Гнев Тиамат

– Я дам знать, как там дела, – обещал он. – Тогда и решим.

Джиллиан встала, протянула ему руку. Он пожал ее, не отстегиваясь.

– Хорошо было, – сказала она. – Мы хорошо поработали.

– Да, правда ведь? – отозвался Алекс.

Когда она ушла, он еще раз проверил систему. Обычно он не рисковал летать на корабле с одной обшивкой, но, даже если встретится микрометеорит, они, может, и выживут. И вообще. Жизнь – это риск.

Он включил рацию.

– Здесь «Драйбек». Разрешение на старт принял.

– Разрешение еще действует, «Драйбек», – сказали ему с того конца связи. – Не надо здесь ничего взрывать, а сталкиваться у нас не с кем. Ге кон Готт [2] , да? Станция Драпер, связь кончаю.

«Станция Драпер», – повторил про себя Алекс, на маневровых выводя кораблик из лавового канала. Он в первый раз услышал это название. И не рассердился.

* * *

Фригольд, как большинство планет «зоны Златовласки» [3] , был разнообразен по условиям жизни. Солончаковые пустыни располагались на одном континенте с пышними горами, где Алекс прятался в первый раз, и с поселком, успевшим разрастись в солидный город. Белые дюны и краснокаменные столовые горы тянулись от горизонта до горизонта. Кое-где возвышались пирамидальные скалы и острые как нож хребты – артефакты чужой цивилизации или просто красивое создание природы. Рассветы светились теплым розовым, а закаты – зеленоватым золотом. Почему так, Алекс не знал. Ночами пустыня пела. Звенела от перепада температур тонким голосом флейты, как бокал, когда проводят пальцем по ободку.

2

Отправляйся с богом (астерский диалект).

3

Другое название – «зона жизни». Так называют области, где условия на планетах теоретически пригодны для существования жизни земного типа.

Вездеход был практически автономным, прокладывал курс, руководствуясь временем суток и расположением звезд, подобно древним мореплавателям Земли. Ни входящих, ни исходящих сигналов, которые могли бы выдать Алекса. Широкие гусеницы – титан и резина – позволяли передвигаться по пустынному бездорожью легче, чем дался бы простейший перелет на корабле. Огромное безлюдное пространство утешало. Алекс ждал, что в пути ему будет одиноко, но случилось иначе. Он только сейчас понял, сколько сил тратил, притворяясь перед командой «Предштормового», что все в порядке. А он и не знал, что держит себя в руках, пока не расслабился. Он спал на узкой койке в брюхе вездехода, а днем сидел на крыше, глядя на солнце, небо и звезды, и не слушал даже прихваченных с собой музыкальных записей.

Дважды к нему в пути ненадолго приставало большое неуклюжее животное с ногами как тонкие стволы и шкурой как желтый мох. Второе сопровождало его полдня, потом трижды проворковало и отстало. Насколько Алексу было известно, он единственный из людей наблюдал этих животных.

Он не раз задумывался, почему Наоми избрала для себя жизнь в грузовых контейнерах, а теперь, кажется, понял. Полное одиночество превратило его траур в нечто иное, странное и человечное.

«Роси» они спрятали в пещере на западном краю пустыни. Алекс выбрал это место из-за близости радиоактивной жилы, которая давала дополнительную маскировку от врага, а для него служила добавочным ориентиром.

Теперь Алекса преследовал новый страх: что «Роси» не дождался его. Что скала обрушилась, пока их не было. Или что покрытие, которым они защитили пластины обшивки, растрескалось или его попортили местные животные и созданный для вакуума корабль подвергся действию ветра, песка и соли. Час за часом беспокойство разрасталось. К тому времени, как вездеход, исчерпав автоматическую программу, вздрогнул и остановился под огромным скальным навесом, покой пустыни остался позади.

Алекс, захватив флягу с водой и тряпку, чтобы завязать себе рот, спрыгнул на соленый песок. В тени под скалой было прохладно. Он пошел по стеклянистой полосе, проплавленной маневровыми «Роси», казалось, целую жизнь назад.

