Гнев изгнанника

Страдания Фи на вкус такие, что могли бы подпитывать меня вечно.

— Я ненавижу тебя.

— Я тоже, милая.

Я отстраняюсь настолько, чтобы увидеть ее глаза.

Уже далеко за полночь. Единственный свет на многие километры – робкое сияние луны, и его хватает, чтобы разглядеть ярость на ее лице. Черные стрелки под глазами подчеркивают ее узкие глаза.

Взгляд львицы в человеческой шкуре, готовой растерзать меня и почистить зубы моими костями. Враждебность обвивается вокруг ее зрачков. Как будто она всегда была такой.

Эта жестокая, прекрасная катастрофа.

Фи отпускает перила по обеим сторонам и на мгновение я думаю, что она собирается поддаться ветру и упасть вниз. Но ее маленькие руки сжимают переднюю часть моей кофты, чтобы оттянуть себя от края и приблизиться ко мне.

Наши носы соприкасаются, когда я наклоняю голову, прижимая лоб к ее лбу. По моим венам пробегает ток, когда я чувствую тепло каждого ее выдоха на своих губах, наполняющее наши легкие взаимной ненавистью, и я надеюсь, что моя ненависть такая же горькая, как и ее любовь.

Мы играем в опасную игру, в которой нет победителей и нет короны. Она закончится разрушением и королевством, превращенным в пепел.

Когда она высунула язык, мои руки инстинктивно схватили ее за голову.

У изгнанников нет королевства, а мне не нужна корона.

— К черту.

Мой рот с силой прижался к ее губам, и я резко оттащил ее от края. Мысли о последствиях улетучились в тот момент, когда я почувствовал, как ее губы прикоснулись к моим.

Это не было нежно или сладко. В этом не было ни доброты, ни любви.

Это стихийное бедствие. Жестокое и безжалостное.

Это не поцелуй.

Я, блять, разрушаю ее.

Мои руки опускаются на ее задницу, подтягивая ее к себе. Мягкие бедра Фи автоматически обхватывают мою талию, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и она практически карабкается по моему торсу.

Я всасываю ее нижнюю губу в свой рот, слыша, как из ее горла вырывается прерывистый стон. Это единственный звук, который я хочу слышать от нее всю эту чертову ночь. Может, я поцеловал бы ее раньше, если бы знал, что это заставит ее замолчать.

На платформу летит одежда, ее футболка и толстовка исчезают в считанные секунды, прежде чем Фи жадно соединяет наши губы. Я хватаю ее волосы обеими руками, пальцы сжимают пряди, пока она играет с серебряным пирсингом на моем языке.

Устав играть в хорошую, она впивается зубами в мою нижнюю губу так сильно, что я чувствую, как кожа разрывается, прежде чем вкус крови попадает в горло.

Чертовски жестокая.

— Черт, — я отстраняюсь с шипением, ее зубы цепляются за мою губу на несколько секунд, прежде чем она наконец ее отпускает.

Когда я открываю глаза, вижу, что она уже смотрит на меня. Ее взгляд затуманен и возбужден, она пьяна от желания, впиваясь глазами в кровь, стекающую по моему подбородку.

— Я же говорила, что люблю грубость. Если не можешь вынести небольшой укус, Синклер, — говорит она, потянувшись за спину и расстегивая лифчик. — Ты никогда не сможешь справиться со мной.

Даже перспектива секса не может заставить ее замолчать.

— Когда я закончу с тобой, ты будешь жалеть, что я тебя не убил, — я легко беру ее лицо в ладонь, приоткрываю ее губы и плюю ей на язык смесью слюны и крови. — А теперь глотай.

Когда наши губы снова соединяются, я изливаю всю свою ярость в ее горло. Я чувствую, насколько ужасна эта идея, в тот момент, когда ее язык касается моего. Кровь и презрение смешиваются воедино. Но я не могу заставить себя беспокоиться об этом, потому что это вкус мести.

Фи опускается ниже, слизывая всю кровь, которая пролилась по ее вине. Она игриво кусает кожу, поглощая каждую каплю боли, которую я испытываю. Я стону от разочарования, когда чувствую ухмылку на ее губах на своем подбородке.

Металлическая решетка под нами скрипит в знак протеста, когда я поворачиваю нас и отпускаю ее. Фи издает небольшой визг, отчаянно пытаясь восстановить равновесие, когда ее ноги касаются платформы.

Я жадно любуюсь ее обнаженным телом, освещенным лунным светом. Ее фиолетовый бюстгальтер свисает до середины рук, а от холодного воздуха ее соски твердые и упругие. Я сжимаю челюсти, представляя, как впиваюсь зубами в ее кремовые, бледные груди, свисающие, как сочные фрукты.

Мой большой палец дразняще потирает ее левую грудь, касаясь золотого украшения на ней.

Я наклоняю голову, улыбка играет на моих губах.

— Крылья ангела. Мило.

Фи закатывает глаза и сбрасывает бюстгальтер с рук. Ее вишневые волосы ниспадают по спине, обрамляя острые черты лица и узкие глаза. Она поднимает обе руки и показывает мне два средних пальца, чего я, впрочем, должен был ожидать. Фи выглядит так же сексуально, как и опасно.

Кончик моего языка в предвкушении касается нижней губы, и из груди вырывается низкий, зловещий смех. Я протягиваю руку за голову, снимаю капюшон и обнажаю грудь.

— Молния? Ты такой банальный, — насмешливо говорит она, указывая на татуировку на моем левом боку, которая тянется от верхней части ребер до бедра.

Но я вижу, как ее взгляд задерживается на рельефе моих мышц. Если бы она не хотела признать, что ей нравится то, что она видит, она бы, наверное, подползла и облизнула их.

Я наклоняюсь вперед и беру один из ее средних пальцев в рот. Не отрывая от нее глаз, я кружу языком, крепко обхватывая ее бедра, а затем разворачиваю ее, прижимая к себе.

Ее грудь с сильным стуком ударяется о резервуар с водой, и из ее губ вырывается поток воздуха. Мой член проклинает меня за то, что на мне надеты штаны, когда я прижимаю ее талию к своей. От нее исходит жгучий жар, прожигающий одежду и заставляющий меня прижиматься к ее попке, чтобы облегчить боль в яйцах.

Мои руки скользят по ее изгибам, обхватывая ее сиськи. Фи дрожит, когда мой рот находит ее ухо и игриво кусает его.

— Ты думаешь, тебе нравится грубость, потому что несколько парней дергали тебя за волосы, Ван Дорен? — шепчу я. — На тебе останутся мои синяки на всю твою чертову жизнь.