Глушь

— Что думаете, шериф? — прямо спросил Фелпс. — Собираетесь ли вы присоединиться к нам? Это изменит вашу жизнь. Финансовые проблемы останутся в прошлом, а вы станете начальником полиции прекрасного города.

Саттер, задумавшись, смотрел прямо перед собой.

— Так что вы думаете, шериф? — повторил Фелпс.

Все карты были на столе. Саттер повернулся к Фелпсу и мрачно посмотрел на застройщика.

— Я думаю, что вы хладнокровно убили Поселенцев. Я ни на секунду не верю, что Хильды, Илды или кто-либо из обитателей мыса имел отношение к метамфетамину. Я думаю, что вы убили их и подложили им наркотики. Просто чтобы забрать себе землю.

Губы Фелпса, едва видные в полумраке, сложились в жесткую линию.

— Прискорбно, шериф.

Саттер потянулся за пистолетом...

Но Трей уже приставил свой револьвер к голове начальника.

— Черт возьми, шеф. Ты все испортил, — проговорил он, забирая оружие шерифа.

— Не могу поверить, — сказал Саттер на удивление спокойным голосом. — Ты рос отбросом общества, Трей. Я вытащил тебя, дал работу, доверял тебе как себе, и теперь, после всего этого, ты приставляешь пистолет к моей голове? Ты действительно собираешься убить меня после всего, что я для тебя сделал?

Вспышка на долю секунды разорвала темноту полицейского участка. Револьвер дернулся в руке Трея. Кусок черепа отлетел от головы шерифа Саттера, что напомнило Трею старые кадры убийства Джона Кеннеди, которые он время от времени ловил на «Историческом канале». Последним, что сделал Саттер в своей долгой и несчастливой жизни, стало громкое падение на пол.

По крайней мере, он умер с набитым животом.

— Хорошая работа, — сказал Фелпс. — Жаль, что других вариантов не было. Мне нужно, чтобы его тело оказалось глубоко под землей.

— Хорошо. Еще одна бессонная ночь. Не страшно.

— Похорони его и Рики в фундаменте на строительной площадке. Я позабочусь о том, чтобы его зацементировали завтра. Похоже, Рики и Саттер тоже были частью сети метамфетаминщиков. Саттер выпустил Рики из тюрьмы, и они попытались уйти. Обязательно подложи немного мета в личный автомобиль Саттера и дом Коудилла. Кроме того, та, другая работа, которую мы обсуждали, — доки. Я планировал, что Рики и Джуниор сделают ее.

— Но теперь они мертвы, поэтому вы хотите, чтобы этим занялся я, — закончил Трей. Он знал, что в конечном счете все так и получится.

— Правильно, — сухо подтвердил Фелпс, глядя на Трея. — Представляется ли тебе что-нибудь из этого проблемой?

— Нет.

— Вот кое-что. За твои труды и беспокойство. — Фелпс вручил Трею толстый конверт. — Я скоро свяжусь с тобой. И поздравляю... Шериф Трей.

«Да, шериф Трей! — новоиспеченный шеф полиции Аган-Пойнта повторил эти слова про себя несколько раз. — Мне очень нравится, как это звучит».

Фелпс покинул участок через черный ход. Трей сунул пачку денег в карман и приступил к уборке.

Его ждала ночь, полная забот.

13

Меньше всего Патриции нужен был очередной эротический сон.

Один за другим безликие мускулистые мужчины изливались в нее. Как только один сползал с ее тела, другой тут же занимал его место. Разгоряченная, влажная плоть скользила по ее сверхчувствительной коже. Она лежала на чем-то мягком — кровать? — но Патриция была уверена, что видела сквозь приоткрытые веки густой лиственный полог, лунный свет и деревья. «О Боже, о Боже, о Боже», — думала она, когда ее настигал очередной оргазм. Экстаз заставил ее обвить широкую спину нынешнего любовника руками и ногами, но тот отстранился, вышел из нее и освободил место для следующего незнакомца. Чьи-то зубы сомкнулись на ее соске и потянули его, мозолистые руки сжали покрасневшие от десятков ладоней груди. Патриция сходила с ума от анонимного сексуального безумия. Она позволяла использовать себя как кусок мяса, но через это унижение Патриция получала гораздо больше, чем от обычного секса с мужем. Кто были все эти грубые, похотливые незнакомцы? Не имело значения. Лишь сексуальные животные, как и она. Они были символами ее подавленных желаний и ожиданий, которые современное общество налагало на успешных, замужних деловых женщин. «Неважно, — выдохнула она во сне. — Ничего из этого не имеет значения. Единственное, что имеет значение, — это я».

