Гобелены Фьонавара (сборник)

– Потому что Источник никогда не предает своего мага! – И все услышали горечь в его голосе.

Лорен положил руку ему на плечо.

– Успокойся, – сказал он. – Мне кажется, что сейчас силы у Денбарры уже не те. И мы сами увидим это – если доберемся туда.

«Если доберемся туда». Диармайд, погруженный в глубокую задумчивость, не сказал больше ни слова, а потом повернулся и пошел прочь, на минуту задержавшись возле стоявшего у руля Колла и что-то ему сказав.

А еще через несколько минут Артур с Каваллом тоже заняли свое прежнее место на корме.

– А Метран может снова наслать на нас зиму? – спросил Пол Лорена.

– Я думаю, да. Он может сделать почти все, что захочет, обладая столь неистощимым запасом энергии.

И они по разные стороны от Мэтта тоже оперлись о перила и стали смотреть в морскую даль.

– Я отнес цветы на могилу Эйдин, – сказал через некоторое время гном, как бы ни к кому не обращаясь. – Вместе с Дженнифер.

Лорен посмотрел на него.

– Вряд ли у Денбарры есть тот же выбор, что был у Эйдин, – сказал он, помолчав.

– Но в самом начале такой выбор у него был! – сердито проворчал гном.

– А если бы я был на месте Метрана, как поступил бы ты сам?

– Вырвал бы у тебя из груди сердце! – совсем рассердился Мэтт Сорен.

Лорен посмотрел на гнома с улыбкой:

– Так-таки и вырвал бы?

Мэтт повернулся, довольно долго смотрел магу прямо в глаза, потом на губах у него появилась знакомая кривоватая улыбка, и он медленно покачал головой. И тут же снова отвернулся к морю. А у Пола сразу стало легче на душе. Нет, это было даже не облегчение, а скорее, нечто родственное согласию и смирению. Он не совсем понимал, почему в покорности гнома ощущается такая сила, но он ее чувствовал и знал, что эта сила очень нужна Лорену, а скоро будет нужна еще больше.

Пол плохо спал с тех пор, как умер Кевин, так что сам вызвался подежурить в этот предрассветный час, когда стоять на вахте тяжелее всего. Это было самое подходящее время для того, чтобы о многом подумать и многое вспомнить. Единственными звуками вокруг были поскрипывание корабля и плеск волн. Над головой три паруса «Придуин» были полны попутного ветра, и судно быстро шло заданным курсом. На палубе, кроме Пола, было еще четверо часовых; у руля стоял рыжеволосый Аверрен.

В этой предрассветной тиши можно было полностью принадлежать самому себе; Полу она казалась почти мирной. Он с головой ушел в воспоминания. Смерть Кевина стала для него безысходным горем, однако она навсегда останется для него также и чудом, достойным удивления и восхищения, даже славы. Так много людей погибли во время войн! Даже уже и на этой войне. Но никто из погибших не сумел нанести силам Тьмы столь же сокрушительный удар, как Кевин, ушедший в страну вечной Ночи. «И никто никогда не сможет!» – думал Пол. «Лиадон умер!» – стенали жрицы в Парас Дервале, а холмы за одну ночь покрылись зеленой травой! И даже сейчас, сквозь паутину горя, что опутывала его сердце, Пол, думая о Кевине, чувствовал, что в душе его начинает пробуждаться Свет. И пусть Ракот Могрим трепещет от страха! Пусть все во Фьонаваре – даже эта холодная Джаэлль! – признают, что Кевин совершил величайший подвиг, отдав Богине свою драгоценную – драгоценную! – душу!

И все же надо быть справедливым: Джаэлль дважды вслух признала, сколь велик был подвиг Кевина. Пол покачал головой. Ох уж эта Верховная жрица со своими изумрудными глазами! Лучше о ней и не думать. Однако справиться с такими мыслями ему было сейчас не под силу. И он подумал о Рэчел и вспомнил ее музыку. А потом – музыку Кевина, ту песню, которую он пел тогда ночью, в таверне. Рэчел и Кевин теперь навсегда будут в его душе слиты с музыкой воедино. Но даже думать об этом было очень трудно и больно…

– Я не помешал?

Пол оглянулся и, чуть помедлив, покачал головой.

