Глоток зеленого шартреза

Передав второй пистолет В., я по правилам в последний раз предложил мириться. Но Гумилев перебил меня, сказав глухо и недовольно: «Я приехал драться, а не мириться». Тогда я просил приготовиться и начал громко считать: раз, два… (Кузмин, не в силах стоять, сел в снег и заслонился цинковым хирургическим ящиком, чтобы не видеть ужасов)… – три! – крикнул я. У Гумилева блеснул красноватый свет и раздался выстрел. Прошло несколько секунд. Второго выстрела не последовало. Тогда Гумилев крикнул с бешенством: «Я требую, чтобы этот господин стрелял». В. проговорил в волнении: «У меня была осечка». – «Пускай он стреляет во второй раз, – крикнул опять Гумилев, – я требую этого…» В. поднял пистолет, и я слышал, как щелкнул курок, но выстрела не было. Я подбежал к нему, выдернул у него из дрожавшей руки пистолет и, целя в снег, выстрелил. Гашеткой мне ободрало палец, Гумилев продолжал неподвижно стоять. «Я требую третьего выстрела», – упрямо проговорил он. Мы начали совещаться и отказали. Гумилев поднял шубу, перекинул ее через руку и пошел к автомобилям.

Из книги «ЖЕМЧУГА» ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА

Валерию Брюсову

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,Не проси об этом счастье, отравляющем миры,Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,Что такое темный ужас начинателя игры!Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,У того исчез навеки безмятежный свет очей,Духи ада любят слушать эти царственные звуки,Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонкимструнам,Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,И когда пылает запад, и когда горит восток.Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться ивздохнуть, –Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьиВ горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, чтопело,В очи глянет запоздалый, но властительный испуг,И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью,тело,И невеста зарыдает, и задумается друг.Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья,ни сокровищ!Но я вижу – ты смеешься, эти взоры – два луча.На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глазачудовищИ погибни славной смертью, страшной смертьюскрипача!

ПОТОМКИ КАИНА

Он не солгал нам, дух печально-строгий,Принявший имя утренней звезды,Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды,Вкусите плод и будете, как боги».Для юношей открылись все дороги,Для старцев – все запретные труды,Для девушек – янтарные плодыИ белые, как снег, единороги.Но почему мы клонимся без сил,Нам кажется, что Кто-то нас забыл,Нам ясен ужас древнего соблазна,Когда случайно чья-нибудь рукаДве жердочки, две травки, два древкаСоединит на миг крестообразно?

КАМЕНЬ

А. И. Гумилевой

Взгляни, как злобно смотрит камень,В нем щели странно глубоки,Под мхом мерцает скрытый пламень;Не думай, то не светляки!Давно угрюмые друиды,Сибиллы хмурых королей,Отмстить какие-то обидыЕго призвали из морей.Он вышел черный, вышел страшныйИ вот лежит на берегу,А по ночам ломает башниИ мстит случайному врагу.Летит пустынными полями,За куст приляжет, подождет,Сверкнет огнистыми щелямиИ снова бросится вперед.И редко кто бы мог увидетьЕго ночной и тайный путь,Но берегись его обидеть,Случайно как-нибудь толкнуть.Он скроет жгучую обиду,Глухое бешенство угроз.Он промолчит и будет с видуНедвижен, как простой утес.Но где бы ты ни скрылся, спящий,Тебе его не обмануть,Тебя отыщет он, летящий,И дико ринется на грудь.И ты застонешь в изумленьи,Завидя блеск его огней,Заслыша шум его паденьяИ жалкий треск твоих костей.Горячей кровью пьяный, сытый,Лишь утром он оставит дом,И будет страшен труп забытый,Как пес, раздавленный быком.И, миновав поля и нивы,Вернется к берегу он вновь,Чтоб смыли верные приливыС него запекшуюся кровь.