В темноте и тишине, целехонький, укрытый в глубине пещеры, его ждал старый марсианский корвет. Покрытие было поцарапано – может, зверями или шершавым пустынным ветром, – но не насквозь. Конечно, Алексу только почудилось, что корабль радуется ему. Игра воображения. Он это понимал, и все равно…

На то, чтобы срезать герметичное покрытие и добиться ответа от шлюза, Алекс потратил большую часть дня, но потом дело пошло быстрее. Перед уходом они осушили водяные баки, но запасов на краулере хватило, чтобы наполовину восполнить емкости корабля. Труднее было запустить систему замкнутого цикла. Алекс полдня перепроверял линии подачи, пока не нашел, в которой трещина. И еще полдня возился с заменой. Наоми, Амос или Кларисса управились бы за полчаса.

Он больше не спал в вездеходе, особенно с тех пор, как камбуз «Роси» начал понемногу выдавать еду. При его небогатых запасах питание было спартанским, а из напитков имелась вода и зеленый чай. Корабль лежал на земле брюхом, поэтому все располагалось перпендикулярно привычному положению и в свою каюту с амортизатором Алексу приходилось карабкаться.

За работой по приведению в порядок старого корабля он почти поверил, что ждет возвращения команды. Что они еще появятся в мастерских или в рубке, будут смеяться, спорить, закатывать глаза, как раньше. За неделю он совсем измотался и без ужина повалился в койку. Между сном и явью ему слышались голоса в коридоре. Сухой шепот Клариссы и озабоченный голос Холдена: будто они и вправду были здесь и, стоило напрячься, он разобрал бы слова. Гуднуло предупреждение открывшегося шлюза, в коридоре простучали знакомые шаги. Когда дверной проем заполнил силуэт человека, Алекс подумал, что еще спит. В себя его привел живой голос – первый после выезда из Фригольда.

– Привет, – сказала Наоми.

Глава 38. Наоми

– Привет, – сказала Наоми.

Алекс шевельнулся на койке, и шипение подстроившихся шарниров словно сложилось из воспоминаний. Он моргал, еще всклокоченный, не соображая ничего спросонья.

– Правда, что ли? – спросил он.

– Правда, – подтвердила Наоми.

– Нет-нет-нет… Я просто… не знал, что ты придешь.

Слова были простые. Обычные. Каждое много весило.

Алекс похудел от времени и горя, кожа под глазами стала темной. Улыбался он радостно, но радость была с синяками. Такие чувства даются только тем, кто понимает, как они драгоценны и как хрупки. Наоми подумалось, что она и сама так выглядит.

– Я получила твое сообщение, что ты возвращаешься сюда, и… ну, у меня были другие планы, но, хорошенько подумав, я решила, что стоит вернуться к «Роси».

– Долго думала, а?

– Десять, а может, и целых пятнадцать секунд.

Алекс хмыкнул и поднялся. Она шагнула в каюту, они обнялись. В последний раз они касались друг друга в глубине перевалочной базы системы Сол. Тогда их было трое.

Они расступились очень скоро. Удивительно, как хорошо оказалось видеть Алекса в знакомом интерьере «Росинанта», хотя корабль и стоял поперек обычной ориентации.

– Как ты сюда попала? – все еще ухмыляясь, спросил он.

– На хлопушке с Эпштейном, – сказала Наоми. – От Оберона прямиком сюда. Правда, для атмосферы кораблик не годился, так что я запарковалась на перевалочной станции и поймала челнок.

– Опять мы на планете.

– И мои колени уже возмущаются. Но на корабле мне не так непривычно, – сказала она. – Никто меня не убедит, что эта штука, которая зовется «небом», – не жуткая жуть. Я хочу видеть, что держит мой воздух, уж пожалуйста.

– Пить хочешь? Мой старичок еще не раскрутился на полную, но чай заварить сумеет. Может, даже мате, если цикл достаточно разогнался.

– Не откажусь, – сказала Наоми и добавила, потому что молчать было бы еще хуже, чем говорить: – Мне так жаль Бобби. Я целый день ревела.

Алекс отвел взгляд. Улыбка его незаметно сменилась маской самой себя.

– И до сих пор иногда. Застанет врасплох – и вроде как повторяется как в первый раз.

– У меня так, когда думаю о Джиме.

– Ты бы ее видела, старпом, – со смешком, похожим на всхлип, сказал Алекс. – Хренова валькирия, представляешь? Летела на эту толстозадую громадину, словно могла завалить ее в одиночку.