Год грифона (илл. Горбунова)

Добри ухмыльнулся.

– Как ни странно, – сказал он, – мы явились сюда почти по такому же поводу.

– Но только мы вокруг да около ходить не станем, – добавил Генно. – Верните нам этого Рёскина. Мы заплатим чем скажете: хотите – сокровищами, хотите – золотыми слитками. Ну так сколько с нас?

Теперь, когда сенаторы удалились, прочие восемь гномов перестали строить из себя почетный караул. Они взяли себе по стулу и с удовольствием расселись.

– Ох-ох, бедные мои ноги! – сказал один из них (вроде бы тот, которого звали Хордо) и поставил локти на стол. – Назовите вашу цену, волшебник. Вам же нужны деньги. В городе только и разговоров о том, что крыша у вас течет и что летом вы просили взаймы у школы бардов и у Дома целителей, а вам отказали.

Увы, это была правда. Коркоран до сих пор содрогался от унижения, вспоминая о том, как грубо и резко ответили ему барды. Да, от гномов так просто не отвертишься… Волшебник был в отчаянии. Ведь Рёскин ему еще нужнее, чем Клавдия! Коркоран подумал о том, что лишится столь искусного помощника, как Рёскин, и скрипнул зубами. Можно будет заставить Рёскина сделать всю работу, пригрозив продать его этим кузнечным мастерам, но для этого надо сперва придумать, как заставить гномов оставить Рёскина здесь! Было совершенно очевидно, что, если он заявит, будто Рёскин тоже получил стипендию, гномы ему не поверят ни на грош: они чересчур грубы и практичны.

– Но почему? – спросил волшебник, желая выиграть время. – Зачем богатым гномам из высшего сословия такой никчемный оборванец, как Рёскин?

– Так в этом-то все и дело, – сказал Добри. – Мы тут все – сыны Дваина. Кузнечные мастера. А ремонтники вроде Рёскина – наши рабы. По закону. Они принадлежат нам, волшебник. Как и все низшие кланы.

– И мы не можем позволить рабу вот так вот сбежать, – пояснил Генно. – Его непременно надо привезти обратно и публично казнить, в назидание остальным, чтоб другим сбегать неповадно было.

– Понятно, понятно, – кивнул Коркоран. – Но ведь я не раз встречал гномов, когда водил туры, и кузнецов, и ремонтников, однако никто никогда не говорил, что ремонтники – рабы.

– А-а, так то эти, западные гномы! – пренебрежительно махнул рукой Добри. – У них обычаи другие. А нашим обычаям положил начало Дваин, когда поселился в Центральных пиках пятьсот лет тому назад. И уж он все устроил по закону. Его свидетелем был сам волшебник Поликант. Дваин приехал аж сюда, в университет, чтобы все было сделано законно.

– Вы поглядите в своей библиотеке, – сказал Хордо, не снимая локтей со стола. – Это соглашение есть у вас в каталоге. Но мы и свой экземпляр прихватили, просто на всякий случай. Этот Рёскин – он наш, и вы обязаны его вернуть.

– Покажите-ка мне ваш экземпляр, – сказал Коркоран, все еще пытаясь выиграть время.

Добри, явно старший кузнечный мастер, достал из-под узорчатой золоченой кирасы свернутый пергамент. Пергамент потемнел и сделался жестким от старости. Да, вот оно, все на месте: и корявая подпись Поликанта, и печать университета внизу страницы, и завитушка, под которой было подписано: «Дваин». «Ремонтники, рудокопы, уборщики… обязуются объединиться в кланы, каковые кланы признаются собственностью кузнечных мастеров… в обмен на защитные заклятия, дарованные университетом в благодарность за тонну золота… рекомые заклятия ведомы лишь кузнечным мастерам и признаны полностью действенными против глубинных демонов…»

«Так вот за что продались гномы низших кланов! – подумал Коркоран. – Экие глупцы!» Однако университету это принесло неслыханное богатство. Очевидно, волшебник Поликант умел вести дела.

