Гнездо времени

– А ты начинай коллекционировать, - брякнул я ни с того ни с сего, Уверен, никому это в голову не приходило. Будешь, Педро, так сказать, сандалофилистом.

Педро призадумался, а на другое утро мне и говорит:

– Всю ночь снились сандалии. Но и шляпы тоже! Не могу я им так вот запросто изменить. Пожалуй, буду коллекционировать параллельно - и шляпы, и сандалии.

– Классная идея, - поддержал я.
– И очень символично. "С головы до ног" - вот название твоей коллекции. Да ты, Педро, ею мир покоришь.

У Пети, кажется, перехватило дыхание от широты поставленной задачи. Видно было, что он совсем не против покорения мира.

– А какого размера сандалии собирать?

– Размер не важен, - сурово сказал я.
– Важна идея! И мне кажется, она еще не доработана, чего-то в ней не хватает.

– А на мой взгляд все о'кей, - заупрямился Петя, - С головы до ног! защищал он идею, уже ставшую его собственностью.

– Не так-то просто! Шляпы, сандалии - хорошо. Но неполно. Нет третьего члена. Того, что посередке.

Эти мои слова привели Петю в замешательство. Он как-то напрягся:

– Ну ты, брат, не перебарщивай, не перегибай палку-то. Не буду я никогда этого собирать - того, что посередине. На это и без меня коллекционеров хватает!

– Не думаю, - возразил я.
– Ты можешь быть единственным в мире коллекционером - триптихистом.

Петя поморщился:

– Это еще что такое? Чего-то мне напоминает с врачами связанное!

– Педро, триптихизм - великая идея! Шляпы, сандалии. И ... ?

– Чего "и"?!
– начал раздражаться Петя.

– И плавки! Будешь собирать пляжные гарнитуры. В этом направлении есть большие пробелы. Заложи, Педро, краеугольный камень!

Петя оживился:

– А ведь ты прав, амиго. Это может стать целью жизни. Верно, верно шляпы, плавки и сандалии. Триптихизм! Солидно и научно. Ты сам подумай, брат, - рассуждал он, - ведь кто-то должен вложить лепту в нашу русскую культуру. Хватит уже деградировать! Пора подымать ее кто чем может. Я триптихизмом подопру. Верно?

С этим было трудно не согласиться.

МЕСТЬ КУКУЛЬКАНА

Мы с Петей мирно прогуливались по бульвару Кукулькан - единственный дороге, которая двумя мостами соединяет остров Канкун с полуостровом Юкатан.

После массовой закупки сандалий и плавок Петя был довольно угрюм, подсчитывал, во что ему станет "триптихизм" как подпорка отечественной культуры.

– Что это еще за фигов "Кукулькан"?
– спросил он грубо.

– Педро, я бы на твоем месте был осторожнее в словах!

– А что такое? Чего я сказал-то?
– встрепенулся Петя, озираясь кругом.

– Да уж, прости, сказал - обидел древнего бога майя, крылатого змея Кукулькана. А ему, знаешь, в былые-то времена сколько человеческих жертв приносили! Вырывали на алтаре сердце - и поминай, как звали!

У Пети вдруг потекло из носа. Он жалобно шмыгнул:

– Чего делать-то будем?

– Ей Богу, не знаю, - развел я руками.
– Если учесть, что Канкун на языке майя значит "Гнездо змея", то плохи твои дела. Древние боги мстительны, а майские - особенно.

– Да ладно тебе шутковать-то, - неуверенно улыбнулся Петя.

– Какие шутки, Педро? Вон у тебя уже из носа течет. Глядь - и диаррея тут как тут...

Петя вдруг несмотря на первичную курортную красномордость заметно сбледнул, как говорят в народе.

– Типун тебе на язык!

– Типун-то дело преходящее, - мягко ответил я.
– А вот с диарреей попрыгаешь - весь отдых насмарку пойдет.

– Погоди, погоди!
– засуетился Петя, подтирая нос.
– Я всегда помнил, а прямо сию минуту позабыл - на каком месте диаррея-то вскакивает? Обычно-то?

– Обыкновенно в животе, а потом ниже идет...

Петя всплеснул руками:

– Елки-палки, это понос, что ли? А то я невесть чего подумал: диаррея! Хотя тоже мало радости, - погрустнел он.

– Ладно, Педро, спокойно. Говорят, есть спасение от мести Кукулькана. Именно здесь, в Гнезде змея, в Канкуне, надо сперва опуститься на дно морское, а потом подняться в небеса. Только тогда Кукулькан отстанет.

– Нет, на это я не согласен!
– заявил Петя.
– Что же это значит искупаться, и в самолет, до дому?! Пусть меня лучше здесь пронесет.

– Не надо жертвоприношений, - сказал я, - Дело куда проще и забавней. Есть подводная лодка "Атлантис" и вертолет-геликоптер. Опустимся, поднимемся! Чего все землю-то топтать?

Так мы и поступили. На легком катере добрались до подводной лодки, стоявшей наготове неподалеку от коралловых рифов. Когда мы с Петей спустились в чрево подлодки и команда задраила люк, наступила неловкая тишина. Пассажиры, сидя на длинных диванах вдоль иллюминаторов, вяло улыбались друг другу - мол, ничего, может, обойдется... Вдруг в подлодке раздалось громкое шипение, а в прозрачной воде за окошками побежали гурьбой крупные пузыри. Петя перекрестился и придавлено вздохнул: "Авось, пронесет".

О, как же богат и велик русский язык! Как дивно сочетается с душою русской! Одно лишь незатейливое слово порою так встряхнет россиянина, что он уже в единый присест готов и жизнь пройти, и поле пережить. А там - будь что будет за этим полем: хоть черт, хоть ангел. "Все лишь бредни, черри-брэнди, ангел мой".

И в замкнутом пространстве, окруженные англо-саксами и галлами, почти на самом дне Карибского моря, мы с Петей обнялись и грянули "Подмосковные вечера". Петя солировал. Его голос, подобно тропическому урагану, быстро набирал мощь и, кажется, уже вырывался за пределы подлодки, глуша мелкую рыбешку и зазевавшихся аквалангистов. Когда Петя выводил "Все, что на сердце у меня", лодка глухо легла на грунт. И тогда мы поняли, что нам подпевают все пассажиры.

Потом очевидцы рассказывали, как образовалась внезапно при полном штиле загадочная музыкальная волна и, поднимая рой креветок, закручиваясь девятым валом, понеслась к берегам Кубы. А на всех диапазонах радиоприемников Карибского бассейна звучало, оттеснив мамбу, самбу и румбу: "Что ж ты, милая, смотришь искоса?"

Когда песня наконец стихла, к нашей субмарине устремились буквально все обитатели коралловых рифов. Тут были королевские крабы, чернильные кальмары и морские звезды. Лангусты стройной шеренгой маршировали мимо окон, и Петя отдавал им честь. Подкатывались морские ежи, стелились по песку камбалы, стесняясь своей плосковатости. Подплывали рыбка-шут и французский ангел, за ними рыба-сержант и рыба-ножик, наждачная рыба, бешеная блондинка и рыба-собачьи зубы. Это был парад всех родов войск. Заключали его рыбки-бабочки - желтые, полосатые и четырехглазые. Еще проковылял морской таракан, да он уже был не в счет, как отставной прапорщик, - наша лодка, выпустив тучу пузырей, спешила на поверхность.