Гнев Тиамат

Она ожидала застать пространство пустым. Думала, что после случившегося движение между вратами сведется практически к нулю. Ошиблась. Ее малыш-скиф принял сигналы почти двух дюжин транспондеров и высмотрел подписи двигателей еще нескольких. Распоряжение Лаконии об эвакуации пространства колец игнорировалось в таком масштабе, которого Наоми не понимала и не представляла, а от предчувствия опасности у нее захватывало дух. Без управляющей движением Медины шансы попасть в летучие голландцы у каждого были много выше прежних.

Она шла на переход, ничего не подозревая, и вполне могла пропасть. А все потому, что подразумевалось, будто событие, убившее Медину и «Тайфун», уничтожившее врата в две системы, не изменило правил. Если порог исчезновения стал другим, они об этом не узнают, пока не влипнут.

Быть может, все дело в необходимости снабжать неустойчивые колонии или сбыть товар, сэкономив на выплатах Союзу. А может, в том, что свобода заставляет человечество забывать о последствиях. Так или иначе, у Наоми перехватило дух. В изумлении она не сразу заметила, что среди кораблей присутствуют два того же типа, что «Предштормовой», и что они разгоняются в ее сторону. Из-за каши в медленной зоне и в собственной голове она спохватилась только тогда, когда от «Муссона» пришел запрос на связь.

Ее система давала возможность изменить голос и внешность, и Наоми, прежде чем отозваться, пять раз проверила, работает ли эта программа.

– Говорит главный старшина «Муссона» Норман, – сказал человек с экрана. – Вы нарушаете карантин. Прошу немедленно покинуть пространство колец.

В его голосе звучала затверженная напевность, словно он в сотый раз повторял опостылевший ритуал.

– Простите, – ответила Наоми. – Я не нарочно. Просто у меня болен брат. Я давно должна была к нему вернуться. Никакой контрабанды, честное слово.

– Мне безразлично, куда вы направляетесь, – сказал лаконец. – Просто уходите и не вздумайте возвращаться. Сюда скоро прибудет постоянный гарнизон, и тогда за такие вещи будут расстреливать. Постарайтесь к тому времени оказаться в другом месте.

– Да, сэр, – согласилась она. – Сейчас же ухожу на переход, сэр.

Связь прервалась. Они не справлялись с потоком. Больше того, они держали в медленной зоне корабли, не способные контролировать движение. Значит, или они сознавали опасность и делали все, чтобы свести к минимуму риск повторения катастрофы с Мединой и «Тайфуном», или выжидали крупную рыбу, или совмещали то и другое. А проследив курс, Наоми увидела, что лаконские истребители направляются к Оберону.

– В цель попали, – пробормотала она, – но приза не заработали.

Врата Бара Гаон располагались в сегменте, позволявшем сократить курс через пространство колец до половины его поперечника, и оказались не совсем там, где ожидала их найти навигационная система. После потери Танъявура и Текомы остальные врата сместились – самую малость, но достаточно, чтобы программа заметила. Наоми приступила к коррекции курса и… остановилась.

«У меня болен брат, – подумала она. – И я тоже больна».

Она скорректировала курс скифа, направив его к Фригольду. К дому.

Глава 36. Тереза

День, когда Тереза наконец свалилась, начался как почти все дни теперь. С кошмара.

Она не спала до раннего утра, пересматривала старые фильмы и программы. Тщилась выдавить утешение из чего-то знакомого. Она чувствовала себя увереннее, зная, что в этих историях произойдет дальше. Не то что в жизни. Она не засыпала, пока терпело ее тело. А стоило все же отрубиться, сновидения наваливались, словно поджидали ее. Словно проголодались.

Их было три разновидности. В первой она странным образом оказывалась частью здания, а отца – или иногда мать – убивали в соседней комнате, и, чтобы остановить убийц, надо было найти нужную дверь. В другом сновидении планету Лаконию поражала какая-то болезнь, от которой куски суши проваливались в расплавленную мантию. Нигде не было ни надежного, ни безопасного места. В третьем, бесформенном и полном насилия, полковник Илич так или иначе убивал Тимоти.

Все они повторялись так регулярно, что она научилась их узнавать. И даже комментировала сны во сне. Когда в голове возникал новый ужас, она думала: «Это как в том сне, только сейчас оно на самом деле». От неизбежности кошмары мучили еще сильнее. И отравляли ей часы бодрствования. Насилие, страх, потери могли прорваться в любой момент, в любом месте, и никакой опоры она не видела.

Самое страшное, что все это была правда.

Тереза, так и не выспавшись, проснулась от тихого стука слуги и взволнованного лая Ондатры. Старушка больше всего любила завтраки. И вообще еду.

Слуга внес белый керамический поднос с яичницей и сладким рисом, стаканом арбузного сока и сосисками с темной, зернистой горчицей – как она любила. Раньше любила. Теперь еда ее не интересовала. Не так, как раньше. Тереза ковыряла ложкой рис и смотрела новости, без передышки вещавшие о том, как лаконские корабли помогают местным властям в непрекращающейся войне с сепаратистами. Показывали мужчин и женщин в голубой лаконской форме, беседующих с губернаторами Земли и Марса. Тереза гадала, верит ли кто-то этим новостям. И верит ли она сама.

Она знала, что, если не поест, об этом донесут Трехо. Сунула в рот кусочек яйца, но от резиновой упругости белка ее чуть не стошнило. Поест риса, и хватит. Должно хватить. Вечером она одолела не больше половины ужина. Знала, что голодание ей не на пользу и что Иличу с Трехо это не понравится. Отчасти потому и не ела. Зачерпнув ложку риса, она высосала густой сладкий соус и выплюнула зерна. На экране адмирал Гуярат рассказывала о завершении работ над «Вихрем» – новейшим кораблем класса «Магнетар», – забывая сказать, что он еще и единственный. Как будто первые два не погибли.

Тереза взяла сосиску. От запаха сала и соли ее тошнило. Под тонкой пленкой ей виделось крошево мертвого животного. Она бросила сосиску Ондатре. Собака, вместо того чтобы жадно проглотить подачку, переводила взгляд с сосиски на нее и скулила.

– Ешь-ешь, – сказала ей Тереза. – Я и раньше не хотела, а теперь уж точно не буду.

Ондатра неуверенно вильнула раз-другой пушистым хвостом. Сосиску она съела, но, кажется, со стыдом. Онемение чувств на минуту сползло с Терезы, уступив место слезам. В здании жили и работали множество людей со всех систем империи. Некоторым вменялось в обязанности готовить ей еду, обучать ее, следить, чтобы ее одежду стирали, складывать ее на место. Но никому не поручили ее любить. Единственной, кому было до нее дело, оказалась собака.

В голове у нее явственно, словно от стоящего рядом собеседника, прозвучал голос. Похожий на ее, только спокойнее. Суше. И более взрослый, словно какая-то будущая Тереза переслала ей в прошлое случайное наблюдение. «Ондатре нравится Холден».

Больше голос ничего не сказал. Тереза заглянула в выразительные карие глаза Ондатры, и печаль стала мягче.

– Паршиво ты выбираешь друзей, – сказала Тереза. – Извини, собака.

В дверь снова постучали, и она по звуку узнала Илича. Тереза разворошила еду, чтобы казалось, будто она кое-что съела, и разрешила двери открыться. Едва взглянув на нее, полковник перестал улыбаться.