ОДЕРЖИМЫЙ

Луна плывет, как круглый щитДавно убитого героя,А сердце ноет и стучит,Уныло чуя роковое.Чрез дымный луг, и хмурый лес,И угрожающее мореБредет с копьем наперевесМое чудовищное горе.Напрасно я спешу к коню,Хватаю с трепетом поводьяИ, обезумевший, гонюЕго в ночные половодья.В болоте темном дикий бойДля всех останется неведом,И верх одержит надо мнойПривыкший к сумрачным победам:Мне сразу в очи хлынет мгла…На полном, бешеном галопеЯ буду выбит из седлаИ покачусь в ночные топи.Как будет страшен этот час!Я буду сжат доспехом тесным,И, как всегда, о coup grace [1] Я возоплю пред неизвестным.Я угадаю шаг глухойВ неверной мгле ночного дыма,Но, как всегда, передо мнойПройдет неведомое мимо…И утром встану я один,А девы, рады играм вешним,Шепнут: «Вот странный паладинС душой, измученный нездешним».

1

Последний, смертельный удар (фр.).

ПОЕДИНОК

В твоем гербе – невинность лилий,В моем – багряные цветы.И близок бой, рога завыли,Сверкнули золотом щиты.Я вызван был на поединокПод звуки бубнов и литавр,Среди смеющихся тропинок,Как тигр в саду, – угрюмый мавр.Ты – дева-воин песен давних,Тобой гордятся короли,Твое копье не знает равныхВ пределах моря и земли.Вот мы схватились и застыли,И войско с трепетом глядит,Кто побеждает: я ли, ты ли,Иль гибкость стали, иль гранит.Я пал, и, молнии победней,Сверкнул и в тело впился нож.Тебе восторг – мой стон последний,Моя прерывистая дрожь.И ты уходишь в славе ратной,Толпа поет тебе хвалы,Но ты воротишься обратно,Одна, в плаще весенней мглы.И, над равниной дымно-белойМерцая шлемом злотым,Найдешь мой труп окоченелыйИ снова склонишься над ним:«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?Открой глаза, ответь мне: «Да».За то, что я тебя убила,Твоей я стану навсегда».Еще не умер звук рыданий,Еще шуршит твой белый шелк,А уж ко мне ползет в туманеНетерпеливо-жадный волк.

ПОРТРЕТ МУЖЧИНЫ

Картина в Лувре работы неизвестного

Его глаза – подземные озера,Покинутые царские чертоги.Отмечен знаком высшего позора,Он никогда не говорит о Боге.Его уста – пурпуровая ранаОт лезвия, пропитанного ядом;Печальные, сомкнувшиеся рано,Они зовут к непознанным усладам.И руки – бледный мрамор полнолуний.В них ужасы неснятого проклятья.Они ласкали девушек-колдунийИ ведали кровавые распятья.Ему в веках достался странный жребий –Служить мечтой убийцы и поэта,Быть может, как родился он, – на небеКровавая растаяла комета.В его душе столетние обиды,В его душе печали без названья.На все сады Мадонны и КипридыНе променяет он воспоминанья.Он злобен, но не злобой святотатца,И нежен цвет его атласной кожи.Он может улыбаться и смеяться,Но плакать… плакать больше он не может.

ЛЕСНОЙ ПОЖАР

Ветер гонит тучу дыма,Словно грузного коня.Вслед за ним неумолимоВстало зарево огня.Только в редкие просветыТемно-бурых тополейВидно розовые светыОбезумевших полей.Ярко вспыхивает маис,С острым запахом смолы,И шипя и разгораясь,В пламя падают стволы.Резкий грохот, тяжкий топот,Вой, мычанье, визг и рев,И зловеще-тихий ропотЗакипающих ручьев.Вон несется слон-пустынник,Лев стремительно бежит,Обезьяна держит финикИ пронзительно визжит.С вепрем стиснутый бок о бок,Легкий волк, душа ловитв,Зубы белы, взор не робок –Только время не для битв.А за ними в дымных пущахЛьется новая волнаОпаленных и ревущих…Как назвать их имена?Словно там, под сводом ада,Дьявол щелкает бичом,Чтобы грешников громадаВышла бешеным смерчом.Все страшней в ночи бессонной,Все быстрее дикий бег,И, огнями ослепленный,Черной кровью обагренный,Первым гибнет человек.

