Год активного солнца

— Кто это? — как бы между прочим спросила она мужа.

— Отар Нижарадзе, наш старший редактор из сценарного отдела.

Арчил подозвал Отара и представил его жене. Манана Гавашели протянула свою холодную руку и многозначительно задержала ее в сильной руке молодого человека. Отар взглянул ей в глаза и смешался. Поспешил отнять руку, тревожно оглянувшись на директора, не заметил ли тот. Арчил, увлеченный разговором, даже не смотрел в их сторону.

— Почему я раньше не встречала вас? — улыбнулась Манана.

— Я недавно на студии, — соврал Отар.

— Надеюсь, отныне мы будем видеться чаще. За столом садитесь рядом с нами.

— Благодарю вас! — Отар церемонно поклонился, извинился и быстро отошел.

Когда стали рассаживаться, он не торопился занять место. Проследил, где села Манана, и направился к противоположному концу стола. Он чувствовал, что Манана наблюдает за ним, и старался не глядеть в ее сторону. Но один раз все-таки не удержался — перехватив его взгляд, Манана слегка пошевелила пальцами в знак приветствия.

Весь вечер Отар просидел как на иголках. Ему казалось, что назойливое внимание Мананы Гавашели всем бросается в глаза. Он охотно бы покинул банкет, но для этого пришлось бы пройти через весь зал и привлечь к себе внимание. Отар любил застолье, но тут он сидел подавленный и озабоченный, уставясь в тарелку и крутя в руке вилку.

Провозгласили тост за сотрудников студии. Молодежь встала. Нехотя встал и Отар, стараясь не смотреть на тамаду, рядом с которым сидела Манана, но все-таки поднял глаза и взглянул прямо на нее. Женщина как будто ожидала его взгляда. Высоко подняв бокал, она подмигнула Отару.

— Поздравляю! Твое дело в шляпе! — ехидно заметил Отару молодой художник, стоящий напротив. — Место главного редактора — за тобой!

Отар понял намек и, оскорбленный, выплеснул вино из бокала в лицо художнику. Все за столом опешили, но молодые сотрудники студии тут же затянули песню, желая замять инцидент. Художник утерся платком.

— Я тебе припомню! — с угрозой произнес художник и сел.

Никто не понял, что произошло, почему вышел из себя Отар Нижарадзе. Только Манана догадалась о причине его гнева, и ей понравилась вспыльчивость молодого человека.

После того вечера Арчил Гавашели дважды приглашал Отара в гости. Но оба раза Отар сумел уклониться от посещения их дома, хотя и признавался себе, что неведомая сила тянет его туда.

Директор закончил разговор, положил трубку и засмеялся, обращаясь к Отару:

— Значит, воспитанные в духе милитаризма детки находят вазу и делают из нее бомбу? Врагу не пожелаю попасть тебе на язык. — И уже без смеха, но с улыбкой продолжал: — Что там у вас, зачем ты обижаешь этого беднягу?

Отар понял, что разноса не будет, и улыбнулся в ответ:

— В чем я виноват? Он настаивал, чтобы я выступил, я и сказал все, что думал.

— Разве я не понимаю, что сценарный отдел не по силам Алавидзе? — Улыбка на лице директора сменилась озабоченным выражением. — Я долго ломал голову, но ничего не мог сделать. Алавидзе воевал на фронте. Где только не работал! Человек он деловой и добросовестный. Вместо восьми часов работает по двенадцати, себя не жалеет. Но ты лучше меня понимаешь, что в нашем деле недостаточно одного усердия. Могу ли я сказать Мирону, что он взялся не за свое дело? Его же инфаркт хватит. К осени, вероятно, освободится место заведующего хозяйственным отделом, попробую перевести его туда. А до осени тебе придется потерпеть, иного выхода у нас нет…

Арчил встал, достал из холодильника бутылку боржоми, взял с маленького стола два стакана и наполнил их.

