Год собаки

В декабре, полный дурных предчувствий, я повез его к ветеринару. Новая беседа с доктором Кинг — и новый страшный диагноз: рак толстой кишки. Тот же холодный пол, те же прощальные объятия. Когда доктор Кинг и медсестра делали ему укол, Джулиус порывался лизнуть им руки.

— Глупый ты пес, — проговорил я дрожащим голосом, положив его голову к себе на колени. — Прекрати лизаться. Неужели ты не понимаешь, что тебя убивают?

Гладя его по голове и стараясь не плакать, я тихо рассказывал Джулиусу, что, если есть на свете рай, он, конечно, заслужил там местечко. Он будет вечно лежать на вершине горы и смотреть вниз, в цветущую долину. А вокруг будет множество цветов, так что он сможет нюхать их, даже не вставая. Всегда будет светить солнце. И еще там будут горы собачьих чипсов с арахисовой пастой; съешь один — на его месте тут же появится новый.

А внизу, в зеленой долине, на глазах у Джулиуса будут заниматься своими делами лисы, кролики, олени и еноты. Но между ними и Джулиусом будет течь глубокая и быстрая река. Зачем? А для того, чтобы он не чувствовал себя обязанным гоняться за дикими зверями или вообще как-то на них реагировать. Пусть он свободно созерцает жизнь и размышляет о ее тайнах.

И конечно, дети. Толпы маленьких детей, которых он так любит. Каждый день они будут выстраиваться к нему в очередь: больные дети, дети, которых укусил какой-нибудь глупый пес, дети, которые боятся собак или просто никогда не видели собаку вблизи. Пусть подходят к нему — робко, цепляясь за руку отца или матери. А он — как всегда, осторожно и плавно, чтобы их не напугать, — будет подниматься на задние лапы и лизать их в щеки. И пусть каждый ребенок, которому выпадет обнять Джулиуса, навсегда полюбит собак.

Еще я сказал, что Стенли тоже будет там, в собачьем раю; старые друзья встретятся снова — и уже никогда не расстанутся.

Не помню, что я еще говорил. Помню только, что, несмотря на все мои усилия, голос у меня дрожал и прерывался от слез. Но Джулиус этого уже не слышал.

Эмма, моя дочь, позвонила домой и спросила, как я.

— Пустота в сердце, — ответил я. — Страшная пустота — и боюсь, она никогда не заполнится.

Порой я начинал давиться слезами в самые неподходящие моменты: у компьютера, или в машине, или по утрам, когда видел в углу пустую собачью лежанку.

Меня спрашивают: не предполагал ли я, хотя бы подсознательно, что Джулиус и Стенли недолго останутся со мною, когда взял в дом Девона и Гомера? Честно говоря, не знаю. Быть может, сам того не осознавая, я замечал, что они становятся вялыми и медлительными. Но сознательно мысль о скорой смерти лабрадоров не приходила мне в голову. Я не сомневался, что они проживут по крайней мере еще несколько лет: научат новичков всему, что умеют сами, покажут им все свои любимые места в горах. Но вышло иначе, и теперь у меня снова жили только два пса.

Девон порой оглядывался в поисках Джулиуса, но, сказать по правде, был только рад, что теперь мое внимание принадлежит не троим, а всего лишь двоим. Гомер тяжело переживал разлуку. Целыми днями он бродил по дому в поисках своего друга. Я брал его к себе на колени; не знаю, утешало ли это его, но меня утешало точно. Первая потеря, которую мы оплакивали вместе, связала нас прочными узами. Постепенно я заметил, что Гомер старается держаться поближе к Девону, а тот уже не косился на него свирепо, как на врага, и порой даже снисходил до того, чтобы его лизнуть. Кажется, мы снова становились «тремя мушкетерами».

Как и друзья, и любимые, собаки отмечают периоды в человеческой жизни, связывая одну эпоху с другой.

