Год дракона
Шрифт:
Я и забыл, что сам ранен. От напряжения во время операции и волнения за Максика мозг задвинул мои болевые ощущения на самые задворки сознания. На шее сзади у меня оказалась глубокая царапина, костяшки были сбиты в кровь: все-таки лупить тварей, покрытых пуленепробиваемым панцирем, травмоопасное занятие. Когда я снял футболку, я невольно ахнул: я был весь в синяках и ссадинах. И после этого я вспомнил про прокушенную ногу. Вовка ухмыльнулся, видя мой испуг. Ему-то самому приходилось видеть вещи и похуже.
– Какой у нас дальнейший план? – спросил я. В этот момент я сидел на унитазе, положив раненую ступню
– Я отлучусь на пару часов: надо отмыть машину от крови и купить что-нибудь поесть. А ты оставайся с Максиком. Вдруг ему станет хуже, – говорил Вовка, не поднимая глаз. – Посидим тут до ночи, а потом двинем дальше.
– А если Максику станет хуже? Мы не можем его тащить через границу: мы вызовем подозрения.
– Жень, у нас кончается виза. Если мы выйдем ночью, то успеем завтра пересечь границу. Если задержимся еще хоть на день, то нарушим визовый режим, и у нас будут проблемы.
– Вов, тебе важнее визовый режим или здоровье брата?
– Максик мне дороже, но сейчас обстоятельства немного не те…
– Что за обстоятельства?
– Я же объяснил: виза. С этими делами лучше не шутить.
– Вов, ты вчера на границе загипнотизировал пограничника, потому что у нас не было какого-то документа. И вдруг ты боишься просрочить визу? – я выдернул ногу из рук брата. – Говори, что случилось.
– Похищенный уран, конечно, ты в расчет не берешь. Если на АЭС обнаружат пропажу, а это наверняка случится сегодня днем, то на всех пограничных постах будут проверять машины на предмет радиационного излучения.
– Проверять буду прибором?
– Да.
– Тогда почему бы тебе не внушить пограничнику, что он видит другие показания?
Вовка посмотрел на меня, чуть прищурившись, и я понял, что именно так он и сделал бы, просто история с радиоактивным топливом для него – единственная официальная причина спешки.
– Скажи мне, в чем дело?
Вовка молча выбросил вату в мусорное ведро и встал. Я тоже вскочил и, боясь, что он уйдет, схватил его за рукав:
– Вов, скажи, что происходит. Мы ведь одна команда, и будет лучше, если мы оба будем готовы к чему-то неприятному.
Брат тяжело вздохнул, а потом слабо улыбнулся:
– Нас засекли лиги. Не те, от которых убежала мама, но тоже довольно неприятные товарищи. К счастью, граница их владений заканчивается Дунаем. Пересечем реку – будем в безопасности. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.
– Зачем мы им?
– Потому что не всем лигам удалось вырастить драконов в облике людей. Это как с ядерным оружием: у кого оно есть, тот и диктует условия.
– Понимаю. От них можно отбиться?
– Если на нас натравят охотников, то, думаю, прорвемся. А вот если выйдут воины…
Мне хотелось подбодрить брата, но я знал, что мои слова этого не сделают. Однако все равно сказал:
– Мы будем биться вместе. Нас двое, а это уже кое-что, да? Двуглавый сильнее одного дракона в два раза.
– В три! Одна голова идет за полторы, – Вовка вышел.
========== Опасность с воздуха ==========
Сначала не было никаких предчувствий. Он вслушивался в тишину ночи, вглядывался во мрак, буквально
растворяясь в нем, но никакой опасности не ощущал. Только сердито ухала ночная птица. Где-то далеко, за озером дуэтом выли волки. Да ветер ласково перебирал кроны деревьев, ласкал их, навевая сон. Но в этом умиротворении зарождалась и постепенно крепла, набирая силу, неясная тревога. Плотным туманом она окутывала сознание.Дима посмотрел на командира. Его неподвижное лицо с большим орлиным носом в темноте напоминало маску. Командир стоял на краю скалы. Под ней замерло озеро. Было оно такое огромное, что с одного его берега едва угадывался берег противоположный, однако сверху, с горы, водоем был вполне обозреваем и не казался необъятным. В горах гулял ветерок, непривычно слабый для такой высоты, а там, внизу, было тихо. Воздух висел недвижимой пеленой над водной гладью.
– Чуешь? – почти не разжимая губ, спросил командир.
– Нет. Ничего.
– Это плохо. Ты понимаешь, почему это плохо?
Дима промолчал.
– Все затаились. Звери затаились. Ждут прихода.
– Прихода кого? – шепотом поинтересовался Дима, потому что у него была иная версия насчет того, почему плохо ничего не чувствовать.
– Смерти, конечно, – просто ответил командир.
– Вальки… – начал, было, Дима, но наставник шикнул, заставив замолчать.
В эту же секунду воздух начал густеть, словно невидимые потоки эфира сливались вместе, набирали плотность. Этот сгусток постепенно вытягивался, пока не принял форму человеческой фигуры, а потом из тьмы проявился Цезарь. Эта его способность перемещаться в пространстве не мгновенно, как делали все лиги, а вот так поэтапно, мягко, многими воспринималась как недостаток. Но были и те, кто восхищался плавностью перехода Цезаря и называл это великим даром.
Цезарь был моложе всех в команде, но внешность имел неподобающую возрасту. По людским представлениям таким и должен был быть воевода: высокий рост, крепкие мускулы, широкий торс, мощные ноги. Образ видавшего виды воина дополняло и широкое лицо с тяжелыми надбровными дугами и такой же тяжелой челюстью. Про таких как он говорили: косая сажень в плечах. Настоящий богатырь, которому впору командовать дружиной. Однако дружиной командовал Рональд – хоть и высокий, но сухонький, узкоплечий. Иззила шутил, что Рональду для того такой большой нос, чтобы его хоть как-то было заметно в профиль. Рональд смеялся вместе со всеми, но в бою шутки заканчивались: этот хилый сухостой являл свою истинную мощь, которая превосходила силы и Цезаря, и Иззилы вместе взятых. Поэтому-то Дима всегда воздерживался обсуждать внешность командира. В конце концов, у лиг внешность обманчива, потому что силу дают не мышцы и кости, а внутренний огонь, который с каждым годом горит все жарче.
– Что видел, Цезарь? – все так же не размыкая губ, спросил командир, даже не взглянув на появившегося.
– Ничего, Рональд. Кругом одно ничего, – пробасил Цезарь.
– Так не говорят, – улыбнулся Дима.
– Я – говорю, – заупрямился Цезарь и снова обратился к командиру: – Гнездо пусто. Они сменили место висянки давно. Больше недели назад.
– Висянки? – наконец-то лицо Рональда ожило, одна бровь изогнулась, поползла вверх.
– Да, где они висят.
– Мы говорим: лежанки, – терпеливо поправил Рональд.