Гнев изгнанника

Они уже должны были к этому привыкнуть.

Проблемы – это практически наше врожденное право.

Это привилегия бунтарей, переданная нам от предыдущего поколения. Хаос течет в наших венах. Это наша сущность.

— Заткнись и беги! — кричу я, и звук царапает мое горло.

Мой большой палец быстро нажимает на брелок гораздо больше раз, чем нужно, открывая машину. Мигающие фары и громкий писк желтого Camaro отражают мое паническое состояние.

С каждым шагом я сокращаю расстояние между собой и неминуемой гибелью, настолько сосредоточенная на том, чтобы не сломать лодыжку, мчась в ботинках на платформе, что готова притвориться, будто за мной не гонятся пять накачанных футболистов.

— Фи, клянусь богом, я убью тебя, если ты тронешь мою чертову машину! — кричит Текс за моей спиной, звуча скорее как подросток, нежели чем студент второго курса университета.

О, я сделаю даже больше, чем просто трону твою машину, придурок.

Вечеринка, с которой я убегаю, как летучая мышь из ада, все еще в разгаре в отсутствие ее хозяина, который пытается меня догнать. Музыка гремит на тихой улице, эхом раздаваясь по одинаковым домам. Я уверена, что жители этой улицы привыкли к выходным вечеринкам Текса Мэтьюса и вместо возмущений просто купили себе наушники с шумоподавлением.

Летний ночной воздух ложится как бальзам на мою липкую кожу, я бегу к припаркованному американскому внедорожнику, который совершенно не догадывается о хаосе, надвигающемся на него.

— Блять! — шиплю я, открывая дверь и ударяясь голенью, когда пытаюсь залезть на водительское сиденье. С синяком разберусь утром.

— Фи, в следующий раз трахни капитана шахматного клуба, — хрипит Энди, хлопая пассажирской дверью. — Или, я не знаю, буквально кого угодно, кто не является лучшим нападающим в штате Орегон.

— Я не планировала угонять его машину, пока он мне отлизывал, — возражаю я, дрожащими руками вставляя ключ в замок зажигания.

Хотя я и ненавижу эту марку автомобилей, но звук двигателя заставляет мое сердце биться чаще, а мощный гул вибрирует в костях.

Дверь практически отрывается от машины, прежде чем Атлас с его ростом в сто восемьдесят пять сантиметров заваливается на заднее сиденье, от чего автомобиль начинает трястись.

— Гони, гони, гони… — бормочет он, его ноги все еще свисают за дверью, когда я переключаю передачу.

Мои вишневые волосы развеваются через окно, когда я опускаю стекло, и на моих губах расцветает улыбка, когда я смотрю на своего бывшего… бывшего парня? Нет, это слишком большая честь для него. Он был всего лишь трехдневной интрижкой, которая быстро переросла в ошибку.

Ни один секс в мире не стоит того, чтобы терпеть такое огромное эго и неспособность понимать намеки. Если бы я хотела переспать с капитаном лакросс-команды, я бы просто сделала это.

Он знал, как обстоят дела. В Пондероза Спрингс все знают о моей репутации. Я не вступаю в отношения. Я получила прозвище «лисица» не за свою миловидность.

Понимаете, у меня есть некоторый аппетит к мужским сердцам. Выжить в моем хаосе просто невозможно.

Мне нравятся неправильные решения. Быстрые машины. И секс.

Все, что лишает меня чувств.

Текс несется с холма, а его дружки гонятся за ним по пятам.

— Фи! — кричит он, его темные волосы сливаются с ночным небом. — Не смей…

Парни такие идиоты. Потому что знаете, что мне хочется сделать в такой ситуации?

Рискнуть.

— Поцелуй меня в задницу, ублюдок, — кричу я радостно, отъезжая от обочины, высунув руку из окна и высоко подняв средний палец. Все это время Атлас барахтается на заднем сиденье, пытаясь закрыть заднюю дверь, чтобы не выпасть.

Визг шин заглушает пустые угрозы Текса, когда я открываю дроссельную заслонку, и весь воздух всасывается в двигатель, когда я нажимаю на педаль газа до упора. Этот мудак может угрожать мне сколько угодно. Мы оба знаем, что он не тронет меня.

Очевидно, папа меня отругает, но в том, что твой отец – городской судья, есть и свои плюсы. Никто не осмелится заявить в полицию на Королеву Бедствий Пондероза Спрингс.

Потому что все боятся Рука Ван Дорена.

Что только доказывает, насколько они все чертовски глупы. Достаточно одному из них набраться смелости и сдать меня, и все узнают, что судья не спустит мне это с рук. Мне бы пришлось ответить по всей строгости закона.

Мой отец многое из себя представляет, но не является нечестным человеком.

Если не брать в расчет конструкцию этой машины, нет ничего лучше этого чувства. И я не имею в виду угон, хотя это тоже чертовски приятно. Это адреналин, который дает двигатель; это трепет, пронизывающий мои вены; осознание того, что я контролирую всю эту мощь и давление под капотом.

Никто никогда не поймет, насколько я это люблю, потому что они не росли в тех же условиях, что и я. Слова «быстро ехать» впитались в меня, как дождь впитывается в корни дерева.

— Энди, от меня все еще пахнет травкой? — протяжно спросил Атлас, просунув голову между водительским и пассажирским сиденьями, весь пропахнувший марихуаной.

Моя сестра лениво откидывает голову в сторону, уткнувшись носом в его лохматые волосы цвета чернил.

— У тебя два варианта, чувак. Либо ты переночуешь у нас и стащишь какую-нибудь одежду Рейна, либо влезешь через окно к Эзре и помолишься, чтобы родители тебя не поймали.

— Блять. Блять. Блять. Я же сказал им, что больше не буду ввязываться во всякие глупости, — он в отчаянии проводит руками по волосам. — Когда мой отец сегодня вечером закопает меня под землей, боже, пожалуйста, почистите историю поиска моего браузера. Моя мама ослепнет, если увидит эту дрянь.

Из моего рта вырывается неприятный звук, что-то среднее между фырканьем и смехом. Я знаю Атласа всю свою жизнь. Буквально. Его семья живет по соседству с моей с тех пор, как я была маленькой. Я почти уверена, что нет ни одной фотографии с моего дня рождения, на которой бы его не было.

Тем не менее, я никогда не пойму, почему из всех нас, детей, именно его все называют Святым. Я буду до последнего вздоха утверждать, что это звание должно принадлежать прелестной Норе Хоторн, но, черт возьми, никто меня не послушает.

— Твои сексуальные наклонности в надежных руках, — улыбается Энди. — Честное скаутское.

— Блять, — возражает он, качая головой. Краем глаза я вижу, как он тыкает в нее указательным пальцем. — Клянись Стиксом.

Соленый прибрежный воздух обдувает мое лицо, запах океана наполняет мой нос, когда я смотрю на них. Их указательные пальцы переплетаются, скрепляя обещание, более священное, чем коронация папы римского. Клятва, которая началась задолго до нас, и которую мы переняли от наших отцов и дядей.