Глубокий контакт

– Вы слишком восторженно к нему относитесь. Это всего лишь бесполезный, хотя и очень оригинальный предмет.

– Не скажите! Мы еще не открыли тайну маду. Со временем человечество получит от них громадную пользу.

– Вы думаете о человечестве, – вздохнул Зебровски. – Вы мечтаете о разгадке тайны маду здесь, на Аваллоне, где каждый мечтает только об одном – выжить. Странный вы человек, Ник. Но вы еще раз убеждаете меня, что я в вас не ошибся. Вы поможете мне найти Везалия.

– И Панацею, – добавил Северянин, не отрывая восторженных глаз от маду.

– И Панацею, – эхом повторил майор и улыбнулся.

V. День пятый

Маду – собирательное название материальных объектов

неизвестной природы, встречающихся только на Аваллоне. Открыты экзогеологом Ж. Б. Маду, в честь которого и названы. Существует четыре основные формы М.: сферическая, тетраэдр, октаэдр и икосаэдр. На 98–99 % состоят из кремния с примесью аварита и редкоземельных металлов. Размеры М. колеблются от 5 до 20 см в диаметре, масса до 1 кг. До сих пор нет объяснения их природы; большинство исследователей склонны считать М. окаменевшими остатками древних организмов, обитавших на Аваллоне, хотя есть гипотеза, что М. являются культовыми предметами, относящимися к древнеаваллонской культуре Та-Ин. Никакими особыми свойствами М. не обладают, однако очень ценятся на Земле, где их покупают как музеи, так и частные коллекционеры. Популярная энциклопедия по Внеземелью

Сегодня была беспокойная ночь. Еще до рассвета я проснулся с ощущением того, что увидел тягостный тяжелый сон, но сам сон не запомнил. На щеках у меня были слезы. Под утро я проснулся второй раз, но уже от духоты – видимо, отключился кондиционер, и в моей каюте воздух стал таким спертым, что хоть ножом режь. Часы показывали четверть шестого по местному времени. В бункере понятие времени относительное, но мне очень захотелось, чтобы побыстрее наступило утро. И еще – я запомнил сон, который видел перед вторым пробуждением. Я купался. Нырял в чистую зеленоватую пронизанную солнцем воду. Вода была такая прозрачная, что я видел дно, и мне казалось, что оно совсем близко, что я могу коснуться его пальцами. А потом я стоял на берегу, смотрелся в воду, но почему-то не видел своего отражения. Меня это удивляло, я пытался разглядеть самого себя – и не мог. Странный сон. Катя часто говорила, что ей снятся вещие сны. Этот сон, конечно, не вещий. Я никогда не вижу вещих снов. Хотя однажды, много лет назад, мне снилось, что я оказался на другой планете. Тот давний сон, может быть, и был вещим. Но я скептик. Я не верю в мистические совпадения и судьбу. На Аваллон меня привел не сон. Сюда меня привела боль. Мне хочется верить, что однажды я буду вспоминать эти дни так, будто все, что происходило со мной с того страшного дня, когда мне сообщили диагноз Кати, случилось не наяву, а именно во сне.

Меня гораздо больше занимает другое – почему я проснулся в первый раз с глазами, мокрыми от слез? Что такого мне могло присниться? Не знаю. Возможно, нервы мои не в порядке. Мне хочется поскорее выбраться отсюда. И еще – мной все чаще овладевает апатия. Я все меньше и меньше верю в то, что мне удастся исполнить задуманное и найти то, что спасет Катю. Хочу думать, что это временно. Может быть, с сегодняшнего дня все изменится, и я снова поверю в то, что Бог на моей стороне. Я говорю себе, что если Всевышний не дал мне погибнуть тогда, у Пика Вдовы, значит, во всем со мной происходящим есть какой-то смысл. Я надеюсь. Ведь надежда – это все, что у меня есть.

* * *

Шестиколесный броневэн, урча пятисотсильным мотором, покатился вниз, к долине, подняв за собой облако желтой пыли. Северянин проводил его взглядом, потом посмотрел в другую сторону – туда, куда ему предстояло идти. Светило уже почти скатилось к горизонту, но жара не спала; над поверхностью равнины колебалось знойное марево, и порывы ветра поднимали тучи песка, закручивая их в мимолетные смерчи. В сгустившихся сумерках огонек у подножия одного из плоских глинистых холмов впереди был хорошо заметен. Там его цель. Вздохнув, Северянин зашагал по равнине, ориентируясь на огонек.