ЦАРИЦА

Твой лоб в кудрях отлива бронзы,Как сталь, глаза твои остры,Тебе задумчивые бонзыВ Тибете ставили костры.Когда Тимур в унылой злобеНароды бросил к их мете,Тебя несли в пустынях ГобиНа боевом его щите.И ты вступила в крепость Агры,Светла, как древняя Лилит,Твои веселые онагрыЗвенели золотом копыт.Был вечер тих. Земля молчала,Едва вздыхали цветники,Да от зеленого канала,Взлетая, реяли жуки.И я следил в тени колонныЧерты алмазного лицаИ ждал, коленопреклоненный,В одежде розовой жреца.Узорный лук в дугу был согнут,И, вольность древнюю любя,Я знал, что мускулы не дрогнутИ острие найдет тебя.Тогда бы вспыхнуло былое:Князей торжественный приход,И пляски в зарослях алоэ,И дни веселые охот.Но рот твой, вырезанный строго,Таил такую смену мук,Что я в тебе увидел богаИ робко выронил свой лук.Толпа рабов ко мне метнулась,Теснясь, волнуясь и крича,И ты лениво улыбнуласьСтальной секире палача.

ТОВАРИЩ

Что-то подходит близко, верно,Холод томящий в грудь проник.Каждую ночь во тьме безмернойЯ вижу милый, странный лик.Старый товарищ, древний ловчий,Снова встаешь ты с ночного дна,Тигра смелее, барса ловче,Сильнее грузного слона.Помню, все помню; как забудуРыжие кудри, крепость рук,Меч твой, вносивший гибель всюду,Из рога турьего твой лук?Помню и волка; с нами в миреВместе бродил он, вместе спал,Вечером я играл на лире,А он тихонько подвывал.Что же случилось? Чьею властьюВытоптан был наш дикий сад?Раненый коршун, темной страстьюТоварищ дивный был объят.Спутанно помню – кровь повсюду,Душу гнетущий мертвый страх,Ночь, и героев павших груду,И труп товарища в волнах.Что же теперь, сквозь ряд столетий,Выступил ты из смертных чащ, –В смуглых ладонях лук и сетиИ на плечах багряный плащ?Сладостной верю я надежде,Лгать не умеют сердцу сны,Скоро пройду с тобой, как прежде,В полях неведомой страны.

В БИБЛИОТЕКЕ

М. Кузмину

О, пожелтевшие листыВ стенах вечерних библиотек,Когда раздумья так чисты,А пыль пьянее, чем наркотик!Мне нынче труден мой урок.Куда от странной грезы деться?Я отыскал сейчас цветокВ процессе древнем Жиль де Реца.Изрезан сетью бледных жил,Сухой, но тайно благовонный…Его, наверно, положилСюда какой-нибудь влюбленный.Еще от алых женских губЕго пылали жарко щеки,Но взор очей уже был тупИ мысли холодно жестоки.И, верно, дьявольская страстьВ душе вставала, словно пенье,Что дар любви, цветок, увястьБыл брошен в книге преступленья.И после, там, в тени аркад,В великолепьи ночи дивнойКого заметил тусклый взгляд,Чей крик послышался призывный?Так много тайн хранит любовь,Так мучат старые гробницы!Мне ясно кажется, что кровьПятнает многие страницы.И терн сопутствует венцу,И бремя жизни – злое бремя…Но что до этого чтецу,Неутомимому, как время!Мои мечты… они чисты,А ты, убийца дальний, кто ты?!О пожелтевшие листы,Шагреневые переплеты!