя даже остановилась от удивления.
– Ты хоть сам понял, что сказал? – спросила она шепотом.
Гоша опомнился, постучал себя согнутым пальцем по лбу и потащился на кухню.
Пройдя Лабиринт, Рина оказалась у каменного фонтана. Здесь она увидела Кавалерию, Сашку, Ула, Меркурия, Кузепыча, Вадюшу и еще человек десять. Все они растерянно стояли в нескольких метрах от главной закладки. Сам камень был сильно сдвинут и лежал на боку.
– Может, он сам упал? – спросила Рина.
– Ага. И протащился по земле метра полтора! Вон как все взрыхлило! Даже след остался, – произнес кто-то рядом.
Рина увидела Алису, которая смотрела на нее, накручивая на палец цепочку со смертными жетонами.
– И кто это сделал?
– Я! – сказала Алиса.
– Ты?!
– Издеваешься, что ли?! Без понятия кто! Сам сдвинулся! – с вызовом ответила Алиса.
Она протянула руку, коснулась зеленой стены Лабиринта, и Рина увидела, что побеги самшита и шиповника потянулись к ее ладони точно собака, мечтающая, чтобы ее погладили. К Рининой же ладони не потянулся ни один даже самый маленький листик. Ей стало обидно, но она утешила себя
мыслью, что ведь не она Хранительница Лабиринта, а раз так, то нечего и дуться.Кавалерия и Меркурий о чем-то озабоченно переговаривались. Рина попыталась подойти к ним, но Кавалерия недовольно взглянула на нее, и Рина осталась на месте. Вскоре рядом с ней появилась Яра.
– Ты что-нибудь знаешь? – спросила у нее Рина.
– Все случилось сегодня ночью, а заметили только сейчас, – сказала Яра.
– Кто-то пришел в Лабиринт и сдвинул закладку?
– Нет, к ней не подойдешь!.. Сваришься! И потом она слишком тяжелая. Даже льва может не хватить. Разве что сокол Суповны…
На плечо Яре легла тяжелая рука. Рядом стояла Суповна и поигрывала блестевшим чешуей тесаком.
– Ась? Кажись, звал меня хто? – спросила она.
– Нет-нет! Это мы так! – поспешно сказала Яра.
Суповна усмехнулась и, все так же вертя в руке тесак, подошла к Кавалерии, где уже обретался бесцеремонно примазавшийся Вадюша. Теперь они беседовали вчетвером. Временами Суповна, сердясь, начинала жестикулировать, и тогда Вадюша тревожно отводил пальчиком в сторону ее тесак, мелькавший у него перед носом.
Рина взглянула на стоявшую рядом Яру.
– У тебя лицо другое какое-то! – сказала она.
Яра вздрогнула.
– В каком смысле «другое»? – быстро спросила она.
– Стало такое круглое.
– С Улом переобщалась. Вот у кого физиономия как арбуз, – буркнула Яра.
Рина ощутила, что что-то не так.
– Нет, ты не поняла. Тебе идет. Ты мне такая нравишься… Ты сейчас такая… более смягченная, что ли, – сказала она.
Яра что-то невнимательно буркнула, уже не слушая ее, и ушла из Зеленого Лабиринта, сопровождаемая большим шмелем, который, видно привлеченный теплом, то и дело садился на прогретое солнцем плечо ее куртки. Яра шагала по размокшей дорожке, назло себе ступая мимо кирпичей и деревяшек, которые кто-то выстроил тут цепочкой для сохранения сухости ботинок.
«Пора! – говорила она себе. – Вот уже замечают, что лицо круглеет. Потом и живот заметят… Но это все не важно. Другое важно… Чего я жду? Надо решаться!»
Внезапно перед Ярой выросла облупленная стена. Она удивленно остановилась и определила, что это пегасня. Она шла не сюда. Ноги сами принесли. У входа в пегасню стояла оседланная старушка Дельта.
«На Дельте? – подумала Яра. – Никогда!.. Хотя почему нет? Какая разница, на ком?»
Яра сунула ладонь под попону. Потрогала спину. Нет, сегодня Дельта не работала. Видно, кто-то только собрался пролетать ее, а то обленилась старушка. Младшие шныры на ней уже не летают, а новых пока пчелы не позвали. Вот разве что Юля скоро начнет, хотя пока только издали смотрит. Привыкает.
Двигалась Яра лихорадочно. Боялась передумать. Решение назревало в ней уже давно, но одно дело решить – а совсем другое – сделать… Только бы Ул не остановил! Яра тревожно оглянулась. К Дельте никто не подходил. Где-то в пегасне кто-то возился, спотыкался о ведро.
Этот звук напомнил Яре о чем-то важном. Торопясь, она забежала в пегасню. Нырнула в денник к Гульденку. Обняла его за шею. Обычно, касаясь теплой шеи молодого пега, Яра испытывала смущение. Ее казалось, что она отбирает что-то от памяти Эриха. Однако сейчас этого чувства не возникло.