Джулиус и Стенли жили со мной в те годы, когда, бросив работать на медиакомпании и крупные коммерческие фирмы, я сделался одиноким писателем. Для нелюдимого одиночки псы стали отличными товарищами, хотя, конечно, человеческое общество заменить не могли. Невозможно было отплатить им за все, что они для меня сделали.

Когда в твою жизнь входит такой пес, как Девон, дни становятся настолько насыщенными, что память об этих дружелюбных и нетребовательных созданиях легко меркнет. Девон занимает очень много места: он — благословение и проклятие, его просто невозможно не замечать.

Например: через пару месяцев после появления Гомера, вернувшись домой из кино, мы с Полой обнаружили, что холодильник распахнут настежь. Из холодильника исчезла жареная курица, купленная в супермаркете и упакованная в пластиковый контейнер, который не так-то легко открыть. Хм… очевидно, кто-то позабыл плотно закрыть дверцу, а кто-то другой этим воспользовался. И мы догадывались кто.

В кухне я курицу не обнаружил. Девон при нашем появлении удрал наверх так бесшумно, что я бы его и не заметил, если бы в дверном проеме не мелькнул кончик хвоста. Я обыскал столовую и спальню — ничего. Но что-то высовывалось из-под черного кресла в гостиной. Нижняя часть контейнера! И — никаких следов курицы.

Опустившись на четвереньки, я обнаружил вторую половинку контейнера под диваном. Без единого следа зубов: контейнер не разгрызли, не разорвали, а просто открыли с такой ловкостью, для которой, как мне прежде казалось, необходимо иметь руки с пятью пальцами.

Курица весила килограмма полтора. Предположим, псу повезло — он нашел холодильник открытым, но как он ухитрился достать оттуда курицу, отнести в другую комнату, открыть контейнер, съесть все до последней косточки, не оставив ни единого следа на ковре, да еще и припрятать улики под мебелью?

Судьба курицы прояснилась на вечерней прогулке. Девон перехитрил сам себя: одного он не учел — у собак все, что попадает внутрь, быстро выходит наружу. Гомеру, как выяснилось, не досталось ни кусочка. Понимая, что куриные кости могут быть опасны, я позвонил доктору Кинг, и она посоветовала проверить кал на кровь. А в следующий раз, уходя из дома, проверять, закрыт ли холодильник.

Два дня спустя я купил на обед несколько тефтелей в таком же пластиковом контейнере и положил их в холодильник. Да, уходя, я проверил, закрыт ли он, да еще на всякий случай припер дверцу табуреткой. Час спустя, когда я вернулся из офиса, табуретка была отодвинута, холодильник открыт, а тефтели исчезли. Контейнер я снова нашел под черным креслом. А Девон при моем появлении поспешно удрал наверх.

Так у нас возникла новая проблема — и серьезная. Мне вовсе не улыбалось прятать еду от вороватого пса.

Особенно обеспокоило меня то, что Девон, вообще говоря, не слишком интересовался лакомствами. Значит, он либо демонстрирует недовольство тем, что его оставляют одного — держу пари, так оно и есть! — либо затеял игру, характерную для скучающего бордер-колли. В самом деле, открыть холодильник (видимо, носом), а потом и пластиковый контейнер (а это-то как ему удается?) — разве это не увлекательная задача?

Я был очень расстроен. В последнее время Девон вел себя почти идеально. Мне казалось, он делает это специально, чтобы мне насолить.

Полу все это скорее развлекало: она поражалась способностям изобретательного пса и заговаривала о том, что нам пора прятать кредитные карточки, ключи от машины и пароли от компьютера.

Значит, новая война. Что ж, мне не привыкать: в борьбе с Девоном я был ветераном, в шрамах и медалях, со множеством воспоминаний.

Я купил несколько бургеров из индейки, положил их в холодильник, надел пальто, вышел во двор и приложил ухо к двери. Несколько минут спустя за дверью раздался легкий, почти неразличимый звук. Я ворвался в дом и бросился на кухню.