Пять километров для хорошего ходока даже в жару – это не дистанция. Но Северянин устал. Может быть, он еще не оправился от полученного у Пика Вдовы лучевого импульса. Последние несколько сот метров он едва сдерживал желание выбросить тяжеленный рюкзак с припасами, автомат и прочее навешанное на него снаряжение. Короткие привалы не приносили облегчения, а устроить себе долгий перекур Северянин не позволял, опасаясь, что потом идти станет еще тяжелее.

Наконец, он подошел к забору из бетонных столбов с металлической сеткой между ними, разделявшему равнину пополам, нашел проход и оказался внутри ограды. Когда-то на этом месте был крупный аваритовый прииск Золотая Гора; потом аварит выработали и прииск забросили. Остались только обветшавшие бараки для горняков, ободранные изъеденные непогодой вышки и силовые столбы, брошенная ржавая техника и толомеит, зеленая аваритосодержащая порода, тысячи тысяч тонн которой ветер разметал по всей равнине, покрыв изумрудно-зеленой пылью все вокруг. Издали могло показаться, что прииск – оазиз среди бесплодной равнины, заросший молодой травкой. Ступая по ковру толомеитовой пыли, Северянин с усмешкой подумал, что планы реабилитировать эту несчастную планету будет гораздо труднее осуществить, чем наметить – уж слишком долго и изощренно гробили Аваллон. На почве, насыщенной толомеитом, ничего и никогда не будет расти. Ничего и никогда…

Костер горел на большой площадке, с трех сторон окруженной проржавевшими ангарами для техники. Человек, сидевший у огня, никак не отреагировал на приближение Северянина – он отрешенно смотрел на коптящее колеблющее пламя, пожиравшее старую резиновую покрышку.

– Плантатор? – спросил Северянин, опускаясь на корточки напротив.

– Добро пожаловать, брат, – с тем же отрешенным видом ответил сидевший. – Не найдется ли у тебя стаканчика биддла для хозяина?

– Биддла нет. Есть спирт.

– Чудесно, брат. Давай спирт.

Северянин скинул с плеч рюкзак, вынул флягу со спиртом, протянул Плантатору. Тот свинтил пробку, плеснул спирта в плоскую жестянку, стоявшую рядом с ним на ящике, разбавил водой из канистры и протянул смесь Северянину.

– За что выпьешь, брат? – спросил он.

– За Апостола. – Северянин сделал глоток из жестянки и поставил на ящик.

– Так ты человек «Большой Мамы»? – Плантатор покачал головой. – Я ждал тебя только завтра утром.

– Меня привезли на броневэне. Подбросили, так сказать. Ты, похоже, не рад мне?

– Я никому не рад, брат, – с подкупающей откровенностью ответил Плантатор. – Ведь ты пришел сюда не ради меня. Ты пришел потому, что тебя послали ко мне, так? Ты пришел по делу. Ты ищешь Апостола, а не Плантатора. Другие братья тоже приходят только по делам. Никто не приходит ко мне ради меня самого.

– Почему ты зовешь меня братом?

– Все грабберы братья. Мы все пациенты одного дурдома.

– Что-то мрачно ты шутишь, Плантатор. Но это твое право. Майор сказал, ты мне поможешь.

– Почему они выбрали тебя?

– В смысле?

– Я думал, ты моложе. Аваллон любит молодых и сильных. Тех, кто начал седеть, он ненавидит. Но это неважно. Хочешь покурить?

– Нет.

– Зря. У меня отличный петаль. Самый лучший на Аваллоне. Курни, не пожалеешь.

– Я не курю петаль.

– Твои проблемы, брат. – Плантатор быстро свернул папиросу, зажег ее, затянулся, выпустил дым с резким запахом. – Тогда пей спирт.

– Я не хочу пить.

– Извини, мне нечем тебя угощать. У меня есть только вяленое мясо скрэтча. Я не жду гостей на своей ферме.

– Ты здесь живешь?

– Я живу везде. Здесь, и там, и там. – Плантатор помахал рукой с папиросой. – Вся планета мой дом. А знаешь, почему? Ты землянин, брат. А я абориген. Я родился на этой долбаной планете. Ты спросишь меня, почему меня не сажают за курение петаля? А я тебе отвечу – потому что я абориген. Когда я стал сажать петаль, ко мне пришли полицейские из Ураниум-Сити и стали жечь мой урожай, а меня посадили в ховеркрафт и увезли в кутузку. Но потом пришел адвокат и сказал мне: «Парень, они не могут тебя посадить! На Аваллоне нет закона, запрещающего растить и курить петаль!» И он оказался прав – легавые меня отпустили. Поскрипели зубами и отпустили. Я родился на Аваллоне, и земные законы мне не писаны. Я живу по своим законам.