Год дурака
Шрифт:
— Звучит как идеальная предпосылка к семейному счастью.
— Не будь пессимистом.
— Соня, ты действительно возьмешь и уедешь? Ты же его не любишь.
— Я люблю его много лет, Эрик.
— Чужого человека, о котором ты почти ничего не знаешь?
— Вот и познакомимся, — горько усмехнулась я, складывая в дорожную сумку лифчики. Они все были белые, это раздражало. Мне самой не хватало огня. Или смелости.
— Ты говоришь глупости, — раздраженно бросил Эрик.
— Он мне нужен! — яростно возразила я.
— Он тебе не нужен! В глубине души ты сама это знаешь.
— А кто, по-твоему, мне нужен? Клоуны, с которыми
— Я.
— Как скромно.
— Никто в этом городе не подходит тебе лучше, чем я.
— Конечно. Ведь твоя мания величия отлично компенсирует мой комплекс неполноценности.
— Ладно, — решился Эрик. — Если ты хочешь замуж, то выходи за меня. Это несколько поспешно, но вряд ли мы пожалеем о своем решении.
— Благодетель ты мой. Береги тебя господь! — рассмеялась я. — Да что же это творится — одно предложение лучше другого!
— Я абсолютно серьезен.
— Гомер Симпсон у тебя на майке несколько расхолаживает.
— Тогда я сниму ее.
— Нет уж, спасибо. Лучше ответь мне, как так получается, что мое согласие на предложение Роланда ты находишь нелепым, а сам предлагаешь руку и майку женщине, с которой даже не жил вместе.
— Мы более полугода прожили практически бок о бок.
— Не в этом смысле.
— А в каком? Насчет твоей вагины я не сомневаюсь, что она нормальных размеров.
— Твой сын воспринимает меня в штыки.
— Мой сын к тебе привязан. Он просто вредный мальчишка, который никогда в этом не признается. Соня, хватит спорить. Берем паспорта и идем подавать заявление. К счастью, в нашем возрасте не потребуется справка о беременности и присутствие родителей.
— Вот именно — в нашем возрасте! Тебе всего двадцать два! А мне тридцать!
— Двадцать три.
— О, это круто все меняет, — заверила я с сарказмом.
— Дело не в моем возрасте, а в твоих предрассудках, — Эрик покраснел от гнева. — Ты придумала себе некий иллюзорный нежизнеспособный образ и ждешь, когда появится тот, кто ему соответствует. Игнорируя чувство ко мне только потому, что я не похож на твою фантазию!
— Зато Роланд похож! — воскликнула я.
— Роланд похож на тех типов, которых описывают в учебниках по психиатрии, — отрезал Эрик.
— Ах, ты начал оскорблять его! Тогда я ухожу! Прямо сейчас!
— Если предложение пожениться не сработало, мне остается только привязать тебя к стулу.
— А может, этого я и хочу — чтобы ты привязал меня к стулу, — сникла я.
— А может, это именно то, чего не хочу я — знать, что ты остаешься со мной только потому, что я не позволяю тебе уйти.
— Тогда попрощайся со мной, — прошептала я. Голос совсем пропал.
— Соня, — Эрик взял меня за руку, — у меня уже была жена. И я только и слышал от нее: «Я могла бы быть в Париже, но я здесь, с тобой. Я могла бы быть в Нью-Йорке, но я здесь, с тобой». Каждый день она тонула в сожалениях и размышляла, что, если. Когда человек не может определиться, нужен ли ты ему, сомневаясь изо дня в день и из месяца в месяц, — это унизительно. Это разъедает.
Я посмотрела в его глаза. Они были такие синие, что едва верилось.
— Я не могу определиться, Эрик. В этом моя проблема. Либо я уйду сейчас, либо останусь здесь думать «что, если».
В его взгляде я увидела невысказанное «Тогда
иди», но затем он поцеловал меня. Это было совсем легкое прикосновение, но для меня весь мир опрокинулся. И я тоже, неуклюже повалившись на диван поверх трусов и маек. Ладони Эрика скользнули по моим волосам, и свет вдруг сменился бархатной темнотой — или же я просто закрыла глаза. Кончики его пальцев плыли по мне, как блики по сверкающей воде — по щекам, шее, ключицам, груди. Я почувствовала его щекочущее дыхание возле уха, и мне стало так хорошо, что… я поняла, что пора с этим заканчивать. Мгновенно я вывалилась из бархатного мира и, тяжело дышащая, в расстегнутой блузке, скатилась с дивана на ковер.— Нет! Хватит! Нельзя! — в моей голове пульсировало: «Роланд. Роланд. Роланд».
Приподнявшись, Эрик посмотрел на меня со скорбной кривой ухмылкой. Кто-то нажал на звонок, и резкая, бьющая по нервам трель заставила нас вскочить.
— Это шофер, за мной, — кое-как я затолкала, утаптывая ногой, оставшиеся вещи в сумку и поволокла ее к выходу.
— Мне нужно попрощаться с Игорьком, — крикнула я из коридора, наконец вспоминая про необходимость застегнуть пуговицы.
Поднявшийся шофер взял мою сумку и проследовал к лестнице.
— Он во дворе, перед домом, — Эрик вышел из комнаты и прислонился к стене, не глядя на меня.
— Закроешь дверь. У тебя есть ключ.
Я сбежала вниз по лестнице.
Сгорбившись, Деструктор сидел на бортике в песочнице.
— Я уезжаю, Игорек, — тихо сказала я, приблизившись к нему и пытаясь поймать его взгляд.
— Я знал, что ты это сделаешь, — скрипучим голосом произнес Деструктор.
У него было такое неприступное лицо. Маленький свирепый воин.
— Не расстраивайся. Я буду…
— Ничего не надо. Я не расстраиваюсь. Ты была просто нашей соседкой.
Я потянулась к нему, но он раздраженно дернулся.
— Не трогай меня.
Они захлопнулись, будто ракушки — отец и сын. По-собачьи понурившись, я побрела к машине.
Я села на заднее сиденье и отвернулась к окну, чтобы водитель не видел моего лица. Меня не оставляло ощущение, что я совершила предательство. Почему? Я не встречалась с Эриком. Я не обещала Деструктору, что стану его новой мамочкой, и даже, помнится, обещала обратное. Но кто теперь будет зашивать майки Деструктора? Если он будет выглядеть неряшливо, над ним начнут смеяться в школе. Надеюсь, Эрик будет варить ему супы, хотя бы иногда, это полезно для желудка. Кстати, с кем теперь будет гулять по вечерам Эрик? Он же испортит себе глаза, неотрывно сидя за компьютером… Подобные мысли впивались в мой мозг и застревали в нем, как иголки. Я все еще отчетливо помнила медленные томящие прикосновения Эрика. Переспала бы с ним и не мучилась, а потом поехала к Роланду. Я могу соврать шоферу, что забыла что-нибудь и, вернувшись, продолжить начатое… Хотя вряд ли Эрик согласится. О чем я думаю!
В воздухе реяли белые мушки. Когда я стерла слезы, я поняла, что это снег. Первый в этом году. Снег падал и падал. К тому моменту, как мы доехали, земля скрылась под слоем белой крошки.
Роланд жил в центре, на одиннадцатом этаже громадного жилого комплекса. В подъезде стояли растения в кадках и висели картины, а в лифте не пахло мочой, и я подумала, что это здорово, пусть и не способно улучшить мое настроение.
Роланд вышел на лестничную клетку. На нем были легкие рубашка и брюки его любимого серебристо-серого оттенка.