– А что, эти заклятия сохранились до сих пор? Демоны вас больше не тревожат? – спросил он, надеясь, что удастся обменять Рёскина на обновленные заклятия.

Добри кашлянул.

– Кхм-кхм… Нет, заклятия-то по-прежнему при нас, но, между нами говоря, волшебник, этих демонов можно назвать плодом воображения. Просто многие гномы верили, что в подземных глубинах действительно живут демоны. Но соглашения-то это не отменяет.

– Не отменяет, конечно, – кивнул Коркоран.

Значит, ничего не остается, кроме как попытаться провернуть дело так же выгодно, как Поликант, и получить с гномов еще тонну золота. А потом вернуть половину в обмен на бригаду ремонтников, которые будут строить корабль. Целая бригада управится куда быстрее одного Рёскина!

– Ну что ж… – начал Коркоран.

Но тут высокие двери зала совета распахнулись и вошел Лукин и с ним Ольга. Ольга в своем роскошном меховом плаще походила на королеву. Впрочем, и сам Лукин выглядел не менее, а пожалуй, и более величаво, чем она. Понимая, что дело крайне важное, Лукин переборол свое обычное нежелание быть принцем или королем и сумел напустить на себя то царственное величие, которое обычно было свойственно скорее Изодели.

– Приветствую вас, кузнечные мастера, – произнес он тоном, достойным самого что ни на есть заправского принца.

– Уходите, уходите! – раздраженно бросил Коркоран. – Это так, просто мои студенты, – объяснил он заинтересовавшимся гномам.

– Мне настоятельно необходимо побеседовать с кузнечными мастерами, – твердо и царственно заявил Лукин и, прежде чем Коркоран успел вставить что-либо еще, обратился к гномам:

– Я – наследный принц Лютерии и не привык обходиться без прислуги. А мой личный слуга по недоразумению остался дома, в Лютерии. Я явился, чтобы приобрести у вас гнома Рёскина, который мог бы исполнять его обязанности.

Гномы, все как один, запрокинули свои бородатые головы в шлемах и разразились раскатистым хохотом.

– Ну, малый, и что ж ты можешь нам предложить такого, чего у нас бы не было гораздо больше? – осведомился Добри, давясь смехом. – Деньги? И думать забудь. Драгоценные камни? Вещи искусной работы? У нас и этого добра навалом!

– Я не шучу, – возразил Лукин. – Я пришел сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Коркоран благоразумно решил не вмешиваться. Так или иначе, он ничего не теряет. Если дело Лукина выгорит, ему, Коркорану, останется Рёскин, которого можно будет приставить к работе над кораблем, и денежки императора Тита. Ну а если кузнечные мастера не примут условий сделки, каковы бы они ни были, он получит вдвое больше денег и бригаду работников в придачу.

– Тогда тебе придется предложить что-то по-настоящему ценное, малый, – заметил Генно.

– Так и есть, – ответил Лукин, надменно вскинув голову и изо всех сил надеясь, что это действительно так.

Это был отчаянный ход. Они долго ничего не могли придумать: Рёскин совсем не соображал от ужаса, и Клавдия была немногим лучше, так что от них обоих толку не было. Весь расчет строился на предположении Эльды, что его золотой блокнотик – и правда очень ценная вещь.

– А иначе, – сказала Эльда, – как бы он оказался в тайной сокровищнице Олафа?

На это Фелим призадумался и спросил у Ольги, почему она оставила блокнот у себя, а не продала, как все остальные сокровища, которые увезла с острова. Ольга пожала плечами и сказала, что не знает, просто ее отчего-то тянуло к этой вещице. Фелим кивнул Эльде и сказал, что блокнот, должно быть, обладает некой магической силой, которая и внушила Ольге это чувство.

План, который они спешно разработали, основывался на том, что сенаторы должны уйти из зала совета раньше гномов. Потому что, как указал Фелим, сенаторы тоже люди не бедные и кто-нибудь из них может вдруг захотеть перекупить Рёскина, а это осложнит все дело. Весь вопрос в том, сумеют ли сенаторы добиться того, чтобы их выслушали первыми.