Годы возмездия. Боевыми дорогами от Керчи до Праги

Отчетливо помню, как 13 мая в середине дня генерал-полковник Чибисов доложил мне по телефону: «Товарищ командующий, сегодня утром после сильного артиллерийского налета противник атаковал наш опорный пункт в районе Григоркина и захватил его. Две роты 68-го гвардейского полка, занимавшие этот опорный пункт, понесли значительные потери». Я, конечно, не мог не возмутиться тем, что противник так легко захватил наш опорный пункт и выгодные в тактическом и оперативном отношении позиции».

Горько было, что противник захватил не просто кусочек нашей территории, а село, в котором жили советские люди, село, при освобождении которого уже было затрачено немало ратного труда. Мы сдавали врагу когда-то большие города, к этому нас вынуждала обстановка, теперь же мы имели все условия для того, чтобы не давать более в обиду наших людей, не оставлять на поток и разграбление их достояние. Село Григоркино было не просто населенным пунктом, это ведь была частица нашей страны – самое дорогое место на земле для нескольких сотен советских людей, которые именно с ним, с сельцом Григоркино, связывали сокровенное чувство Отчизны. Не было никаких обстоятельств оперативного или иного военного характера, оправдывавших сдачу врагу этого населенного пункта. Более чем странным показалось мне и то, что противник захватил наши позиции утром, а докладывали мне об этом пополудни. Я приказал генерал-полковнику Чибисову немедленно выехать в 28-ю гвардейскую дивизию, на месте подробно выяснить причины этого чрезвычайного происшествия, организовать и хорошо подготовить ответный удар и вернуть Григоркино.

Прошел день, другой, начался третий, а от товарища Чибисова ни звука. Звоню, спрашиваю, как дела, как идет подготовка контратаки и каковы причины захвата села. В ответ слышу, что командарм еще не побывал там.

В моем сознании никогда не укладывалось подобное отношение к делу. Невыполнение приказа генерал-полковник объяснил своим недомоганием: то ли насморком, то ли кашлем. Я не врач, и мне трудно определить серьезность заболевания командарма, но у него было достаточно подчиненных, уполномоченных предпринять необходимые меры для выполнения приказа.

Поскольку армейское командование не приняло немедленных мер по возвращению утраченных позиций, я решил отправиться в 28-ю гвардейскую дивизию (командир полковник Л.М. Картавенко). Мой самолет По-2 менее чем через час приземлился в районе штаба корпуса, в который входила эта дивизия. Из доклада командира дивизии было установлено, что основной причиной падения Григоркино была слабая укрепленность этого участка обороны в инженерном отношении. Траншеи мелкие, блиндажей для укрытия людей вообще нет, минных заграждений перед участком мало, причем тактически и технически они размещены неграмотно, замаскированы плохо. Еще хуже обстояло дело с артиллерийским обеспечением.

Во время атаки противника с нашей стороны стреляла лишь одна батарея, и то с большим запозданием. При правильной организации артиллерийского обеспечения огонь по атаковавшему Григоркино противнику могли бы вести по меньшей мере десять батарей.

Пожурил я командиров корпуса и дивизии за халатное отношение к своим прямым обязанностям в вопросах укрепления обороны и организации артиллерийского огня. После этих не очень приятных для обеих сторон разговоров мы приступили к подготовке атаки по возвращению Григоркино и его важных в тактическом отношении окрестностей.

На этом рубеже расположился усиленный батальон противника. Вызывало сожаление, что потеря времени позволила гитлеровцам довольно прочно укрепить захваченные позиции. Пришлось использовать для атаки два стрелковых полка, артиллерийскую группу дивизии и две роты танков.

Как только подготовка закончилась, подразделения смело рванулись на противника. Атака частей 28-й гвардейской дивизии, которой предшествовал сильный огневой налет, оказалась настолько неожиданной и стремительной, что в течение 20 минут были захвачены первая и вторая вражеские траншеи вместе с ошеломленными внезапностью удара солдатами и офицерами противника. Более 100 гитлеровцев сдались в плен.

Вот какую характеристику наших действий дали они. Пленный унтер-офицер 257-го пехотного полка 83-й пехотной дивизии показал: «Ваш артогонь был очень концентрированным и точным. Когда он немного ослабел, мы пытались выйти из блиндажа и занять свои позиции, но русские были уже в наших траншеях…» Ефрейтор – связной командира роты – заявил: «Меня удивляет способность русских бросаться в траншеи в то время, когда еще продолжается артогонь и кругом летят осколки». Унтер-офицер – наблюдатель 14-й роты того же полка рассказывал: «…Активные действия русских были столь внезапными и молниеносными, что я не помню, как попал в плен».