— Да, вот еще что, — начал он, убирая бутылку обратно в холодильник. — Алавидзе мы обязательно переведем в хозяйственный отдел, а ты не согласился бы занять его место?

Отар онемел от удивления. Такого оборота он никак не ожидал. Он пытался понять, что это — каприз Мананы или желание самого директора.

— Нет, батоно Арчил! — после недолгого молчания ответил Отар. — Большое спасибо за доверие, но такой пост не по мне… Высокая должность меня не интересует. Наоборот, я предпочел бы место младшего редактора в каком-нибудь более легком отделе. Тогда бы у меня и свободного времени было побольше.

— Ты прав, — согласился Арчил Гавашели, поудобнее устраиваясь в кресле. — Ты должен писать, писать как можно больше. Я прочел твои последние рассказы. Скажу откровенно, они мне по-настоящему понравились. Ты талантливый человек, надо тебе помочь. Постараюсь дать летом двухмесячный отпуск. А пока не раздражай этого беднягу. Осенью мы или его переведем, или тебя.

Гавашели отпил боржоми.

— Как по-твоему, кого лучше назначить на место Мирона?

— У нас многие справятся со сценарным отделом.

— А конкретно?

— Конкретно? — задумался Отар. — Признаться, я об этом не думал, но, по-моему, лучше Нодара Габуния не найти. Нодар человек образованный, со вкусом. Он прекрасно разбирается в кино и драматургии. Да и Зураб Чхеидзе не уступит ему. Он, правда, журналист, но больше тяготеет к кино. Словом, достойных ребят много…

— Ты прав, талантливыми людьми мы не обойдены. Нодар Габуния и мне нравится… Пока ничего никому не говори. Придет время, может быть, еще потребуется твой совет…

Отар встал, считая беседу законченной, поставил стакан на маленький столик и собирался уйти.

— Послушай, ты вечером свободен? — неожиданно спросил Гавашели.

— Если я вам нужен… — ответил Отар и тут же пожалел о сказанном: «Господи, опять пригласит в гости».

— Ты водишь машину?

— И неплохо.

— Тогда подожди меня внизу, в пять. У меня гостят венгры, хочу показать им ущелье Арагви.

— Хорошо.

3

Отар Нижарадзе и представить не мог, что все произойдет так просто и стремительно.

В Тбилиси они возвращались за полночь. Рядом с Отаром сидел Арчил, на заднем сиденье — гость из Венгрии, переводчица и Манана. Остальные венгры ехали во второй машине.

Отар все еще не мог прийти в себя, не понимая, радовался или огорчался тому, что произошло. Он стеснялся смотреть на Арчила, чувствуя себя виноватым. Он гнал машину на предельной скорости. Ему хотелось поскорее избавиться ото всех, остаться одному и обдумать все как следует.

Манана Гавашели не только отличалась красотой. В выражении ее лица и в жестах было нечто величественное и гордое, нагонявшее робость на самых смелых мужчин. Ей было под сорок. Возраст наложил на ее лицо чуть заметный отпечаток. Внимательно приглядевшись, можно было заметить паутинку морщинок, протянувшихся от глаз к вискам, наметившийся второй подбородок, легкую дряблость кожи, но это — если только внимательно приглядеться… А при вечернем освещении лицо ее казалось гладким и безупречным, как у двадцатилетней девушки. Благодаря усердному занятию теннисом и плаванием, фигура ее сохранила гибкость и стройность. Но особенно пленительны были глаза с поволокой и пухлые губы. Когда она улыбалась, молодела на двадцать лет. После того памятного банкета Отар не мог забыть Манану. Часто, даже наедине с Натой, ему представлялись страстные и зовущие глаза Мананы Гавашели. Временами он даже сомневался, вправду ли любит он Нату? К своей невесте он никогда не испытывал такого влечения… В конце концов он должен был признаться себе, что очарован женой директора. Какая-то неистовая сила толкала его к этой женщине.