Год Ворона

* * *

В фильмах противники молотят друг друга до опупения, легко поднимаясь после удара в челюсть с ноги. А в жизни все проще - одного пропущенного удара, ежели бьет умелец, обычно хватает, чтобы "поплыть" и проиграть. А особенно если бойцы вооружены. Поэтому будь кругом чуть поспокойнее, мы бы сейчас начали крутить круги друг против друга, делать ложные выпады и заниматься разной хитрой стратегией. Но времени нет - то ли вражине на помощь прибежит подручный, то ли вертолетчики с аквалангистами подсуетятся. Поэтому мы бросаемся друг на друга сразу, лоб в лоб. Тут у кого яйца стальные, а у кого серебрянкой присыпаны...

Бьем друг друга почти одновременно. Он попадает первым. В бок словно ледяной водой плеснули. Или жидким азотом - чем там замораживают все на свете?.. По торсу сразу разбегаются холод и онемение, как чернильная капля в стакане воды. Но и я попадаю, сверху вниз, без всяких изысков. Нос у террориста вместе с нижней губой сносит напрочь, брызги веером и хруст, кажется, по всей барже пошел.

Пытаюсь поднять автомат для нового удара, но правая рука почти не действует. Не могу... Сейчас меня бы и зарезать, как барашка, но и супостату хреново. Ноги у него ощутимо подгибаются, кровь хлещет по роже. Мы вцепляемся друг в друга, и падаем на колени. Кровь горячая, она обжигает, щедро выплескиваясь из моей раны в боку и из разбитой хари противника. Мы бьем друг друга, толкаем, рвем, но силы в руках уже нет, получаются какие-то толчки, как у детей в песочнице. Он тянется к коробке одной рукой, отбиваясь от меня другой.

Падаем. Все вокруг, словно в тумане, мир плывет, а это значит, что кровопотеря мчит к обмороку без остановок. Делаю единственное, что могу - хватаю его за руку, ту, что уже почти коснулась коробки, оставив на ней ярко-красный мазок. А свободной рукой вцепляюсь ему в горло и до боли сжимаю пальцы.

Секунда проходит, вторая... одна за другой, уже без счета.

Это страшное противоборство - изо всех оставшихся сил, на последних каплях крови. Тела не чувствую. Только руки, в которые переливаются все силы, что остались, вся моя жизнь. Враг уже почти коснулся детонатора, но никак не может его схватить, скользя окровавленными пальцами по гладкому боку. И нет больше в мире ничего - только наше смертное рукопожатие, проклятая коробка и взгляд противника - беспросветно-черный, полный лютой ненависти, которая обжигает, будто кислота.

И тут в глубине этого мрака что-то меняется, словно какая-то незримая струна лопнула или льдинка треснула. Тьма в его взгляде блекнет, сереет, подергиваясь могильной бесстрастностью.

И я понимаю, что враг мертв.

Выстрела я не слышу. В том грохоте, что разносится кругом, можно из гаубицы палить - и то никто не заметит. Просто вижу, как пуля попадает в носорожий кадык, вырывая кусок. Эх, вот на четверть минуты бы пораньше... А сейчас то что... Хотя все равно спасибо тебе, стрелок небесный. Теперь надо перевернуться, взять детонатор. Вот он, заветный предмет, только чуть подтянуться да руку вытянуть подальше.

Туман... откуда туман? Стены набережной вздыбливаются с двух сторон, и смыкаются над головой, образуя черный глухой свод. В голове возникает острая пульсирующая боль, которая разом взмывает в неведомые выси, словно в череп ввинтили раскаленный коловорот. И чуть утихает. Теперь просто болит, словно хороший синяк поставили. Похоже, теперь и я свою пулю получил...

Лечу в колодец, обдирая бока об шершавые стены. Колоколом звучит еще несколько выстрелов. В конце тоннеля нестерпимо ярко вспыхивает белое сияние, приближается, и вдруг исчезает. А я проваливаюсь в густую и липкую черноту...

* * *

– Детонатор не тронул, - коротко отрапортовал Бадма.
– Мало ли.

