Глубинка
Шрифт:
— Да я и работал раньше учителем, — ух, если врать, то до конца. Вспомним школу, какие у нас там были предметы? — Историю преподавал, да вот выгнали за драку, пришлось охранником идти.
— Историю, говоришь? — внезапно заинтересовался хозяин. — История — это хорошо. А вот скажи тогда: как ты смотришь на нашу Великую Октябрьскую?
Как я на нее смотрел? Да никак не смотрел, я же тогда еще не родился! Но так отвечать нельзя. Вопрос явно с подвохом. Интересно, он монархист или коммунист? Придется наобум.
— Как смотрю… Развалили красные великую страну, в грязь втоптали да там и оставили —
Павел на секунду задумался, после чего произнес:
— Знаешь, парень… Как насчет того, чтобы пересидеть у меня? Тебя как зовут, кстати?
— Гошей зовут.
На всякий случай я решил представиться чужим именем: вдруг он кроме меня других Филиппов не встречал и сразу вспомнит?
Павел расплылся в улыбке.
— Ну, Гоша, будем знакомы тогда.
Глава XV: Лишние промилле
Мы гудели уже часа два, если не больше. Разговор шел безостановочно, темы хаотично сменяли одна другую: то мы спорили, перебивая друг друга, то бурно радовались, сошедшись во мнениях. Пашка оказался отличным мужиком: начитанный, образованный — совершенно непонятно, что он делает в такой заднице мира. Почти сразу я ощутил с ним какую-то духовную близость. Конечно же, не обошлось без влияния матушки «Столичной», но, черт, как же давно мне не было так хорошо и весело!
Когда была почата вторая бутылка, у меня снова появилось забытое со студенческих времен ощущение, когда голова кажется абсолютно ясной, но при этом язык очень сильно опережает мысли. А про то, чтобы встать, не может идти речи: ноги ватные и непослушные.
— Вот и я говорю, этот шельф нас еще долго кормить сможет, нефти и газа там хоть залейся. Только неправильно это. Нужно промышленность развивать, высокие технологии, а не тупо углеводороды за рубеж качать. У нас бензин вон дороже, чем в США, а ведь у них даже своей нефти нет! А все почему? Потому что у них технологии. Они из нашей нефти втрое больше бензина получить могут, чем мы сами. Потому они в шоколаде, а мы тут сидим в носу ковыряемся, олигархов кормим, — Паша не на шутку разошелся, доказывая мне то, в чем я и так был с ним полностью согласен.
— Так и я о том же говорю! Давно уже пора конфискацию вернуть, чтобы не только сажать, но и наворованное возвращать, хотя бы то, что еще вывезти не успели!
— Хороший ты парень, Гошка, хоть и имя у тебя дурацкое! — восклицал Павел. — И как я сразу в тебе своего не признал. Что ж ты раньше ко мне не заглядывал?
— Дык… нужды не было, — радостно ответствовал я. — А вот нужда появилась — сразу заглянул. И вообще, что в моем имени дурацкого? Георгий — звучит красиво. И на гербе Москве Георгий. Победоносец.
— Ну, Георгий — еще куда ни шло, но Гоша… Ай, ладно, что мы, бабы какие, чтобы твое имя обсуждать. Так ты у нас раньше не бывал?
— Не, не доводилось, — я помотал головой. — А что у вас делать? Тут же ничего нет интересного. Таких деревень, как ваша, и вокруг Себежа полно. Хотя, нет: ты вот интересный! Налей еще!
— Ну, не скажи, — Павел хитро прищурился. — Есть и у нас, о чем поведать приезжим. У меня так точно есть.
— О чем это? — я тут же встрепенулся. Непроизвольно мы затронули как раз ту тему, ради
которой я сюда и заявился. Е-мое, я ведь уже так повеселел, что вообще забыл о цели своего визита! Ну, то есть, я помнил, конечно, но… отвлекся.— У нас тут НЛО летает, — доверительным тоном сообщил Павел. — Я сам видел!
— Да ну!
— Да видел, и не раз! Как-то в лесу собирал зверобой, тут глядь — свет над деревьями, яркий такой. Раз мигнул и погас. Я стою, жду, что дальше. А он, свет этот, еще раз пять появлялся, такой сильный, что облака светились. Я аж обомлел. Ну, думаю, вконец спился.
— Да откуда здесь НЛО возьмется! — я хлопнул рукой по столу, внутренне восхищаясь своим актерским мастерством: надо же, как ловко я все делаю! — Чего ему здесь надо?
— Не знаю, — пробурчал Павел, разжевывая хлеб. — Но я его часто здесь вижу. Может, наблюдает за кем.
— А другие? Тоже его видели?
— Кто другие? Другие ночью в лес не ходят, да. Это мне нужно травки собирать, коренья. Людям помогать.
— И не страшно тебе в лесу-то ночью? Вдруг зверя встретишь или человека…
— Зверя я не боюсь, — Паша налил еще по стакану. — А человек больше не бывает в тех лесах. С тех пор, как…
Внезапно он замер, неестественно запрокинув голову; стакан завис в воздухе на полпути от стола ко рту. Мой собутыльник, казалось, весь обратился в слух. Взгляд его расфокусировался, руки задрожали, и я решил, что сейчас он вырубится. Не рановато ли? Напротив стола висело зеркало, и, взглянув в него, я увидел собственное пьяное лицо, исполненное нетерпения услышать нечто важное.
— С тех пор, как… что? — максимально невинным тоном поинтересовался я в надежде на окончание фразы.
— Да не живет там никто теперь, — отмахнулся Паша, приходя в себя. — Старики только и жили, да почти все поумирали. Время идет, да…
— Подожди, — перебил я. — Ладно, никто не живет, но ты сказал: никто не бывает. То есть, в лес не ходят. Почему?
Павел посмотрел мне прямо в глаза. Зрачки его были темные, расширенные — я невольно отвел взгляд.
— Сила там живет, — проговорил он. — Темная. Мы ее хозяином леса называем.
— Хозяин леса? — фыркнул я. — Ты сам-то его видел, этого хозяина.
— Я не видел. Но люди знающие рассказывают. Мне наставник мой говорил…
— Веня, что ли? — брякнул я, не подумав.
— Веня? — взгляд Павла пронзил меня, словно рентгеновские лучи. — Ну да, Веня и рассказывал. А ты откуда его знаешь?
Блин… Попадалово.
— Так друг мне про него говорил, — нашелся я после секундной заминки. — Они знакомы были, отдаленно, по каким-то делам в Себеже. Веня — он ведь заметная личность.
— А, ну понятно, — мне показалось, или мой ответ совсем не убедил его? — Смотрю, у тебя много друзей, это хорошо. А хозяина леса побаиваются тут, детей одних в лес не пускают.
Мы выпили еще.
— А что он хоть представляет собой, этот хозяин? — продолжил допытываться я.
— Никто не знает, — Павел поднялся и зажег свет. Я про себя отметил, что на ногах он держится твердо, хотя выпил больше меня. Да, опыт не пропьешь. Особенно если опыт застольный. — Но точно, что он может увести далеко в лес, так далеко, что обратно уже не вернешься.