Гнев и милость богини

–  Ты помнишь Шейду?
– спросила Глейс, пристально следя за изменчивыми очертаниями его лица.
– Помнишь ее?

–  Зачем вспоминать, чего больше нет?
– на какой-то миг по его синие губы тронула грусть.

–  Настоящую любовь нельзя забыть. Так-то, Тэхоникэас, - довольная догадкой Верда попятилась к стене, вздохнула, и заставила себя сказать: - Видишь тех умирающих людей на полу? Так вот… мое желание: растерзай, углуби их раны! Убей их! Сделай так, чтобы они не были такими, как до нападения "прозрачного охотника"! Выполняй!

–  Мэги Верда!
– в ужасе вскричал Леос.

Каррид Рэбб, подняв меч, бросился к ней, но наткнулся на развернувшийся перед ним айсщелид– магия, снятая "Застывшим Словом", снова начала наполнять пространство под звездчатым сводом. Эфир вокруг развернулся в звонкие струны.

Джин, похожий на вихрь желтой искрящейся пыли, метнулся к Голафу Брису, поглотил его собственным бестелесным существом, беспощадно перевернул несколько раз и, отбросив за обозначенный на полу круг, устремился к Астре Пэй. Дочь магистра, бывшая в сознании, дернулась, приподнялась на локте и попыталась отползти, но светящееся облако в один миг накрыло ее, окутало пламенным покрывалом.

–  Господин Брис!
– настороженно произнес Каррид Рэбб, увидев, как рейнджер, до сих пор казавшийся мертвым, необъяснимым чудом зашевелился и сел на корточки, глядя широко раскрытыми глазами на образ Хеги.
– Господин Брис!
– повторил анрасец, забыв о мэги Верде, которую он стремился со всей страстью пронзить мечом.
– Вы живы до сих пор?

–  Святейший Балдаморд… мэги Верда… - франкиец медленно поднялся на ноги, вспоминая события последних минут. Вспомнил, увидев Синий Зигзаг, валявшийся поперек одного из знаков Го, и тут же вскрикнул: - Где мэги Пэй?!

Ответом ему был испуганный и безумный взгляд Леоса. Хватая меч, Голаф повернулся в прыжке и увидел перламутрово-желтый вихрь, круживший Астру невысоко над землей. Рейнджер поднял клинок и было ринулся вперед, но властный голос мэги Верды заставил его промедлить с ударом:

–  Голаф, остановись! Стой и не двигайся! Стой! Все хорошо с ней!

Джин Тэхоникэас пролетел через половину зала и небрежно бросил дочь Варольда к ногам госпожи Глейс. Тут же он снова принял облик жреца, склонился с насмешкой к Верде и произнес:

–  Видишь как? Я все исполнил. Я свободен, моя прекрасная жрица.

–  Ступай назад в сосуд, Тэхоникэас!
– приказала Глейс, попробовав схватить эфирной петлей его астральное тело.

–  Нет! Я свободен!
– джин отлетел, повиснув под потолком.
– Хотя у меня будет еще стремление встреться, - с режущим слух свистом он облетел зал по кругу и выскользнул в приоткрытую дверь.

–  Как тебе, мэги Пэй?
– Верда присела, приподняв голову дочери магистра и смахнув с ее лица спутанные волосы.

–  Паучица, спасибо, - прошептала Астра, - спасибо тебе, моя добрая шетовка. Откуда ты знала, что он исполнит желание наоборот?

–  Я же мэги, а не дурочка какая-нибудь, - передразнивая ее, ответила госпожа Глейс.
– Признаться, очень боялась. Даже потом, зная, что он - Тэхоникэас, до смерти боялась. Кто знает, как могли перевернуться в его голове мои слова?

–  Теперь я тебе кое-чем обязана, - Астра приподнялась и села, упираясь локтем в нишу.
– Что стоит сосуд с джином? Я бы назвала его бесценным.

–  Думаю, он стоит доброго отношения, - Верда скруглила губы и поднесла к ним согнутый палец, обозначая образ Эты Милосердной.
– Честно говоря, у меня было несколько желаний, и я надеялась получить хотя бы три сосуда с джинами. Придется довольствоваться одним. Но пусть тебя это не заботит, ведь я тоже многим тебе обязана. И так даже лучше - в желаниях нужно и меру знать.

–  Мэги Глейс, я хотел убить тебя, - признал Каррид, убирая трясущимися руками мечи в ножны.
– Балд свидетель, если бы я добрался до тебя, когда ты творила непонятное моему уму дело, я бы порезал тебя на куски. Теперь я преклоняюсь. Прости, - он присел перед ней и жестом высшего анрасского почтения, поцеловал край ее одежды.

–  И ты, Леос, хотел убить меня?
– Верда прищурилась, подходя к барду.

–  Нет, нет, моя госпожа!
– выпалил он, шагнув ей навстречу и жарко сжав ее тонкие бархатистые пальцы.
– Но я думал, ты сошла с ума. С ума сходил и я.

–  На лице не осталось следов "охотника"?
– спросила Астра, вновь озаботившись своей внешностью. Встав, она повернулась к Голафу.

–  Совершенно никаких. Оно по-прежнему прекрасно, - искренне ответил франкиец.

–  И здесь будто ничего. Ни малого шрама, ни царапины, - откинув влажный от крови край разодранного платья, дочь Варольда оглядела свою грудь и живот. Тут же почувствовала липкий взгляд мужчин и закричала на барда и Каррида: - Чего уставились?! Совесть имейте, меня так нагло разглядывать!

–  Я тебе флер свой дам, - предложила госпожа Глейс и направилась к валявшейся у двери сумке.
– Обмотаешься им, все ж будет лучше, чем испытывать любопытство наших невоспитанных спутников, - прикрыв рот ладонью, она хихикнула.

Сотворив у стены иллюзию зеркала, мэги Пэй долго приводила себя в порядок, то укладывая растрепанные волосы, то перевязывая шелковый флер, предательски сползавший с груди, пока госпожа Глейс не догадалась помочь ей и закрепила тонкую ткань заколкой.

–  Можем отдохнуть здесь, - убрав зеркало, предложила Астра.

–  Да, в этом зале больше нет опасной магии. Запрем двери и будем чувствовать себя в относительной безопасности, - согласилась Верда, успевшая обследовать всю окружность помещения.

–  Тогда - час. На отдых час. Больше задерживаться здесь нельзя, - сказала дочь Варольда, вспоминая предупреждение жреца Иссеи, что благоприятное время для проникновения в гробницу слишком непродолжительно и, судя по фазе луны, оно было уже на исходе.
– Один час и идем дальше.

–  Светлейшая, а как насчет золотишко прибрать?
– Каррид покосился на горку монет под расколотым кувшином.
– Отдыхать мне что-то не хочется. Да и не смогу я спокойно мять задницу, когда вокруг пропадает столько бесхозного добра!

–  Прибери, волосатик. Вообще, если тебе еще охота шевелиться, наведи здесь истинно анрасский порядок. А я ноженьки вытяну, и не трогайте меня, - стянув с плеча Голафа плащ, мэги Пэй бросила его на возвышение возле обсидиановой призмы и прилегла, положив под голову сумку.

–  Лучшим образом приберу, - пообещал преданный Балду и, расстелив жреческое одеяние, принялся сгребать на него монеты, приговаривая: - Здесь штаров этак сто пятьдесят будет. Нет - двести. Или триста-четыреста. Все в дело пойдет, Светлейшая. Исключительно на наше благое дело. И сможем мы выпить и закусить до отвалу, как следует кротким детям Его.