Гнев Земли

– Ну, сынки, и мне черед помирать, - тихо сказал он, но все это услышали.

Прежде чем Грибов успел что-нибудь сообразить, дед выхватил у него одну гранату здоровой рукой и старчески заспешил по грязи к мчащейся на них стихии. Прапорщик понял, что тот задумал, и крикнул остальным:

– На пол! Закрыть дверь! Радиус разлета осколков двести метров!

…Давно это было. Начинался июль 1944 года, войска 1-го Белорусского фронта окружили фашистов в районе Минска. Пять немецких корпусов оказались в ловушке. Остатки танковых дивизий вермахта попытались вырваться из окружения, путь им преградили передовые части 3-ей армии генерала Горбатова.

От двух батальонов пехоты, роты истребителей танков и пулеметного взвода почти ничего не осталось. Нужно было продержаться до подхода наших танков из корпуса генерала Панова. Всех офицеров по близости уже убило или ранило, старший сержант Матвей Петров принял командование на себя, хотя в общем-то, руководить было некем – от взвода пулеметчиков осталось меньше пяти человек.

Размалеванный «тигр» полз прямо на пулеметное гнездо Матвея. «Максим» был разворочен осколками, помощника убило, для ППШ не осталось дисков. Были только старший сержант Петров, одна граната и вражеская сорокатонная махина, вооруженная пушкой, пулеметом, неуязвимой броней.

Матвею стоило огромных усилий заставить себя не побежать, подставив незащищенную спину. Он выждал, когда до танка осталось меньше пятнадцати метров, и пополз ему навстречу. В школе сержантов учили, что мертвая зона для водителя и пулеметчика в танке меньше пятнадцати метров – на этом расстоянии они не видят впереди себя.

Лобовая броня «тигра» выдерживала попадание пушки со средней дистанции и гранатой тут не поможешь. Матвей откатился в сторону, залег за грудой битого кирпича, выдернул чеку и метнул гранату с близкого расстояния. Она угодила прямо в башню. Взрыв изувечил танк, а осколки испятнали героя.

Подвига Матвея не видел никто, молоденькая санитарка вытащила его полуживого на себе чуть позже. Немцы так и не вырвались из кольца. Старшего сержанта Петрова вытащил из лап смерти хирург-еврей (фамилию его Матвей так и не узнал, но всю оставшуюся жизнь поминал самым добрым словом), извлеча шесть осколков…

Теперь почти спустя шестьдесят лет Матвей вновь один двигался навстречу врагу, неизвестному и беспощадному, вновь в руке была граната. Правда, значительно круглее, ребристее, удобнее для ладони, чем тогда. Не было молодости, сил, уверенности в победе, не было шансов уцелеть.

Дед отбежал от машины метров на двенадцать, земляная волна была уже в полутора шагах. Матвей выдернул чеку, уронил гранату перед собой и втоптал ее ногой как можно глубже. Через секунду земляной вал сбил с ног Матвея и поглотил опасную начинку. Еще через две плюхнул взрыв.

Гребень разлетелся ошметками грязи величиной от горошины до кусков весом в десятки килограмм. Из глубины почвы вырвался туманный сгусток непонятной субстанции, порыв ветра и дождь рассеяли его. Деда Матвея накрыло осколками, а потом завалило землей.

За происходящими событиями никто не заметил, что один из осколков пробил машину и размозжил затылок Коняевой. Гусев нервно раскрыл задние двери и вытолкнул ее тело прямо в лужу.

– Ты рехнулся, парниша? – буквально очумел от происходившего Калинкин.

Ответ потряс его еще больше:

– Итак, в салоне народа лишнего дофига, - Гусев кивнул на Лостопадова (он по-прежнему был без сознания, язвы на лице, голове и руках слабо кровоточили) и Коняева (взрывы и встряски привели его в чувство, он открыл глаза и ничего не понимая стонал то ли от чудовищного похмелья, то ли удивления), - Еще и трупаков возить с собой?

Деревья больше не падали, преграждая дорогу, хищники, потеряв до двух десятков особей, не показывались, земля не двигалась, лишь моросил дождь. Дорога была свободна. Гончаленков уже пришел в себя, хотя в голове его звенело, а перед глазами искрились цветные вспышки. Тело его, будто одномоментно отпинала целая футбольная команда.

Участковый с заряженным автоматом занял место деда Матвея. Калинкин оружие потерял и отправился с салон, в котором угрюмо молчал Гусев, хрустя костяшками пальцев, постанывал, приходя в себя, Коняев, тихо умирал Лостопадов.

Гусев смотрел на них как на лишний балласт, но пока молчал. Два автомата, четыре неполных магазина, граната – вот и все оружие, что осталось. Машина двинулась вперед, объезжая ели и воронку, до конечной цели следования было рукой подать.

Большая Гнилка, 2 км от моста, 12:33.

Пастушья тропа кончилась. Дальше начинался пологий спуск к реке. Дед Матвей погиб, и теперь о местонахождении брода можно было лишь догадываться. Первым взорвался Гусев:

– Ну, чего опять стоим? Давайте вперед, пока елки не начали падать и пока волки не прыгают!

– Заткнись! – угрожающе рявкнул Грибов, - Без твоих соплей обойдемся. Ты знаешь, где брод? Нет, тогда дыши в анус и помалкивай.

– Дед сказал, что там река шириной метра четыре с половиной, - напомнил Калинкин.

– Тут метров на пятьдесят такая полоса берега тянется, - определил на глаз Грибов, - Придется наугад искать брод.

Гусев уже не мог себя сдерживать. Спасительный берег был менее чем в километре от него, страх и жажда жизни взяли верх.

– Спускайте машину к воде и вперед! Чего болтать, нужно действовать, пока тихо вокруг.

Грибов сжал кулаки и двинулся к солдату, но Гончаленков его остановил:

– Пусть делает, что хочет, у нас нет времени на разборки.

Уши Калинкина насторожились:

– Шеф, вы думаете, они вернутся?

– Уверен в этом. Эколог был прав, силы, что против нас не могут одновременно и валить деревья, и двигать пласты почвы, и нагнетать непогоду и создавать колебания земли – на все это нужно много энергии. Чтобы ее восстановить, требуется время.

Грибов крепче сжал автомат и осмотрелся:

– То есть, сейчас идет перезарядка энергии?

– Да, без боя нас отсюда не выпустят, - подтвердил участковый.

Гусев вскочил и тревожно заметался:

– Довольно с меня этой бредятины! Оставайтесь, если хотите, я не хочу вот так отдать концы, - он указал на Лостопадова, который уже не дышал, - Я сматываюсь отсюда!

Гусев выскочил из машины и, увязая в мокро-рыхлом песке, поспешил к берегу. Он стремительно спустился к воде и без всяких раздумий двинулся по ней напрямик. Первый метр глубина не превышала тридцати сантиметров. Вдруг Гусев понял, что его сапоги разъедаются, вместо холодной осенней воды он очутился в кипятке и очень ядовитом.