Год Змея

Но кожа Вигге не меняла цвета. Отшельник стоял напротив Фасольда — жилистый и поджарый, чуть ли не обгоняющий воеводу в росте, хотя и уступающий ему в ширине плеч. Вигге не казался болезненным или хрупким: под его рубахой скрывались рубленые мышцы. А когда соперники обошли мосток кругом, будто волки, желающие вцепиться друг другу в глотку, Хортим увидел, что на спине Вигге тоже были ожоги. Смятая, рубцеватая полоса ползла вдоль позвоночника и напоминала скошенный гребень. Позже князь высмотрел длинные шрамы, обрывающиеся повыше середины предплечий — будто кто-то распорол отшельнику руки.

Кто же тебя так, Вигге?

Фасольд нанёс первый удар. Его кулак мог пробить дерево, но когда врезался Вигге в грудь, то даже не заставил его покачнуться. Будто тот был вытесан из камня или… Хортим, вскинув от удивления брови, пытался подобрать нужное слово. Или вырезан из огромной ледяной глыбы. Кровь булькнула в горле Вигге, просочилась изо рта. Утерев губы, отшельник выдохнул из ноздрей струи белого пара. Переступил босыми ступнями по мостку, криво дёрнул уголком губ. А затем метнулся к Фасольду и обхватил его так, что затрещали кости — но воевода был несгибаем и крепок, словно мачта на драккаре. Вигге не смог его повалить, а когда его руки стиснули чужие бока, Хортима ужалила странная мысль: какие длинные у Вигге пальцы, какие тонкокостные, такими бы не соперника молотить, а…

Фасольд отшвырнул соперника одним рывком. Другой бы уже распластался на мостке, беспомощный и оглушённый, но Вигге только потерял равновесие и осел. Поднявшись, распрямил плечи и сощурил глаза, ясные и внимательные. Фасольд перехватил Вигге поперёк туловища, норовя не то переломить пополам, не то сбросить у ног бесполезной грудой. А тот вырвался, потянув Фасольда к земле — напряг мышцы, ударил по хребту и выскользнул огромной, сильной змеёй. Не давая воеводе опомниться, ткнул кулаком в грудину — так, что на виске Фасольда взбухла алая жила. Фасольд тяжело опустил кулаки на плечи Вигге, подминая его под себя, грозя расщепить ему кости, но тот в один прыжок оказался за его спиной — и обвил шею руками.

Воевода вздыбился, освобождаясь — мышцы под кожей Вигге проступили так чётко, словно собирались порваться. Отшельник тут же ослабил хватку и покачнулся, прижимая ладони к лицу, хотя Фасольд больше не нанёс ему ни одного удара. Воевода распрямился и замер — ждал.

Вигге, до этого момента ничем не уступивший Фасольду, рухнул на колени. Его сотряс такой страшный кашель, что мосток заходил ходуном. Кровь хлынула из его горла, залила липовые доски — отшельник царапал по ним укороченными ногтями, и его спина тряслась, будто лист на ветру. Хортим не помнил, как оказался рядом, как вместе с Фасольдом отнял Вигге от земли и как усадил его на крыльцо, накрыв собственной шубой, словно призрачное тепло могло помочь; как Чуеслав Вышатич велел позвать лекаря и как Вигге, едва отойдя от кашля, спокойно и жутко улыбнулся.

— Ни к чему мне твой лекарь, князь. — Зубы у него были багровые. И язык, ворочающийся во рту — багровый. — Не гоняй его зазря.

А потом в его глазах, светлых и холодных, будто древние ледники, мелькнули такие тоска и боль, что стало горестно.

***

Хортим, накрытый ворохом шкур, полулежал на скамье. Его пальцы грела чаша с дымящимся варевом — пахло иргой и мятой. Та комната дружинного дома, в которой отдыхал князь, была просторной, но почти пустой: дубовый стол и запертые ставни с бронзовой вязью, несколько длинных лавок, застланных бордовым полотном. Высокие своды и стены, сложенные из крупных брёвен. Сквозь пар, поднимавшийся от варева, Хортим видел, как, сидя на полу, Латы и Инжука играли в кости. Арха, устроившись у скамьи князя, не то дремал, не то следил за ними из-под ресниц-струн. И поглядывал за Фасольдом, пившим горячее вино из собственной чаши.

