Гобелен

Джейн беспомощно оперлась на руку Уильяма. Силы вдруг покинули ее. Граф обнял жену за плечи, прижал к себе тесно-тесно, поцеловал в темечко, чтобы приободрить.

Однако Джейн почувствовала, что поддержка и ободрение должны исходить от нее.

– Не вини себя, – шепнула она.

– Знаешь, я проснулся с целым спектром чувств, но чувства вины среди них не было. Именно поэтому я ощущаю себя виноватым. Я думаю: какое счастье, что я здесь, а не там, с ними. Я достоин презрения, да?

Джейн покачала головой. Мысль о том, что ожидало графа, вызвала тошноту.

– Нет, это естественная реакция, милый. Если бы ты проснулся не здесь, а в Тауэре, ты бы с гордостью и достоинством встретил своих палачей.

Граф вздохнул.

– Надеюсь, так бы и случилось. Ну а если нет? Если бы мужество меня покинуло, если бы я…

– Уильям, прекрати! Ты здесь, а не там. Ты ничего не можешь изменить. Не в твоих силах спасти друзей от страшной судьбы.

– Меня ждала такая же участь, – мрачно гнул свое граф.

– Твою судьбу изменила я. Да будет так. Это наш триумф – обвести палача вокруг пальца.

Уильям кивнул.

– Надеюсь, Дервентуотер и Кенмур придерживаются того же мнения.

– Больше мы к этой теме возвращаться не будем. Мы сделали выбор; я сделала выбор.

Уильям поцеловал ее в губы, отвернулся.

– Верно. Однако, как бы тебя это ни раздражало, я буду смотреть казнь. До конца.

– Зачем? – простонала Джейн, уступая место Уинифред.

– Затем, что так надо. Эти люди проявили храбрость в Престоне, стойкость – на оглашении приговора, а сейчас собирают остатки отваги, чтобы выдержать позорную казнь. В моих силах проявить такую же отвагу, пусть и на расстоянии.

По всему было ясно: граф ждет от жены того же самого.

– Не уверена, что мне хватит сил на такое зрелище.

– Это наш с тобой долг.

* * *

Королевский секретарь вскинул темную бровь.

– Его величество очень гневается.

Во рту лорда-коменданта Тауэра, сэра Джорджа Мозли, давно пересохло от страха, но бедняга не решался даже сглотнуть колючий ком, застрявший в горле, словно инородное тело. Мозли позволил себе лишь осторожно откашляться.

– Происшествие полностью на моей совести.

Секретарь умудрился вскинуть бровь еще выше, так что она превратилась в совершенно прямую линию, этакую миниатюрную стрелу, расположенную высоко на лбу.

– Его величество убежден, что побег произошел из-за преступного небрежения охраны своими обязанностями.

Мозли набычился. Слова оправдания не лезли в голову, так велико было изумление перед формулировкой. Секретарь жестом прекратил усилия Мозли, а заодно и охладил гнев.

– Сэр Мозли, ваша преданность Короне не вызывает вопросов, однако я вынужден препроводить вас к его величеству, с тем чтобы вы объяснились. Настоятельно рекомендую быть лаконичным. Вам известно, что король не любит английского языка, берусь переводить ваши слова на французский.

– Благодарю вас, господин секретарь, – выдал Мозли. Ему претило говорить по-французски при английском дворе, однако он отвесил вежливый поклон.

– Следуйте за мной, сэр Мозли.

Мозли привели в роскошные королевские покои. На короле, по обыкновению, был седой парик с длинными буклями, сильно сдвинутый на затылок – таким способом Георг I визуально увеличивал свой скромный рост. Его величество расположился у камина, лицом выражая полное равнодушие к температуре воздуха. Красные вислые щеки, впрочем, говорили о том, что король кипит от гнева. Лицо с прямым и широким носом, характерным для представителей ганноверской династии, было густо напудрено – тем ярче выделялся румянец. Король обладал сочными, пухлыми, как у херувима, губами, но в этот ранний час, когда даже птицы еще и не думали возвещать рассвет, монарший рот представлял собой крохотную точку.

Георг I направил на сэра Мозли взгляд непроницаемых темных глазок, еще меньше казавшихся то ли от недосыпания, то ли от едва скрываемой ярости. Мозли заморгал.

Король хранил молчание, впрочем, вполне по ситуации. Вопрос поставлен, остается ждать, что скажет Мозли. Последнему вопрос представился плененным чудовищем, которое рвется с цепи, удерживаемой монаршей рукой.

Пока Мозли кланялся, почти распластываясь на узорном паркете, секретарь рискнул чуть улыбнуться, но сразу оставил попытки. Секретарю показалось, что шеи коснулась намыленная веревка виселицы – тут не до улыбок.

– Сэр Мозли, – заговорил секретарь деревянным от страха голосом, – вы, вероятно, готовы дать его величеству полный отчет.

Мозли рад был нарушить молчание. Он кашлянул, не позволил себе осмотреть великолепное помещение, щеголявшее обоями, занавесями и обивкой густо-зеленого оттенка со щедрым добавлением позолоты. Нет, сэр Мозли нашел в себе достаточно мужества, чтобы взглянуть прямо в острые королевские глазки. Он повторил перед королем отчет главного йомена, делая паузы лишь для того, чтобы секретарь успевал переводить.

Король не сводил с Мозли пронзительного взгляда. В покоях, подобно грозовым тучам, сгущался монарший гнев. Шевелились только языки пламени в камине да губы секретаря.

Король почти выплюнул какую-то фразу по-французски. В тоне чувствовалось отвращение.

– Его величество требует прогнать взашей всех пятерых йоменов, попустительством коих свершен побег из Тауэра.

Сэр Мозли подумал о семьях злополучных йоменов, каковые семьи вынужден был обречь нищете. Может, удастся устроить ребят на другую службу. Особенно жаль терять Хью, главного йомена. Он порядочный человек, с уважением относится к узникам. Король выплюнул еще несколько слов, которые сэру Мозли не перевели. Мозли мысленно сложил года увольняемых йоменов. Получилось почти сто лет. Сто лет безукоризненной службы честных и опытных стражей!

Никто из пятерых не заслуживал увольнения. Леди Нитсдейл измыслила план, до которого и мужчина не додумался бы; план, простой до комичности. Йоменов ввела в заблуждение мнимая беспомощность графини. С виду сдержанная, глубоко скрывающая эмоции, леди Нитсдейл ни намека не дала на собственное хитроумие. Кто бы подумал, что в этой хрупкой, болезненной женщине скрыты такие возможности! А ведь его, Мозли, мог бы насторожить тот факт, что графиня предприняла путешествие из шотландского Приграничья, да еще в такую пору, когда энергии практически любого мужчины хватило бы максимум до ближайшего постоялого двора.

Сейчас, думая о графине, сэр Мозли чувствовал даже некую гордость. Да и кто бы не восхитился этой женщиной, обманувшей короля, который обошелся с ней столь грубо?

Король закончил инструктировать секретаря. Мозли откашлялся.

– Прошу вас, сообщите его величеству, что я также прошу отставки.

Король удивил Мозли, обратившись непосредственно к нему, причем по-английски.

– В этом нет нужды, – сказал он мягким голосом, несообразным с сердитым выражением лица.

Если сия монаршая милость была для Мозли неожиданной, последовавшие монаршие слова окончательно сбили с толку незадачливого лорда-коменданта.