Год гиен

Яростный рев Панеба застал всех врасплох.

— Ах ты, ублюдок! — закричал он Неферхотепу. — В свое время ты заставил меня выполнять ужасные вещи — но ты не можешь заставить меня сделать это!

Десятник выпрямился во весь свой внушительный рост, выхватил у Квара ветку акации и стиснул ее так, что побелели костяшки пальцев. Палка засвистела, рассекая воздух, когда он ринулся вперед.

Неферхотеп пустился бежать. Он прорвался сквозь толпу строителей гробниц и припустил вниз с холма к деревенским воротам.

— Остановите его! — на бегу умолял он односельчан. — Кто- нибудь, остановите его! Он сумасшедший!

Но никто не вмешивался.

Панеб перехватил Неферхотепа у ворот, саданув палкой по плечам. Писец завопил, как заяц, попавший в челюсти гиены, споткнулся и покатился по песку, пытаясь защитить лицо.

К тому времени Семеркет и Квар догнали богатыря-десятника и вцепились в его руки, но тот продолжал молотить Неферхотепа, пока пот не выступил у Панеба на лбу. Меджай в отчаянии бросился между десятником и писцом. Последний немедленно воспользовался шансом и, взметнувшись на ноги, припустил сквозь деревенские ворота, а потом — по улице.

Панеб отшвырнул нубийца в сторону, как ребенка, промчался за Неферхотепом по всей главной улице, пинками отшвыривая в сторону горшки и мусор у дверей домов. Вслед ему лаяли собаки, взбудораженные всеобщим смятением и криками.

Писец достиг своего дома как раз, когда Панеб его догнал. Неферхотеп влетел в дверь и задвинул засов.

— Выходи, Неф! — заревел десятник, молотя в дверь. — Мне уже приходилось убивать — что значит для меня еще одна смерть? Я уже проклят, что бы ни случилось. И все это — благодаря тебе!

Десятника удалось усмирить Квару и другим меджаям: Панеб получил по голове тупым концом копья и упал, оглушенный. Нубийцы связали его, просунули под веревки шест и понесли безумца на плечах, как будто он был пойманной антилопой.

Квар отдал приказ связать также и Рами. Когда это было сделано, отца и сына доставили в тюрьму в казармах меджаев на краю Великого Места.

Семеркет и Квар долго не могли говорить. В конце концов, повернувшись к нубийцу, Семеркет прошептал:

— Проклятье! Что, по-твоему, там только что случилось?

Позднее в тот же день до них дошли вести, что Ханро схвачена делегацией женщин под предводительством Кхепуры. Ее забрали, вырывающуюся и сыплющую проклятьями, и отвели в темницу, находившуюся в дальнем конце деревни. Драгоценности исчезли. Это случилось и с главной свидетельницей, как и предвидел Семеркет.

Квар приступил, наконец, к действиям.

— Пора снова показать, кто тут заправляет делами, — сказал он.

Тем вечером звук тяжелых шагов застал врасплох строителей гробниц. Поняв, что это не духи, жители деревни выбрались из домов и вытаращились на отряд меджаев, шагающих по улице в две колонны. Воинов, крепко сжимавших копья, возглавлял сотник Ментмос. У одного из проулков нубийцы повернули туда, и несколько мгновений спустя раздался громкий стук в дверь. Из-за стен донеслись удивленные вопли Кхепуры, потом — сердитые крики ее сыновей. Строители гробниц испуганно уставились друг на друга.

Люди начали собираться посреди улицы, перепуганные и молчаливые, и тут снова появились меджаи. Ко всеобщему ужасу, жители деревни увидели, что нубийцы ведут мужа Кхепуры, золотых дел мастера Сани, со скованными руками. Воины бесцеремонными тычками гнали Сани к северным воротам. Лицо его было таким страшным, что соседи с трудом узнавали его. Наемники грубо отпихивали с дороги тех строителей гробниц, что попадались им на пути.

Исполненные муки вопли Кхепуры летели вслед меджаям:

— Сани! — визгливо орала она. — Сани!

Но меджаи продолжали гнать перед собой мастера наконечниками копий. Толстуха рухнула на улице, выкрикивая снова и снова имя мужа, вокруг нее стояли ее сыновья.

— Он хороший человек! — выла она. — Верните его мне!

Квар оглянулся, ожидая увидеть сердитую толпу, но вместо этого заметил, как семьи жмутся друг к другу в проемах дверей. Лица людей были такими покорными, будто их самые страшные опасения наконец-то сбылись.

Когда Квар увел Сани, Семеркет выскользнул из дома Хетефры и покинул деревню. Дул резкий ветер, пустыню освещал только свет звезд. На горизонте нависли дождевые тучи. Где-то в Великом Месте раздавалось высокое тявканье шакальей стаи, рыщущей в поисках добычи. Прищурившись, чиновник вгляделся в ту сторону и увидел темные силуэты зверей, резвящихся далеко в песках. Время от времени шакалы останавливались, выкапывали грызуна или личинку, а потом снова бежали вперед, порыкивая друг на друга.

По спине Семеркета поползли мурашки: шакалы были кладбищенскими собаками, спутниками смерти.

Дознаватель быстро пошел по тропе, что вела к деревенской тюрьме. Темница представляла собой всего лишь глубокую яму, обнесенную кирпичной стеной, над которой была запертая бронзовая решетка. Жители не выставили никакой стражи, и он приблизился к решетке, не будучи замеченным. Опустившись рядом с ямой на колени, Семеркет услышал, как вниз скатился маленький камешек, и решил, что глубина должна быть, по крайней мере, в пять локтей.

— Ханро, — прошептал он.

Кто-то шевельнулся внизу, но там ничего не было видно.

— Семеркет! — донесся ее легкий голос из темноты.

— Я принес тебе плащ и хлеб. А теперь осторожней — я брошу их тебе.

Он пропихнул плащ сквозь решетку. Потом бросил ковригу хлеба, хотя для этого ему пришлось разорвать ее пополам, иначе она не пролезала через решетку.

Женщина была тронута.

— Ты очень добр, что вспомнил обо мне, Семеркет.

— Мы арестовали Сани. Его будут пытать, если он не скажет все, что знает, Ханро. Панеб уже под стражей. И завтра, и еще через день, и еще через один меджаи будут арестовывать работников — до тех пор, пока один из них не сознается.

Сперва она не отвечала. Потом Семеркет услышал в темноте бормотание:

— Ужасно…

— Я хочу, чтобы ты знала — я попытаюсь спасти Рами, если смогу. Но ты должна предупредить его, Ханро, что его единственная надежда — признаться. Если он признается, это даст ему шанс. Ты ему скажешь?

Она ответила только после паузы:

— Если снова увижу его — да. Спасибо, Семеркет.

— Завтра, как только рассветет, я пойду в Диамет, чтобы повидаться с министром. Он прикажет тебя выпустить.

Ханро молчала. Дознаватель подумал, что она, должно быть, снова плачет. Но когда до него вновь донесся голос женщины, он был на удивление спокойным.

— До свидания, Семеркет.

Он нехотя встал и отряхнул грязь с колен. Поправив на плечах шерстяной плащ, Семеркет нечаянно взглянул в сторону Великого Места. Шесть пар сверкающих желтых глаз уставились на него. Шакалы стояли очень близко — храбрые, не боящиеся человека.

Семеркет сделал в их сторону угрожающий жест и топнул ногой. Звери повернулись и побежали по тропе, время от времени останавливаясь, чтобы свирепо посмотреть на него.