Она содрогалась от накатывавших оргазмов. Множество ртов жадно облизывали ее тело, языки скользили у нее между ног. Сильные пальцы истязали ее клитор с изысканной утонченностью, грубо забирались туда, куда хотели.

Перед ее глазами забрезжил лунный свет. Оргия, казалось, утихла, но люди толпились вокруг — она видела тени. Тело мало-помалу приходило в себя, радостно-истощенное, но...

Вдруг Патриция начала догадываться. Лес отступил от того места, где она находилась. Она слышала, как где-то плещется вода. Патриция подумала о пруде или озере и с очередным всплеском воды представила, как кто-то выходит из водоема. Детали изменились, ее сон начал проясняться.

Сердце замерло, будто покрытое льдом.

«Я знаю, где я», — подумала Патриция с ужасом, словно погребенный заживо, осознавший, что находится в гробу.

Она участвовала в оргии на поле Боуэна.

Патриция вскочила, громко закричав, и бросилась в сторону леса — крик шлейфом тянулся за ней. Замелькали черные стволы деревьев. Она не знала, происходило ли это на самом деле, но ей казалось, что ее преследует какая-то странная, хихикающая орда. Вдруг границы кошмара расплылись, и она обнаружила, что стоит перед зеркалом в спальне, обнаженная, с растрепанными волосами, испуганная до полусмерти. Грудь шумно вздымалась. Лапка барсука, подаренная Поселенкой, непонятным образом ожила и поползла по груди, а все тело оказалось покрыто узорами Поселенцев: мерцающие в лунном свете синевато-серые линии окружали соски, обводили пупок, спускались по бедрам. Лицо тоже было разрисовано, словно на нем была надета древняя маска изобилия, с широко раскрытым то ли от наслаждения, то ли от ужаса ртом.

Вдруг позади кто-то мерзко захихикал. Неужто что-то проскользнуло вслед за ней из кошмара в реальность? Широко распахнув глаза, она смотрела в зеркало и видела в нем свое ужасавшее отражение и стоявшую у окна безликую фигуру.

†††

Патриция резко села в кровати, словно разбуженная неожиданным криком. Она была голой, покрывало и простыня сбились на пол. Первым порывом было посмотреть на себя в зеркало.

Патриция осторожно подошла к трюмо.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — молилась она. Лапка барсука так и висела на груди, но ее лицо и тело оказались чистыми — никаких узоров Поселенцев. Наконец она смогла глубоко вздохнуть. Снаружи тихонько пели цикады. Лунный свет серебрил комнату.

«Просто кошмар», — заверила себя Патриция.

Она устала от этих снов, устала чувствовать себя кем-то другим.

«Мне нужно как можно скорее вернуться домой, — решила Патриция. — Это место выводит меня из равновесия».

Во сне она задыхалась от страсти, теперь же ее душили стыд от осознания собственной порочности и чувство вины перед Байроном.

«Могу поспорить, что ему не снятся оргии с кучей женщин, — подумала она. — Он дома, беспокоится обо мне и скучает».

Патриция плохо справлялась с чувством вины.

Часы на тумбочке показывали три двадцать.

Господи.

Теперь, когда остатки кошмара растворились как дым, разболелась голова.

«Я все еще не протрезвела, но у меня уже похмелье. Бинго!» — скривилась Патриция.

Темная комната закружилась перед глазами. Спокойный лунный свет и колыбельная цикад начали раздражать. Скрипнули доски.

Патриция перевела взгляд на открытое окно.

— Кто там? — стараясь не давать волю панике, позвала она.

Этот скрип...

Будто кто-то стоял на веранде и только что ушел.