Год собаки

Мы с Девоном скорее одиночки, но благодаря Гомеру мы сделались общительнее, чаще встречаемся с людьми и заводим друзей. Он помог нам смягчиться, выбраться из своих раковин. Мы здороваемся с соседями, которых я прежде не знал по именам; я веду долгие интересные беседы с людьми, с которыми никогда прежде не заговаривал. Прожив полгода с Гомером, я чувствую себя в своем квартале, словно в родном доме: здесь мне все знакомы, я могу свободно обсуждать детей, школу и прочие темы, обычные для пригорода.

Меня неизменно трогает интерес людей к Девону и забота о нем. Мои соседи, многие из которых были свидетелями нашего бурного прошлого, полюбили Девона с первого взгляда. И сейчас, когда мы с ним гуляем, многие выходят нам навстречу, ласкают и угощают Девона, хвалят его и одобрительно замечают, что теперь он стал гораздо спокойнее и воспитаннее. Они стали для него — да и для меня — настоящей «группой поддержки».

Часто Гомер тыкается носом в мой брючный карман, где лежит старый синий мячик Стенли, служащий уже второму поколению. Как только мы выходим на открытое место, я бросаю мяч. Гомер обожает гоняться за мячом, хотя не особенно склонен приносить его обратно. Девон подобное дурачество презирает: разве только когда Гомер очень уж развеселится, Девон отбирает у него мяч и несет мне, как бы давая понять, что он этот трюк выполняет куда лучше некоторых, только не видит нужды хвалиться своими талантами.

Маршруты наших прогулок бывают сложными: мы бродим по окрестностям зигзагами, вновь и вновь возвращаемся на одни и те же улицы. Порой, чтобы парни не скучали, я устраиваю что-то вроде импровизированного обидиенс-шоу.

— Ну-ка, ребята, внимание! — говорю я, затем осматриваюсь, нет ли машин, указываю им на какую-нибудь точку на другой стороне улицы и командую: — Пошли! — И мои псины пускаются наперегонки. — А теперь ко мне, шагом! — командую я, и они неторопливо возвращаются.

Мы гуляем по улицам, осененным кружевной тенью ветвей, заходим в магазины, бываем в парках и на школьных дворах. Иногда по просьбе муниципальных работников мы гоняем диких гусей из парков и с детских площадок.

Прогулка окончена — пора за работу.

Пишу я каждый день, а часто и по вечерам, и псы соблюдают свою часть договора. Если день ясный, я открываю заднюю дверь и выпускаю их во двор. Лучше пусть снаружи гоняются за белками, чем сидят со мной в подвальном кабинете. В пасмурные и дождливые дни они составляют мне компанию: в кабинете у меня имеются и собачьи лежанки, и вкусные лакомства. Но чаще всего они предпочитают спать под столом, у моих ног. Гомер часто дремлет, положив голову мне на ботинок.

Время от времени они отправляются бродить по дому. Зная Девона, я не удивлюсь, если окажется, что, пока я работаю, он наверху, в библиотеке, учит немецкий или собирает что-нибудь сложное из конструктора «ЛЕГО». Или, быть может, обучает невинного Гомера запретному искусству открывания холодильника. Не знаю, я в это время работаю.

Ближе к вечеру мы вместе отправляемся по делам.

Гомер и Девон сопровождают меня повсюду. Вместе со мной они ходят в книжный магазин, к парикмахеру, в автомастерскую, к дантисту, в прачечную — словом, везде, где мне приходится бывать.

Удивительно: на улице мои псы преисполнены энергии, но, стоит зайти в помещение, они превращаются в паинек. В Англии пастухи часто приводят собак с собой в пабы, и те спокойно дремлют под столами. Думаю, и нам в Америке не мешало бы перенять эту традицию — пабы, я имею в виду.

По вечерам мы с Полой часто уходим. Иногда я не запираю псов в переноске — и в этом случае, вернувшись домой, мы получаем «послания» от Девона: открытый шкаф с видеокассетами, диванные подушки на полу, CD-диски на кровати. Холодильник мы теперь запираем на замок.

Нам всегда хорошо вместе: мы играем и работаем, гуляем и упражняемся. Я много пишу, много гуляю, много чешу за ушами, а меня много лижут в ответ. Я бросаю мячик и раздаю собачьи лакомства. Рядом со мной — друзья, которые никогда мне не надоедают.

В хижине в горах нам живется еще лучше: это настоящий рай для овчарок. Когда я начинаю грузить вещи в фургон, Гомер и Девон принимаются в восторге скакать вокруг меня. Девон не раз пытался забраться ко мне в сумку; едва я вынимаю ее из шкафа, он понимает, что это значит.

Собаки устраиваются на заднем сиденье, застеленном старыми одеялами и покрывалами. Там они могут заниматься всем, чем пожелают. Дорога занимает часа четыре; когда мы начинаем подниматься в гору, Девон принимается возбужденно лаять. Добравшись до хижины, я открываю фургон, псы выскакивают и начинают радостно носиться по лужайке.

Одним из подарков, принесенных мне Девоном и Гомером, стала любовь к долгим прогулкам, по несчастной случайности совпавшая с травмой колена. Поэтому, каждый раз приехав в горы, мы первым делом отправляемся бродить по лесам. Если мы выехали рано, то успеваем полюбоваться, как солнце садится за холмы.

Джулиус и Стенли обожали гулять, и те прогулки я всегда вспоминаю с радостью. Наши совместные блуждания были мирными, но недолгими. Уже через четверть часа лабрадоры начинали проситься домой.

То ли дело Девон и Гомер: это просто какие-то вечные двигатели! В лесу им все интересно: они бегают, прыгают, носятся стремглав, обнюхивают каждый куст, каждое бревно, каждый ручеек. Перепелка, полевка, роскошная бабочка — все привлекает их внимание. Их жизнелюбие заразительно. Пожалуй, вот что мне больше всего нравится в бордер-колли: они полны жизни от носа до кончика хвоста. Эти ребята даже меня, завзятого домоседа, превратили в любителя пешей ходьбы!

На вершине горы мы встаем в пять-шесть часов утра и отправляемся на первую прогулку. Я наливаю в термос горячий кофе, вешаю на пояс сотовый телефон — на случай, если неудачно упаду или подверну ногу, — и набиваю карманы собачьими печеньями.

Иногда мы шагаем по высокой траве, иногда пробираемся по глубокому снегу, а порой увязаем в раскисшей грязи. Дорог здесь мало, а машин еще меньше, поэтому собаки вольны бегать где хотят и прекрасно это знают. Здесь нам не нужны поводки, совки, команды — достаточно быть у меня на глазах. Мои псины носятся вокруг меня, а я слежу за ними с радостью и гордостью, какую испытывает отец при виде веселящихся детей.

В горах обаяние Гомера смягчает характер Девона и делает его более игривым, хотя он позволяет себе расслабиться, только когда никого нет рядом.

Гомер носится вокруг дома или по окрестным полям. Стоит Девону приподняться с места, Гомер исчезает под куполом леса или в высокой траве — лишь для того, чтобы показаться несколько минут спустя, насмешливо гавкнуть и снова исчезнуть. Глаза его блестят насмешкой и торжеством. После нескольких месяцев «в загоне» и в постоянном страхе он наконец-то обрел возможность сладкой мести!