В тепле Хортим чувствовал себя расслабленно — так и лежать бы здесь, в мехах, щекочущих лицо и руки. Засыпать бы под стук игральных костей и чужое бормотание, но вскоре, через день или два, дружина Хортима покидала Девятиозёрный город, а Вигге оставался здесь, и ещё многое было с ним неясно. Сейчас отшельник сидел под самым окном — настолько бесстрастный, что казался здоровым. Он, словно выжидая, наблюдал за воинами Сокольей дюжины и за Фасольдом, который после боя проникся к нему если не уважением, то чем-то похожим.

Когда ещё представится более удобный случай?

— Вигге, — позвал Хортим, приподнимаясь. Шкуры сползли с его одежды, заботливо высушенной над огнём, и князь отбросил их на край скамьи. — Вигге, я хочу тебя спросить.

Не этого ли ты ждал, отшельник?

— Спрашивай, — умиротворённо ответил тот.

Хортим спустил ноги в сапогах на пол, но не спешил вставать. Сцепил пальцы вокруг тёплой чарки и вскинул лицо:

— Чуеслав сказал, что ты можешь быть из Войличей. И что ты едва ли не брат князя Мстивоя — это так?

Вигге холодно усмехнулся, но никто, кроме него, не нашёл ничего смешного. Шумно вздохнув, Фасольд отставил чашу на лавку рядом, а Арха приоткрыл бесцветный глаз, показывая, что не спит. Затих стук игральных костей.

— О нет, — слова передёрнули тонкие губы Вигге. — Я не из Войличей.

— Думаю, ты честный человек. — Хортим чуть не рассмеялся от облегчения: по счастью, судьба не свела его с беглым родичем Мстивоя. Юноша подался вперёд, смущённо и весело улыбаясь: — Просто Чуеслав так убеждал, что ты из княжьего рода…

— Я сказал, что я не из Войличей, — перебил Вигге. — Но я не говорил, что я не из княжьего рода.

Внутри Хортима что-то оборвалось, а в натопленной комнате внезапно потянуло морозцем. Язык присох к нёбу, в голове засвербило — как нельзя кстати пришёлся Фасольд, который, нахмурив брови, хрипло потребовал:

— Объяснись.

Но Вигге ему не ответил.

— Хорошо, — тогда протянул Хортим, — хорошо… Что же ты раньше молчал?

— А ты не спрашивал.

К этому времени гуратский князь уже взял себя в руки и даже отхлебнул ароматного варева из чарки. Покачал головой и произнёс:

— И что у тебя за род?

— Не моложе твоего.

— Быть такого не может, — хохотнул Арха, хотя глаза у него стали настороженными, словно у охотника. Хортим удивился: Арха не смел вмешиваться в разговоры своего князя, если только тот сам не просил. А здесь… Неужели всех так задела история Вигге? — С родом моего государя может сравниться только род Мстивоя Войлича. Других нет.

— Есть, — мягко возразил Вигге, прижимаясь спиной к стене. Казалось, он совсем не испытывал неловкости или волнения, а разговор шёл так, как ему хотелось.

— И какое же твоё родовое имя? — Голос Хортима сделался тихим, но твёрдым — так бывало всегда, если происходило что-то важное.

— Оно тебе ничего не даст.

— Странно, — юноша недобро сощурил глаза. — Какие у вас владения?

— Такие же, как и у тебя, — ответил Вигге. — Обратившиеся в прах.

— Довольно, — рявкнул Фасольд, поднимаясь. Словно рассеялось всё призрачное уважение, которое воевода испытывал к Вигге — до того он стал гневен и зол. — Что ты всё юлишь, отшельник? Ври, да не завирайся. Может, мне стоит вытряхнуть из тебя слова? Пусть вырвутся вместе с кашлем из твоего горла!