– Ночные раздумья, – пояснил он.

– Я не мог уснуть, – прошептал Колл и, подойдя ближе, тоже облокотился о перила. – Сперва подумал, что смогу у руля пригодиться, но ночь сегодня на удивление тихая. Да и Аверрен свое дело знает.

Пол снова улыбнулся. Прислушался к поскрипыванию корабля и шуршанию волн и сказал:

– Это такой странный час… Мне он, пожалуй, даже нравится. Я ведь раньше никогда в море не был.

– А я вырос на корабле. Ходил на разных морских судах, – тихо ответил Колл. – И сейчас у меня такое ощущение, будто я домой вернулся.

– Так почему же ты покинул море?

– Диар меня попросил, – просто ответил великан. Пол подождал, пока он заговорит снова, и Колл действительно продолжал: – Моя мать работала в таверне в Тарлинделе. Я ведь никогда не знал, кто мой настоящий отец. Иногда казалось, меня воспитывают все моряки сразу! Они учили меня всему тому, что знали сами. Первое, что я помню, это как меня приподнимают к рулевому колесу, поскольку я еще слишком мал и не могу до него дотянуться, и объясняют, для чего оно существует.

Голос у него был низкий и негромкий. Пол припомнил другой их разговор, тоже наедине и тоже ночью. О Древе Жизни. Казалось, с тех пор прошло много лет.

– Мне было семнадцать, – продолжал Колл, – когда Диармайд и Айлерон впервые приехали на лето в Тарлиндел. Я был старше обоих братьев и сперва, естественно, презирал их, этих королевских сынков. Но Айлерон… Он умел все сделать с такой невероятной быстротой и так здорово, а Диар… – Он умолк и, видно, вспоминая что-то, широко улыбнулся. – А Диар делал все по-своему и тоже очень хорошо. И он умудрился одержать надо мной верх, когда мы подрались на заднем дворе у деда, отца моей матери. А потом, желая как-то загладить эту ссору и извиниться передо мной, Диар устроил целый цирк с переодеванием: переоделся сам, переодел меня, и мы отправились в таверну, где работала мать. Видишь ли, мне туда даже заходить было запрещено. Но меня даже моя родная мать в тот вечер не узнала! Все решили, что я приехал из Парас Дервала вместе с одной из придворных дам.

– Дам? – переспросил Пол.

– Ну да! Диар ведь переоделся девицей. Он тогда был еще совсем юный. Красавчик! – И они негромко посмеялись в темноте. – Мне было ужасно интересно, как он себя поведет дальше, а он раздобыл двух городских девчонок и попросил их прогуляться с нами вместе по бережку, в стороне от большой дороги.

– Знакомый прием, – заметил Пол.

Колл только глянул на него и с воодушевлением продолжал:

– Они пошли с нами только потому, что считали Диармайда женщиной, а меня – каким-то богатым господином из Парас Дервала. Мы тогда часа три на берегу провели. И никогда в жизни я так не смеялся. Ты бы видел лица этих девиц, когда Диар снял свою юбку и заявил, что неплохо бы искупаться!

Они снова немного посмеялись. Пол уже начинал кое-что понимать.

– А потом, когда королева, их мать, умерла, Диара сделали хранителем Южных болот – по-моему, они просто хотели поскорей убрать его из Парас Дервала куда-нибудь подальше. Он ведь тогда таким своевольным был, просто ужас. Частенько всякие дикие выходки себе позволял. Он был младшим ребенком в семье и мать свою очень любил. Вот тогда-то он и приехал в Тарлиндел и попросил меня быть его первым помощником. И я согласился.

Луна светила так, словно вела их за собой на запад. И Пол сказал, глядя на нее:

– По-моему, ему здорово повезло, что он нашел такого друга, как ты. Ты его немного уравновешиваешь. А теперь у него еще и Шарра есть. Мне кажется, она ему очень подходит.

Колл кивнул.

– Мне тоже так кажется. И Диар любит ее. Очень любит.

Пол принял это к сведению; а через некоторое время начала проясняться и разгадка одной из тайн, в которой он до сих пор никак не мог как следует разобраться. Он посмотрел на Колла. В предрассветных сумерках уже почти различимы были его квадратное честное лицо и крупный, не раз сломанный нос.