Гнёт ее заботы

– Она на самом деле, - ответил Байрон, когда Кроуфорд приблизился к дереву и оперся о него спиной.
– Столько для меня значит, - добавил он. Он ворошил ногой траву в нескольких ярдах от Кроуфорда, пристально вглядываясь в землю.
– Я… полагаю, я самого начала знал, кто такой лорд Грэй, по крайней мере, чтоон за существо, когда открыл перед ним дверь в мою спальню в 1803. Конечно, к тому времени, когда я осознал, что обрек на смерть мать и подверг опасности сестру, было уже слишком поздно. И все равно, я не хотел верить, что это он несет ответственность за… дело всей моей жизни, мою способность писать, то, что я… то, что сделало меня мной, - ты же понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, - только и сумел ответить Кроуфорд.

– Я подозревалэто - именно этим объясняется моя неуемная тяга к физическим достижениями - плаванье, стрельба, фехтование, похоть. Но ничто из этого не могло оправдать все те смерти, всю ненависть и… измены, которые сопутствовали моей жизни. Он остановился и поднял комок серебра, затем показал его со слабой улыбкой.
– Не плохо, а? Завернул пулю в монету. Он хромая направился назад к дереву.

Все еще помня, на что пошел Китс, Кроуфорд сказал: - Но зачем же ты пригласил его обратно? После того, как тебе удалось избавиться от него в Альпах?

– Я не мог больше писать!
– Байрон тряхнул головой и выбросил монету.
– Оказалось… я не могу без этого. Да, конечно, я написал Манфреда, но почти все по памяти. Мысленно я слагал эти строки еще до того, как мы взобрались на Венгерн; а затем в Венеции я начал четвертую Песнь Чайлда Гарольда,но все это было рутиной… пока я не встретил Маргариту Когни - и тогда я заставил себя поверить, что она не Лорд Грэй, в этот раз в облике соблазнительной девушки, что внезапное возвращение жизни в мои стихи случилось само собой. Он повернул к лошадям.
– Что-то я сегодня не особо расположен стрелять - а ты как?

– К дьяволу стрельбу, - согласился смущенный Кроуфорд.

– И вот Аллегра мертва, - сказал Байрон, отвязывая лошадь и запрыгивая в седло. Глаза его были затуманены.
– Но прежде, чем эта… тварь доберется до моей сестры и второй дочери, я собираюсь снова ее бросить, а затем отправлюсь куда-нибудь, где я смогу совершитьхоть что-то - что-то, что будут помнить - что-то более значимое, чем марание бумаги.

Кроуфорд забрался в седло.
– Например?

– Например… например, буду биться за свободу - за людей, которые ее лишены. Байрон смущенно нахмурился.
– Это кажется наилучшим способом искупить мои грехи.

Кроуфорд подумал о фамильном гербе, красующемся на двери Байроновской кареты, и о многокомнатном дворце, который он делил с обезьянами, собаками и птицами.
– Звучит весьма демократично, - снисходительно заметил он.

Байрон одарил его колким взглядом.
– Насмехаешься, да? Ты, похоже, не в курсе, что моя первая речь в Палате Лордов была в защиту луддитов, английских рабочих, которых заключали в тюрьму и даже убивали за то, что они ломали машины, которые лишали их работы. И тызнаешь, как тесно я был связан с Карбонариями, пытаясь помочь им сбросить Австрийское ярмо. Это было… Он пожал плечами и покачал головой.
– Этого было недостаточно. В последнее время я подумываю о Греции.

«Греция. Греция сейчас боролась за освобождение от Турции», - подумал Кроуфорд; но все это было так далеко, столь мелочно в сравнении с дошедшими до нас античными сказаниями и поэмами Гомера, что он отверг саму эту идею, как следствие чрезмерного романтизма Байрона.

– Ты хочешь снова вернуться в Альпы?
– спросил Кроуфорд.

– Может быть. Или в Венецию. Спешить особеннонекуда… пока же я могу противиться ухаживаниям этих существ, как делал это до сих пор. Карбонарии противостоят им уже столетия, а семейство Терезы весьма сведуще в тайных знаниях Карбонариев. Думаю, ты уже заметил, что Тереза… что на нее не распространяется известное тебе недомогание.

Байрон казался сердитым, так что Кроуфорд больше не задавал вопросов - хотя теперь ему очень хотелось узнать, возникло ли увлечение Байрона Терезой до или после того, как он открыл ограждающие от вампиров познания ее семейства.

Они поехали обратно и несколько минут двигались к заброшенным столетия назад стенам города, когда Байрон заметил впереди фигуру, вырисовывающуюся на фоне серого неба, где идущая через болото дорога взбиралась на холм. Кроуфорд сощурившись, посмотрел в указанном направлении и увидел, что фигура сломя голову несется - им навстречу - а затем похолодел, узнав ее.

– Это Джозефина, - сдавленно сказал он, пришпоривая своего коня.

Она начала махать им, когда увидела лошадей. Ее руки, словно метроном, двигались туда и обратно и остановились, только когда Кроуфорд доскакал до нее, натянул поводья и спрыгнул на землю, а затем схватил ее за руки, и силой заставил их опуститься. Она так отчаянно задыхалась, что он заставил ее сесть. Глаза ее были широко раскрыты, и стеклянный глаз сумасшедшее уставился вверх в серое небо.

Байрон тоже спешился и держал поводья лошадей, с живым интересом поглядывая на Джозефину. Кроуфорд надеялся, что у нее имелась веская причина вот так примчаться сюда; он никогда и никому не позволял потешаться над ее странным поведением, но право же, было просто поразительно, как часто она давала людям такой повод.

Минуту спустя Джозефина наконец отдышалась.
– Солдаты из гарнизона, - выдохнула она, - у нас в доме. Я спряталась, когда они ворвались, а затем выбралась через кухонное окно, пока они были в гостиной.

Байрон процедил проклятье.
– Вас двоих даже поблизости не было от этих чертовых ворот, когда Тито проткнул того драгуна! И они вот так просто вломились? Я этого так не оставлю, они не могут безнаказанно докучать моим знакомым…

– Я… я не думаю, что это было из-за того драгуна, - сказала она, испытующе глядя на Кроуфорда своим единственным глазом.

– Ну и?
– нетерпеливо потребовал Кроуфорд после затянувшегося молчания.
– Зачем они приходили? Можешь говорить при Байроне, - добавил он, видя ее колебания.

– Они говорили о трех мужчинах, которые были убиты в прошлом году в Риме.

Внутри у Кроуфорда внезапно все оборвалось, и он пустым взглядом посмотрел мимо нее на городские стены.
– Ох.

Брови Байрона поползли вверх.
– Ты убил трех мужчин в Риме?

Кроуфорд выдохнул.
– Очевидно. Он оглянулся назад, на дорогу, которая вела к фермерскому дому семьи Кастинелли, прикидывая, сколько может запросить старый фермер за то, что позволит ему и Джозефине переночевать на полу его кухни.

– Байрон, ты не мог бы доставить Шелли сообщение, когда вернешься? Скажи ему, что Айкмэны все-таки берутся за предложенную им работу - но ему придется захватить для нас одежду и припасы и подобрать нас на дороге за городом.

ГЛАВА 13

Тот мир, что видел лишь на миг,

Достанется другому;

Ему достигнуть тех небес,

Что мне не стали домом.

—А. Э. Хаусман