Год активного солнца

Отар затянулся. Сигарета уже погасла. Тамаз зажег спичку, Отар прикурил, выпустил дым и подвинул другу полную рюмку.

— Выпей хоть одну.

— Хватит, Отар, поднимайся, совсем уже пьян.

— Ты прав. Сам не понимаю, что со мной. Когда это пьянел от шестисот граммов?

Тамаз проводил друга до дому. Отар повалился на кровать и моментально уснул. Проснулся он в полночь, увидел, что спал одетым, быстро разделся и снова нырнул под одеяло.

Утром он поднялся совершенно разбитый. Подставил голову под холодную воду. Привыкший к легким успехам у девушек, он весь день не находил себе места от злости и обиды. Он был убежден, что не любит Нату, а если и думает о ней, то лишь потому, что ущемлено его самолюбие…

Прошел еще месяц. Как-то в конце мая Отар одолжил у университетского приятеля Важа Лагидзе машину. Как очутился на улице Барнова, он уже не помнит. Его потянуло взглянуть на окна Наты. Он направил машину к ее дому и вздрогнул — на тротуаре у подъезда стояла Ната с родителями и двумя однокурсницами. Судя по чемоданам у их ног, они куда-то уезжали. Повернуть назад было невозможно. Отец Наты поднял руку. Отар остановил машину. Никому и в голову не пришло взглянуть на шофера. Ната расцеловалась с родителями, подхватила чемодан, вместе с подругами села в машину и только тогда узнала Отара.

— Отар, ты? — обрадовалась она.

— Если стану уверять, что не я, все равно ведь не поверишь.

Он поздоровался с подругами Наты и тронул машину.

— Представляешь, мы забыли вызвать такси, и, как назло, ни одной машины. Не подвернись ты вовремя, наверняка бы опоздали.

— Далеко собрались?

— В Москву, на дипломную практику.

— В Москву? — поперхнулся Отар.

— За сколько доедем до аэродрома? — спросила одна из девушек.

— За полчаса. Когда ваш самолет?

— В двенадцать.

— Успеем, целый час в запасе. Одни летите?

— Нет, впятером. Остальных в Харьков распределили.

— Гия и Дато, наверное, заждались нас, — сказала блондинка, сидящая позади Отара.

«Ну, вот, Гия и Дато», — отметил про себя Отар и тут же решил лететь с ними в Москву.

Доехав до аэропорта, Отар помог девушкам сдать чемоданы, отогнал «Москвич» на стоянку и кинулся в зал искать знакомых, уверенный, что билетов на этот рейс в кассе нет. Надо было найти знакомого среди отъезжавших. И знакомые нашлись, конечно, — целых восемь человек. Отар выбрал самого молодого, Нугзара Джавахишвили, и отозвал его в сторону:

— Нугзар, уступи мне свой билет.

— Что-нибудь стряслось, Отар, несчастье какое? — забеспокоился Нугзар, увидев лихорадочный блеск в глазах Отара.

— Почти что… Ну, уступишь билет?

— О чем речь, не стыдно? — Нугзар протянул ему билет.

Он подбежал к телефону, набрал номер Важа.

— Что, Отар? — Важа по голосу узнал приятеля.

— Я с аэродрома. Пришлось срочно лететь в Москву. Машина на стоянке тут. Ключи будут у диспетчера. Но не в этом дело. Постарайся достать двести рублей и вышли мне в Москву до востребования, на Центральный телеграф, понял?

— Случилось что-нибудь?

— Вернусь через пару дней и все расскажу.

Отар повесил трубку и облегченно вздохнул. Дело сделано. Он отдал ключи от машины диспетчеру, зарегистрировал билет и спокойно пошел искать Нату.

Он нашел их у посадочного турникета.

— Нам пора, Отар, всего тебе хорошего, спасибо, что проводил! — Ната протянула ему руку и улыбнулась.

Отар любезно раскланялся с ее однокурсниками.

Самолет стоял в каких-нибудь ста метрах от турникета. Когда Ната с друзьями скрылась в самолете, Отар неторопливо направился к трапу. Поднявшись в самолет, он оглядел салон — не дай бог, чтобы его заметили, — пробрался на свое место и закрылся газетой.

Когда самолет взлетел, Отар еще раз облегченно вздохнул: все идет по плану. Никто не заметил его. Как только самолет приземлился, Отар устремился к выходу. Подали трап. Отар быстро сбежал по ступенькам и чуть не бегом пустился к зданию аэропорта.

Через десять минут там появилась Ната с друзьями.

Отар спокойно курил, беспечно прислонясь к колонне.

— Отар, как ты здесь очутился? — издали закричала удивленная Ната и подбежала к нему.

Отар пожал плечами:

— Вы ошиблись. Я не Отар. Вы, вероятно, спутали меня с Отаром Нижарадзе. Нас часто путают, мы близнецы.

— Извините, — растерялась Ната, — я не знала, что у Отара есть брат.

Она была явно огорчена, радостный огонек в ее глазах сразу пропал. Извинившись еще раз, она собиралась отойти, но вдруг обратила внимание на импортную рубашку с металлическими пуговицами. Еще в Тбилиси, когда они ехали в машине, она хотела спросить, где он достал такую.

— Отар, как ты успел, ты же в Тбилиси остался?

— На машине.

— Хватит дурачиться. Говори, на чем прилетел?

— У меня есть дружок — военный летчик, он меня и доставил. — Отар говорил настолько серьезно, что нельзя было не поверить ему.

— Отар, это действительно ты?

— Ты так спрашиваешь, что я сам начинаю сомневаться в этом.

Не скрывая радости, Ната ласково смотрела ему в глаза. Отар давно не был так счастлив…

Потом они сидели в кафе на верхнем этаже гостиницы «Москва». Отар немного выпил, вино приятно согревало его. Ната молчала, но сияющие глаза говорили красноречивее всяких слов.

— Любишь меня, Ната?

— Неужели ты когда-нибудь сомневался?

Отар осторожно накрыл своей широкой ладонью нежные пальцы девушки.

— Я об одном хочу попросить тебя, Отар, в наше время отношения между людьми слишком упростились. Умоляю, если ты по-настоящему любишь меня, не будем обкрадывать нашу любовь, не будем обеднять ее, ладно?

Отар улыбнулся.

— Уже поздно. Пойдем? — Ната встала.

Отар Нижарадзе оперся руками о стол и по привычке лениво поднялся со стула.

Ната стояла у перил, пристально глядя на город. На темном небе Москвы освещенные последними лучами солнца, как свечи, горели шпили высотных зданий.

3

Отар нажал кнопку звонка и застегнул ворот рубашки.

— Кто там? — спросил знакомый голос Наты. Не дожидаясь ответа, отворила дверь. — А, добрый вечер, господин Нижарадзе! И Тамаз здесь. Здравствуй, Тамаз!

— Здравствуй, Ната! — смущенно поздоровался Тамаз.

— Проходите, что стали.

Ната повела гостей за собой.

В квартире был беспорядок — шкафы сдвинуты, постели собраны, в углу комнаты громоздились чемоданы, пианино покрыто газетами.

— Ремонт затеяли?