Пашкин и сам видел результат выстрелов. Бурятский человек Иванов положил пулю точно в основание шеи того, кто упорно пытался сграбастать заветную коробчонку. А затем, все так же бесстрастно подстрелил и второго, который тоже вроде бы дернул рукой туда же, к пульту. И хотя номер два вроде как старался остановить первого, это все равно был правильный выстрел. Сверху все могло казаться совсем не тем, чем являлось на самом деле. Никто не доложен тронуть детонатор. А кто хороший, кто злодей - пусть, как говорится, Господь узнает своих78.

Оправданные потери, так это называется.

Душу сбитую да стертую ут-р-р-р-р-р-р-атами.

Душу сбитую перекатами.

Если до крови лоскут истончал.

Залатаю золотыми я заплатами.

Чтобы чаще Господь замечал

22. Сила чисел

Баржа, окруженная плотным кольцом мелких суденышек, увлекаемая сразу двумя буксирами, под конвоем боевых вертолетов зашла под мост и исчезла из поля зрения. После завершения боя прошло не более четверти часа, но на борту уже кипела бурная деятельность. Часть каменной насыпи, заполняющей трюм, была огорожена плотной брезентовой ширмой, вокруг которой суетилось не меньше двух десятков людей в герметичных комбинезонах.

После того как судно со смертельно опасным грузом покинуло центр Москвы, боевые машины прекратили сопровождение. Оператору CNN отлично удался эффектный кадр, где серые винтокрылые хищники уходят широкой дугой в сторону заходящего солнца, с резким набором высоты, скрываясь за футуристической группой небоскребов комплекса "Москва-Сити".

На протяжении недели, прошедшей с того злополучного дня, Морган, пока еще советник президента по вопросам национальной безопасности, пересматривал эту запись ежевечерне. Звук он как правило выключал - трескотня комментатора относительно "успешной операции российских спецслужб, предотвративших транспортировку огромной партии наркотиков" мешала заниматься главным нынешним делом - вдумчивым уничтожением виски самых лучших и дорогих сортов.

Вечернее солнце последний раз мигнуло краешком темно-красного ободка и окончательно скрылось за горизонтом. Короткий вечер жалобно съежился, свернулся и уполз, пропуская перед собой ночь.

Дом Моргана был темен и тих. Он разогнал прислугу, и лишь ветер из незакрытого окна тихонько скользил по пустым коридорам. Будто сама стихия опасалась здесь шуметь. Жизнь теплилась в одной единственной комнате, за крепко запертой дверью и плотно задернутыми шторами. Морган выключил телевизор и сидел в полной темноте, крепко вцепившись руками в подлокотники и плотно прикрыв глаза. Он больше не чувствовал азарта, готовности драться. Вообще ничего не чувствовал, даже страха.

События в Москве, всколыхнув ненадолго прессу, понемногу становились историей. Бой на барже был представлен мировой общественности как "антинаркотическая операция", но российские спецслужбы неофициально проинформировали всех заинтересованных лиц о неудавшемся акте ядерного терроризма.

Получив информацию из Кремля, американский президент, опасаясь негативной реакции русских, в тот же день отменил досрочный созыв Конгресса и отозвал все подготовленные указы, после чего немедленно вызвал к себе советника. С одной стороны, акции Виктора в глазах Ковбоя упали не очень сильно, поскольку именно он предупреждал шефа о грядущих неприятностях. С другой же...

Без обычных велеречивости и библейских аллюзий президент четко и недвусмысленно потребовал от Моргана похоронить любые упоминания о бомбе. Ведь если до русских дойдут какие-либо сведения, даже самые обрывочные слухи о том, что заокеанские "союзники в борьбе с мировым терроризмом" были осведомлены насчет готовившегося взрыва... Это обещало международный скандал чудовищных масштабов и, что страшнее всего - падение Предвыборного Рейтинга.

Но главную опасность для Моргана представлял не Плакса, а вице-президент. Эмиссар "оружейников" знал, что у Виктора на руках остался заполненный бланк президентского указа с распоряжением о нанесении ядерного удара по турецкому Курдистану. Вечером несостоявшегося судного дня он, сойдя с борта самолета, пригласил советника на авиабазу Эндрюс79 "прогуляться по летному полю". И с той же безапелляционностью, с какой президент приказал похоронить тайну, вице-президент потребовал пустить в дело зловещую бумагу. Поджечь юг Евразии, нейтрализовать хотя бы на время Россию и, пользуясь коротким периодом всеобщего хаоса и растерянности, все-таки провести задуманный и подготовленный дворцовый переворот...