Гнев майя
Шрифт:
– Я поняла, что мы упустили из виду. Нашего главного союзника.
– Это кого же?
– Бартоломе де Лас Касаса.
Глава 16
Когда Сэм и Реми вышли из здания аэропорта, «Вольво» Сельмы уже стоял у края тротуара. Реми скользнула назад, к смирно сидевшему Золтану и обняла его, трепля по голове. Тот в ответ лизнул ее в лицо.
– Hianyoztal, Золтан.
– Что ты сказала? – переспросила Сельма.
– Что скучала по нему. По тебе тоже, но ты ведь
– И я по вам, – ответила та. – Привет, Сэм.
– Привет, Сельма. Спасибо, что встретила.
– Не за что. После случая в университете без вас стало как-то совсем тоскливо, мы с Золтаном места себе не находим. Дэвид Кейн звонит каждый день, но я сказала, что, пока вы не появитесь, это бесполезно.
– Да, кстати – мы дома ненадолго, – тут же разочаровал ее Сэм. – Нам нужно слетать в Испанию. Но сперва, прежде чем перейти к следующему шагу, соберемся все вместе, с тобой и Дэвидом, и обменяемся информацией.
– Ясно. Как приедем, займусь поиском билетов, – вздохнула Сельма. – Жаль, что вы так быстро. Пока вас не было, рабочие закончили покраску, так что все готово. Дом снова принадлежит вам, и только вам.
– То есть никаких плотников, маляров, электриков? Никого?
– Ни единого человека. Я наняла команду уборщиков, чтобы не осталось даже намека на следы от пуль, даже микроскопической капли крови или осколка стекла. Дом как новенький.
– Спасибо, Сельма, – сказала Реми. – Мы тебе очень благодарны.
– И постараемся больше не устраивать пальбу в гостиной, чтобы и дальше все оставалось таким же, – добавил Сэм.
– Можешь еще уделить мне немного времени перед встречей с Кейном? – попросила Реми. – Мне нужны все данные о Бартоломе де Лас Касасе и четырех известных кодексах.
– С удовольствием, – откликнулась Сельма. – Я собирала информацию по майя еще с того времени, как вы позвонили из Мексики.
Шесть часов спустя прибыл Кейн, и все уселись за столом для совещаний на нижнем этаже. Фотокопия записки, сделанной рукой Лас Касаса, лежала перед ними.
– Ну что, дадим слово Реми? – предложил Сэм.
– Я только хотел бы поблагодарить сперва Сельму, которая догадалась сделать снимок, прежде чем передать листок мне, – вставил Дэвид.
– Дрезденский кодекс, прежде чем о нем стало широко известно, был скопирован неким итальянским исследователем. Мадридский – до того, как он попал в Музей Америки в испанской столице, – переписал французский аббат. Парижский – тот же самый итальянец. После этого кто-то из сотрудников Национальной библиотеки случайно выбросил оригинал в мусорную корзину, повредив его, так что копия оказалась весьма кстати.
– Интересный набор совпадений, – пожал плечами профессор. – Но к чему вы ведете?
– Мы знаем, что наш кодекс побывал в руках у Бартоломе де Лас Касаса. Записка доказывает это, как и то, что он понимал ценность книги и необходимость сохранить ее.
– Он вообще был горячим защитником прав индейцев и верил в значимость их культуры. Известно также, что он изучал их языки, говорил на нескольких, – добавила Сельма.
Дэвид Кейн хлопнул себя по лбу.
– Ну конечно! Вы считаете, есть шанс, что Лас Касас создал копию?
– Наверняка мы утверждать не можем, но проверить определенно стоит.
– Предположение смелое. Насколько я знаю, нет никаких сведений о том, что он переписывал книги майя. Ему доводилось лишь видеть, как их сжигают.
– Именно поэтому он не упоминал о сделанных им копиях, – возразила
Сельма. – Тогда в огонь бросали не только книги.– После того как Лас Касас покинул миссию в Рабинале, – продолжила Реми, – он стал епископом мексиканского Чьяпаса. Оттуда вернулся к испанскому двору, где стал советником в делах, связанных с туземным населением колоний, имел в этой сфере большое влияние. И вот далее идет самая многообещающая часть. После смерти Лас Касаса в тысяча пятьсот шестьдесят шестом году его обширная библиотека по завещанию была передана коллегии Сан-Грегорио в Вальядолиде.
Кейн помолчал, раздумывая.
– Да, пожалуй, ваши выводы верны. Каждый европеец, осознававший ценность кодекса, стремился обязательно его скопировать. Даже и сейчас я практически первым делом отфотографировал ваш экземпляр. И как я мог отдать снимки этим мошенникам?!
Сельма поторопилась вернуться к исходной теме разговора.
– Итак, мы согласились, что, имея доступ к кодексу, Лас Касас постарался бы сделать копию. Она почти наверняка хранилась среди других его книг и бумаг; вряд ли он передал ее, скажем, в распоряжение двора. Это собрание, как мы знаем, сейчас в Вальядолиде. Библиотека учебного заведения в Испании – куда лучшее место для рукописи, чем жаркие и влажные джунгли Гватемалы. Если она действительно когда-либо существовала и все это время пролежала там, то вполне могла сохраниться.
– Слишком много «если», – проговорил Кейн. – Небольшой аргумент в поддержку вашей версии: Лас Касас действительно не стал бы оставлять в Новом Свете никаких изобличающих его бумаг, которые могли бы использовать против него враги – францисканцы и защитники системы энкомьенд. Он обязательно забрал бы все с собой в Испанию.
– Словом, шансы, конечно, невелики, – заметила Реми, – но доводов «за» куда больше, чем «против».
– Скажем так – предположение действительно смелое, но небезосновательное. Его обязательно нужно проверить, – добавила Сельма.
Сэм встал.
– Значит, решено. Сельма, подготовь, пожалуйста, нашу с Реми отправку в Вальядолид. И сделай копию записки, чтобы у нас был образец почерка Лас Касаса.
Сара Эллерсби сидела в огромном кабинете своего столичного особняка. Эмпреса-Герреро располагался в старой части Гватемалы и был когда-то сердцем деловой империи богатой и могущественной семьи Герреро. Те занимали здание еще с колониальных времен, пока последняя гражданская война не обескровила их бизнес и новое поколение не предпочло беззаботную жизнь в Европе.
Особняк находился по соседству с Национальным дворцом – крупные землевладельцы, разумеется, не могли не принимать участия в управлении страной. Весь девятнадцатый и б'oльшую часть двадцатого века глава семьи, отодвинув стул красного дерева, просто брал со стойки у двери шляпу и трость, закуривал сигару и отправлялся в резиденцию правительства отстаивать и продвигать интересы компаний Герреро. С фасада здание в стиле барокко, хоть и не особенно высокое, смотрелось более чем внушительно; к массивным двойным дверям пришлось даже приделать электромотор, чтобы легче открывались. Пол был вымощен узорной плиткой, созданной теми же мастерами, что работали в церкви Иглесия-де-ла-Мерсед, потолок терялся где-то в вышине. Через каждые несколько шагов стояло по вентилятору – для субтропического колорита, – хотя температура кондиционированного воздуха, который они лениво перегоняли, не превышала двадцати двух градусов.