Год змея

Он несколько часов ходил по окрестным болотам. Использовал от природы острый и цепкий ум: запоминал развилки троп и расположение ненадежных мхов. Но что мог Лутый против разбойников, которые жили в топях много лет и знали их, как свои пять пальцев? К тому же к закату юноша едва волочил ноги от усталости. А следовало собраться и выжать из себя последние силы: сегодня Лутому еще предстояло бежать что есть мочи.

— Та Ёхо. — Он оглянулся. — Останешься здесь.

И указал на высокую сосну, окутанную дымкой шелестящей травы, — худо-бедно, но можно было спрятаться. Лутый не сумел найти лучшей позиции для лучника.

Та Ёхо шла сразу за ним — перед Скали. В битве ей обожгло и разворотило и без того поврежденную ногу, поэтому ковыляла айха, подтягивая ее за стеганую штанину. Смуглое лицо Та Ёхо тоже блестело от пота, жидковатые черные волосы прядками текли по взмыленной шее. Кривозубая улыбка превратилась в застывшую гримасу боли, а глаза заволокло мутноватой пленкой.

— Хорошо, — хрипло сказала она.

Лутый, постукивая перед собой копьем, — хотя в этом не было нужды, он помнил, что вокруг сосны земля была крепкой, — помог ей подойти. Поддержал, когда Та Ёхо едва не рухнула в заросли вместо того, чтобы сесть, — юноша переживал, сможет ли она подняться для выстрела, когда услышит звуки погони.

Лутый опустился на корточки перед айхой.

— Эй. — Она попыталась улыбнуться и слабо ударила его кулаком в плечо. — В конце все быть славно, Хийо. Ты заманить разбойников в ловушку. Я стрелять. Мы убить их всех, ты слышать?

Про Скали, беспокойно топтавшегося неподалеку, ничего не сказала.

Почему это Та Ёхо успокаивала Лутого, а не наоборот? У него, даже выбившегося из сил, все равно будет надежда убежать и спастись. У Та Ёхо — нет. Даже Совьон не сумела облегчить ее боль: смотреть на ногу айхи, обожженную, обернутую тряпицей, насквозь пропитавшейся кровью, было ничуть не легче, чем глядеть в обезображенное лицо Лутого. Если с юношей что-то случится, Скали едва ли захочет взять удар на себя и выручить Та Ёхо, которую рано или поздно найдут.

— Обязательно, — тихо ответил Лутый, и в улыбке его щека, испещренная рубцами, некрасиво сморщилась. — Все будет славно. Однажды.

Та Ёхо собирала стрелы, по неосторожности высыпавшиеся из колчана на бедре; зубчатые, широкие, вырезанные из кости — такие наконечники легко распарывали плоть. Лутому хотелось спросить, почему у айхи не водилось оружия из железа, — случайно ли? Не поэтому ли стальная стрела Оркки Лиса причинила столько вреда ей в обличье лосихи? Но времени не было: к логову разбойников следовало подойти, пока не стемнело. Юноша втянул воздух. Он о стольком еще не поговорил с Та Ёхо. Не узнал многих ее тайн, и тайн ее племени, и тайн целого мира — и ничего не узнает, если погибнет сегодня, в этих болотах.

Жить хотелось нестерпимо. Обманывать Сармата-змея, пировать в Волчьей Волыни, рассказывать истории перед дружинами в Медвежьем логе… Лутый стиснул рукой колено и с усилием поднялся.

— Будь начеку, ладно?

— Хорошо. — Та Ёхо склонила голову. — Беречь себя, Хийо. — Почти рассмеялась. — Пожалуйста.

А он даже не извинился за то, что привел к ней Оркки Лиса.

За спиной фыркнул Скали. Когда Лутый обернулся, лицо у того было желчное. Но юноша сделал вид, что ничего не заметил, и, перехватив копье, позвал:

— Идем.

…Становище разбойников — несколько прилипших друг к другу простых домишек. От любопытных глаз их закрывал дремучий лес, от врагов рьяно защищало болото: топь лизала скрипучие деревянные настилы, возле которых качался привязанный к жерди плот. Из отверстий в крышах вылетали комочки дыма. На колья, воткнутые в островки влажной земли, были нанизаны человеческие головы. Где-то серели одни черепа, а где-то чернели смутно знакомые лица, обмазанные смолой.

— Твари, — не размыкая губ, выдавил Скали.

Они с Лутым подобрались с подветренной стороны так близко, как могли: пластом лежали за корягой, в оперении редких болотных трав. Топи не внушали доверия, и, казалось, стоило воинам чуть сдвинуться в сторону — сразу бы увязли в грязной жиже.

— Ты знаешь, что нам досталась самая неблагодарная доля?

— Тихо, — шикнул Лутый, прижимаясь носом к локтю и буравя взглядом становище. Они со Скали должны были привлечь внимание и увести за собой в болота нескольких разбойников — но до этого стоило убить хотя бы одного.

В темно-медовом закатном свете логово Шык-бета смотрелось величественно и жутко. Головы на кольях скалились провалами страшных ртов — солнечные лучи выделяли каждую воинскую косу, каждый сгусток смолы. Страх заклокотал в гортани: когда ватажники заметят Лутого и Скали, то бросятся в погоню. И если черногородцев не погубят их стрелы, то убьет болото, — ах, глупый мальчишка Лутый, ну что тебе твоя хитрость, что твои юркость и обломанное копье? Ничто уже не спасет. Сам пропадешь, и Скали за собой потащишь, и Та Ёхо: Лутый должен был привести разбойников к сосне, за которой она пряталась. Но разве сможет раненая айха точно бить в цель?

— Не удивлюсь, — едко шептал Скали, — если ваша Совьон — любовница Шык-бета. И теперь атаману даже не нужно нас искать. Мы сами к нему пришли. Раз — ножом, два — стрелой, и словно и не было никогда карава…

Лутый стек с коряги и схватил Скали за шкирку. Рванул, перевернул на спину, взял за грудки.

— Да что ты несешь? — захрипел юноша. — Трус ты, Скали, и язык у тебя гнилой. Никто тебя не держит. Уходи.

Лутый навис над ним — а Скали смотрел снизу вверх, долго смотрел, и его вечно угрюмое лицо посветлело. Но потом он словно спохватился и, пожевав слова, выплюнул:

— Ну и рожа у тебя, конечно.

— На свою посмотри, — буркнул Лутый и, отпихнув его, вернулся на прежнее место. Снова приходилось ждать: из домишек никто не выходил. — Не особо-то краше.

Скали, потерев шею, перевернулся на живот и тоже подполз к коряге.

— Чего застыл? Иди давай. И без тебя справимся. — Лутый больше на него не глядел — лишь на логово Шык-бета. — Бегай-бегай от смерти и ищи себе сытной жизни.

— Что мне бегать? — Скали вскинул бровь. — Все равно сдохну еще до зимы.

«Зачем же ты тогда ядом прыскал?» — хотел спросить Лутый, но понял: Скали настолько привык к своей злобе, что разучился говорить иначе.

— А так хотя бы…

— Хотя бы что? — вклинился Лутый.

— Не твоего ума дело, вот что, — огрызнулся тот и замолчал.

Лутый переживал, что разбойники и носа не покажут из своего логова до самой ночи, — благо, ошибся. Не успело закатиться солнце, как из крайнего домика вышли трое: громкоголосые, рослые, одетые в легкие меха и кожу. Пошли, может, за снедью, может, проведать награбленное, — Лутый не знал.