Год активного солнца
Шрифт:
Неприятно сознавать, что ты бессилен бороться с собой. Отар любил держать свои чувства в узде. Он напряг всю волю, стараясь забыть Манану Гавашели, и как будто достиг желаемого. Но несколько часов назад, достаточно было ощутить в своих объятиях ее гибкое тело, чтобы убедиться: старания его были тщетными. И теперь подавленное чувство вспыхнуло с новой силой, с новой силой овладело им. Сегодня, как и на том банкете, он вдруг лишился смелости и мужества. Вместе с ними исчезли непринужденность и чувство юмора. Во взглядах и жестах Мананы, в ее нежном, вкрадчивом голосе, в чуть насмешливой и какой-то
Отар заметил, как радостно блеснули глаза Мананы при его появлении. Она сначала усадила венгерского гостя, переводчицу и, наконец, села сама, чтобы сбоку лучше видеть профиль Отара. Впереди нее, рядом с Отаром, сидел Арчил.
Отар закатал до локтей рукава темно-серой рубашки, расстегнул три верхних пуговицы, обнажив крепкую, загорелую грудь. Временами он украдкой поглядывал на Манану в зеркальце. Беседуя с гостем, она не сводила глаз с Отара. Несколько раз их взгляды встретились в зеркальце. Манана каждый раз улыбалась. Отар, сохраняя невозмутимый вид, отводил глаза, невольно жал на газ и тут же слышал спокойный голос Арчила Гавашели:
— Потише, Отар, мы не спешим…
Манана с удовольствием разглядывала светло-каштановые волосы Отара, его сильную загорелую шею. Потом переводила взгляд на мужа. Какими жалкими казались его багровая жирная шея и блестящая лысина.
Сначала они отвезли венгров в гостиницу, затем Отар подогнал машину к самому подъезду Гавашели.
— Где поставить машину? — спросил он Арчила.
— А сам пешком пойдешь? — Гавашели был изрядно пьян, глаза его слипались. — Поезжай, поставишь ее где-нибудь у себя. А завтра приедешь на студию. К тому времени и мои шофер подойдет.
— Я лучше поставлю ее у вас во дворе. Хочу прогуляться. Мне недалеко идти.
Манана вышла из машины.
— Всего доброго! — холодно попрощалась она и скрылась в подъезде. Все уже было сказано. Пятнадцатого июля, в двенадцать часов дня, Манана Гавашели, одна из красивейших женщин Тбилиси, будет ждать его в вестибюле батумской гостиницы «Интурист».
Отар завел машину во двор, отдал ключи Арчилу, неловко попрощался. Наконец-то он остался один. Свободно вздохнул, закурил, перешел на другую сторону улицы и медленно направился домой. Он никуда не спешил. Во время ходьбы ему лучше думалось. Хотелось разобраться, как все это случилось.
Арчил облюбовал небольшую полянку на берегу Арагви под Ананури. У развалин крепости разожгли костер и расстелили скатерть.
Отар почти не пил, если не считать двух стаканов вина. Тянулись часы. Костер начал затухать. На небе выплыл светлый молодой месяц. В Ананури бледно мерцали немногочисленные фонари. Рядом, за кустами, смутно поблескивал приток Арагви, словно там крался дракон.
Венгры быстро опьянели. Иногда они просили Отара включить фары и танцевали. Потом Арчил с другом спели им старинную застольную «Мравалжамиер».
— Великолепно! — восторгались гости.
— Теперь просим вас!
Венгры затянули что-то вроде марша. Арчил и его друг, владелец второй машины, официально принимавший гостей, пытались подпевать им вторым и третьим голосами.
Трезвого Отара смешили витиеватые тосты подвыпивших сотрапезников.
Манана
включила портативный магнитофон. Тихая, задушевная мелодия зажурчала среди общего шума.— Потанцуем? — повернулась Манана к Отару.
— Сейчас включу фары.
— Нужно ли? — усмехнулась Манана, кладя руку на его плечо.
Отар Нижарадзе мягко обхватил ладонями ее талию и удивился, ощутив по-девичьи гибкое тело.
Манана, как и все, была довольно пьяна. Полузакрыв глаза и вполголоса напевая мелодию, она отдалась танцу. Они плавно покачивались на одном месте. Потом Манана вдруг откинула голову и заглянула Отару в глаза. В свете угасающего костра он увидел, как обрисовались небольшие упругие холмики ее груди, и лишь тонкая ткань платья отделяла его от них.
— Ты, говорят, боксер? — спросила Манана.
— Был когда-то. А вы откуда знаете?
— Я все знаю.
Правая рука Мананы плавно сползла на открытую грудь Отара. Тихонько перебирая длинными пальцами в перстнях, она словно массировала ему грудь. Горячая волна окатила Отара. Нежно, почти не касаясь, ласкала женщина. Отар невольно бросил взгляд на Арчила. Тот пил на брудершафт с одним из венгров. Отар незаметно поднял руку и дотронулся до пальцев Мананы. Ему хотелось заставить себя отвести гибкие пальцы женщины, от которых струилось сладчайшее тепло.
Манана резко остановилась. Отар по инерции сделал лишний шаг.
— Пятнадцатого июля приезжай в Батуми. Я буду в «Интуристе». В двенадцать жди меня в вестибюле. Понятно! — И, не дожидаясь ответа, она присоединилась к компании.
— Почему вы покинули нас, госпожа Манана? — с упреком обратился к ней на ломаном русском языке седой венгр. — Если господин тамада позволит мне, я буду пить за фею нашего стола, тост за нашу богиню!
— За это мы уже пили! — улыбнулся Арчил.
— Пустяки. Выпьем еще. Встанем, мужчины. Вернее, опустимся на колени и выпьем в честь госпожи Мананы. Какая жалость, что в моих ногах нет прежней силы, я бы вместе с вами сплясал чардаш. Настоящий чардаш, товарищи!
Все засмеялись и посмотрели на довольного, жизнерадостного венгра.
Только Отару было не до смеха. Опершись о крыло машины, он стоял в стороне от компании, мучимый противоречивыми мыслями.
Снова разожгли костер. Отар смотрел на Манану. Лицо ее сияло в свете костра. Словно забыв о его существовании, она смеялась и весело болтала с гостями.
Отар не заметил, как оказался на улице Палиашвили.
Итак, пятнадцатого июля, в укромном номере батумской гостиницы «Интурист»…
Отар боролся с собой. Он ощущал на груди невесомое прикосновение гибких пальцев Мананы и уже не уповал на волю.
До утраты человеческого облика оставался один шаг, и Отар Нижарадзе не был уверен, хватит ли у него сил удержаться от этого шага.
Внезапно послышался шум машины. Не успев опомниться, он увидел бешено мчавшийся автомобиль. И в тот же миг визг тормозов и шипенье покрышек слились с отчаянным воплем. Мелькнуло на лету человеческое тело, ударилось о железный столб и мешком повалилось на землю. Машина почему-то развернулась, задела багажником за дерево, разбив при этом задний фонарь. Взревел мотор, и машина умчалась.