Так мы вернули с. Григоркино, хорошая подготовка и организация атаки дали свои плоды.

Все это, однако, лишний раз говорило о том, что генерал Чибисов не может обеспечить высокую боевую готовность подчиненных ему войск. Поэтому я решил просить Ставку отозвать генерал-полковника Чибисова в Москву, а командующим 1-й ударной армией назначить генерал-лейтенанта Н.Д. Захватаева – командира 12-го гвардейского стрелкового корпуса.

Весь май был посвящен напряженной боевой учебе. После того как я убедился, что батальонные учения идут хорошо, были проведены более сложные занятия для высшего командного состава. Учения проходили с боевой стрельбой при авиационном обеспечении, в прорыв вводились соединения 5-го танкового и 3-го кавалерийского корпусов с саперными и инженерными батальонами. Подвижные группы создавались из стрелковых дивизий, усиленных танковыми бригадами, истребительно-противотанковыми, артиллерийским полками, зенитными полками и саперными подразделениями.

Не затрудняя более внимания читателей описанием боевой подготовки войск, скажу несколько слов лишь о показном учении в 15-й воздушной армии, которое готовил командующий этой армией генерал-лейтенант авиации Николай Федорович Науменко [125] и его штаб. На учение привлекался высший командный состав фронтового управления и всех общевойсковых армий фронта. Авиаторы продемонстрировали атаку штурмовиками артиллерии противника и его контратакующих резервов при одновременной атаке нашей пехоты с фронта, бомбометание бомбами крупного калибра (от 100 кг и выше) и бомбами малого калибра, бомбометание кумулятивными бомбами по танкам противника, атаку авиации с применением фосфора и «КС» (горючая смесь). Летчики доказали на деле, что они всесторонне подготовились к трудным боям. Этот показ был весьма поучительным. Были, конечно, отдельные недостатки: не всегда точное бомбометание, неувязки во взаимодействии пехоты с авиацией, неудачный выбор опознавательных сигналов. В беседе с летчиками я восхищался их хорошей работой, однако пришлось указать на то, что не всегда наши истребители смело и решительно атакуют врага. Бывали редкие случаи, когда наши самолеты уклонялись от боя. Нерешительность порой проявляли и летчики-штурмовики: достигнув заданной цели, они сбрасывали на противника все свои бомбы при первом заходе и поворачивали обратно. А следовало делать по три-четыре захода, при этом каждый снаряд, каждую бомбу и каждую очередь направлять в цель, чтобы посеять панику и страх в стане врага. Командование фронта потребовало от авиационных командиров смело и решительно атаковать врага в воздухе, искать его, наносить губительные удары. Особенно важны внезапные, дерзкие удары авиации по отступающему противнику, по скоплениям артиллерии, пехоты, танков и автомашинам.

Мы с членом Военного совета интересовались жизнью, бытом и боевой учебой авиационных частей и соединений. Наша беседа затянулась часа на три. После этого летчики пригласили нас пообедать, на что мы охотно согласились. Непринужденный разговор продолжался и во время обеда. В ходе его выяснилось много интересных деталей боевой жизни летчиков. Характерно, что эти люди, ежедневно смотревшие в глаза смерти, почти ничего не говорили о своих личных заслугах, зато с энтузиазмом и любовью подробно рассказывали о делах товарищей.

Возможно, что я утомил некоторых читателей подробным рассказом о ничем не примечательных буднях войск во время подготовки к наступлению. Интереснее читать, конечно, о победоносных боевых действиях войск, бесстрашных подвигах солдат, находчивости командиров, позорном отступлении врага. Но надо твердо знать, что успехи и победы приходят не сами собой, а именно в результате вот такой будничной, скрупулезной подготовительной работы.

В это время, когда в войсках по-настоящему развертывалась боевая учеба, мы получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования от 27 мая 1944 г., по которой участок, занимавшийся войсками 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта, передавался 2-му Прибалтийскому фронту [126] .

В итоге перегруппировок внутри фронта 3-я ударная армия к 5 июня приняла от 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта участок Денисово, Плешково и сменила части 3-й гвардейской армии частями своей 150-й стрелковой дивизии.

22-я армия сдала свою полосу обороны 10-гвардейской армии и приняла 5 июня участок 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта – Плешково, Рог, Берново, – сменив на этом участке 6-ю гвардейскую армию частями своих 115, 319 и 325-й стрелковых дивизий.