Год змея
Шрифт:
Лутый боялся кричать, боялся свистеть. Позвал, лишь когда нырнул под отрез ткани, подцепленный на крючья корней. Самодельный шатер, для скрытности измазанный землей и листьями.
— Оркки Лис!
Лутый стоял в дозоре: не отыщут ли разбойники их след? Их, выживших, было всего шестеро, и некоторых тяжело ранило. Второе нападение бы непременно оказалось смертельным.
Оркки сидел в глубине их логова рядом с полуживой Та Ёхо и, услышав голос Лутого, поднял глаза. Юноше до сих пор было трудно привыкнуть к лицу наставника: в поединке ему сломали нос. Теперь он стал опухшим,
В битве он потерял повязку. Лутый тщательно оберегал левую часть своего лица от любопытных взглядов, и, не случись этой ночью столько горя, юноша был бы смущен и растерян. Но нет — теперь он не чувствовал ничего, когда чужие взгляды гуляли по уродливым рубцам на его щеке и виске, по изжелто-русой брови, рассеченной несколько раз. Раньше только Оркки видел его пустую, заросшую кожей глазную ямку, а теперь стало ясно каждому: Лутый не просто потерял глаз, ему его нещадно выхлестали.
Ну и пусть.
— Оркки Лис, — задыхаясь, прошептал Лутый. — Там Совьон.
…Из оружия у Оркки осталась лишь пара боевых топориков. И первый из них он, выбравшись из оврага, метнул в Совьон: женщина едва успела увернуться. Лезвие со свистом вонзилось в осину там, где только что была ее голова.
— Да что ты делаешь, Лис?
— Что я делаю, — выплюнул он вместе с осколком крошащегося зуба, — что я делаю? Я собираюсь тебя убить.
И Оркки перехватил второй топорик. Совьон, сузив глаза, неохотно потянулась к ножнам.
— Перестань, Лис.
— Батенька! — Лутый шел за наставником, поскальзываясь, пытаясь локтем закрыться от проливного дождя. Сейчас было неуместно соблюдать всю ту же нерушимую тишину. — Батенька, остынь.
Взгляд у обернувшегося Оркки был такой, будто сейчас он мог зарубить и Лутого. Одним пальцем руки, сжимающей топорик, он вытер стекающую из носа кровь. И снова посмотрел на Совьон.
— Тебе не кажется это странным? — шипяще спросил он. — Едва ты уезжаешь, на нас нападают. Где же ты была, Совьон? Не ты ли вывела к нам Шык-бета?
Дождь вымочил его пшеничные волосы, очертил каждую морщинку на страшном лице. Никто не видел Оркки в таком состоянии: он скрипел зубами, норовя вцепиться Совьон в горло.
— Сказать, что это подозрительно, — в его глазах рокотала звериная ненависть, — не сказать ничего.
— Батенька!
— Не подходи, — ощерился Оркки, всплескивая перед Лутым свободной рукой. — Послушай меня и отойди подальше.
Зашевелились оставшиеся выжившие. Когда из оврага, чтобы взглянуть на происходящее, попыталась выбраться Та Ёхо, Лутый закусил губу. Отбиваясь, она получила еще одну рану — зря айха сейчас решила ползти. И тем более ей не стоило подавать голос.
— Сов Ён! — плача, позвала она. — Сов Ён прийти?
Если Оркки Лис боялся, что сгоряча мог причинить вред Лутому, Та Ёхо не сумела бы спасти даже его к ней привязанность. Про других и говорить нечего.
— Я спрашиваю еще раз, — медленно и сухо проговорил Оркки. — Где же ты была?
— Это уже не имеет никакого значения, — проговорила Совьон, не убирая пальцы
от рукояти меча. — Вы издаете слишком много шума. Да, разбойники далеко, но мало ли…— Да ну? — Он усмехнулся. — Не притворяйся, что беспокоишься. Тойву, — здесь улыбка превратилась в судорогу, — давал тебе чересчур много свободы. Зачем ты пришла?
— Помочь.
Оркки расхохотался, а Лутый растерянно замер за его плечом. Стоит ли отталкивать?
— Какая же ты тварь, Совьон. И если не я доверял тебе, то доверял Тойву.
— Послушай, Лис. — Совьон утерла дождевую воду с лица. Если придется сражаться, будет неудобно. — Я понимаю, что ты убит горем. Но клянусь, я не приманивала разбойников.
Оркки сошел с места и начал ходить вправо и влево, туда и обратно, будто рыскающий волк. Древко топорика он сжимал так, что на ладони взбухли вены.
— Докажи.
Совьон убрала липкие волосы со лба.
— Если бы я желала вам зла, то не пришла бы сейчас. Потому что дела хуже некуда, Лис, и ты это понимаешь.
— Ты много темнишь, — оскалился Оркки. — Исчезаешь перед нападением и появляешься, когда тела моих друзей уже вовсю клюют вороны. Я не знаю, что тебе нужно, но ты и этого не получишь. Потому что я тебя убью.
Лутый понимал, что Оркки, скорее всего, убил бы Совьон даже в лучшее время. Но сейчас он был устал и взбешен.
— Тебе мало смертей, Лис?
Но Оркки ее не дослушал — рванулся вперед. Лутый бросился на него, таща вниз за рубаху, прижимая к булькающей земле.
— Отпусти, мальчишка, — зарычал Оркки. — Хуже будет.
Не будет. Совьон права: хуже уже некуда. Отряд убили, караван разграбили. Рацлаву уволок Шык-бет — все, это конец их похода.
Оркки грубо отпихнул Лутого и, весь измаранный в грязи, попытался встать. В овраге Та Ёхо тихонько и скрипуче звала Совьон.
— Я ездила не к Шык-бету, а к местной вёльхе, — уронила воительница. — Хотела узнать, чем завершится наш поход. Она рассказала мне, но было поздно.
— К вёльхе, — захохотал Оркки Лис. — Думаешь, кто-то тебе поверит?
Даже Лутый, отплевывающийся от земли, набившейся в рот, признавал, что это глупая ложь.
— Только дурак добровольно поедет к вёльхе. А ты не дура, Совьон. Ты предательница.
Он, страшно и безумно смеющийся, приблизился к ней и замахнулся, но Совьон успела задержать его запястье.
— И наказывать тебя надо как предательницу. — Оркки тяжело дышал. Глаза наливались кровью. — Вывернуть руки на дыбе и срезать кожу по кусочкам.
— Ты обязательно поступишь со мной так, Лис, — резко сказала Совьон. — Но не раньше, чем я заберу драконью невесту у Шык-бета.
Она шагнула назад, и Оркки потерял равновесие. Но напасть во второй раз не успел: за его спиной громко хмыкнули.
Скали выбрался из оврага и, покачиваясь, отряхнул грязные ладони. Через его лицо шел порез с черной засохшей кровью. Ее не смывал даже дождь.
— Кого ты собралась забирать, воронья женщина? — спросил он, медленно наступая в лужи. — Гляди: прошли почти сутки. За это время Шык-бет мог дважды убить драконью невесту, трижды изнасиловать и перепродать с сокровищами каравана.