Гоген в Полинезии

смотрели свысока на постоянных поселенцев, главным образом бывших солдат и

матросов, которые женились на таитянках и осели на острове. Большинство поселенцев

открыло магазины, лавки или трактиры, многие стали богачами. Всего «оседлых» было

около двухсот. Причем их основным пороком считались не столько грубая речь и

вульгарные манеры, сколько эгоизм и корыстолюбие. В свою очередь поселенцы обвиняли

военное и гражданское начальство в лени и чванстве. А то и в нечестности. Кроме того,

они единодушно считали, что все эти сменяющие друг друга приезжие службисты

возмутительно мало знают о местных условиях и, по справедливости, поселенцы сами

должны править двадцатью тысячами коренных жителей колонии. Вообще же они редко

бывали в чем-нибудь согласны между собой.

Впрочем, среди чиновничьего сословия тоже не было недостатка в интригах и

стычках, чаще всего из-за картофеля и таитянских девушек. Картофеля не хватало, ведь

это был импортный товар, к тому же плохо переносящий морские перевозки. А хозяйки не

могли допустить мысли о том, чтобы осквернить священную французскую кулинарную

традицию, заменив пом-де-фри с мясом бататом или иными полинезийскими

корнеплодами, и дошедшие в сохранности ящики картофеля становились предметом

жестокой и беспощадной борьбы. Что до таитянских девушек, то проблема была прямо

противоположного рода: их было слишком много, и чиновники слишком часто искали в их

объятиях утешение и отдых после выматывающих душу картофельных битв.

Светская жизнь чиновничьего сословия сводилась к нескончаемой череде

традиционных обедов, причем меню и размещение гостей за столом долго оставались

важнейшей темой всех разговоров в городе. В промежутках между зваными обедами

женщины сплетничали за чашкой кофе, а их мужья сплетничали, пили и играли в домино в

«Сёркл Милитер»; местные тузы сплетничали, пили и играли в домино в «Сёркл Юньон».

Всего красноречивее интересы местного общества характеризует то, что единственными

предприятиями в Папеэте тогда были винный завод, пивной завод, фабрика по

производству льда и фабрика освежающих напитков, которая выпускала преимущественно

содовую воду. Один из участников кругосветного плавания шведского фрегата «Ванадис»,

побывавший на Таити незадолго до Гогена, дополняет картину экономики лаконичной

справкой о торговле: «Из наших продуктов здесь можно увидеть только спички и

некоторое количество норвежского пива. Сами французы сбывают на островах почти

исключительно вино, коньяк и табак»46.

Два-три раза в год чиновники и местные тузы встречались на приеме у губернатора,

где без особого успеха пытались найти общую тему для разговора. В остальные дни года

они ограничивались холодными поклонами во время вечерних и воскресных прогулок на

колясках вдоль берега залива. Только одно объединяло две соперничающие группы

французов - глубоко укоренившаяся недоброжелательность к тремстам коммерсантам и

плантаторам английского и американского происхождения. Большинство членов этой

группы родились на острове и сочетались браком с членами самых знатных таитянских

семей, что, разумеется, делало их еще более могущественными и опасными. Гораздо

позднее возникла следующая группа, к которой французы и англосаксы относились

одинаково неодобрительно. Речь идет о трехстах китайцах; их двадцать пять лет назад

привез на остров один шотландец-мегаломан, который задумал за счет дешевой рабочей

силы сделать более доходным производство хлопка на своей плантации. Шотландец

прогорел, а кули поневоле пришлось остаться на острове. Понятно, на их долю досталась

самая примитивная и скверно оплачиваемая работа. Большинство стали портными и

уличными торговцами; некоторые держали мясные лавки или с великим трудом

выращивали овощи и корнеплоды на искусственно орошаемых клочках земли на окраине

города. Наиболее преуспевшие открыли мелочную торговлю или трактиры, где

завсегдатаями были туземцы и моряки. А два-три человека нажили на опиуме такие

деньги, что надеялись вскоре осуществить самое горячее желание каждого китайца,

достигшего преклонных лет: вернуться на родину со сбережениями, которых хватило бы

на роскошные похороны и дорогую гробницу.

Наконец, в Папеэте жило довольно много - около двух тысяч - более или менее

чистокровных полинезийцев. Хотя они числом вдвое превосходили всех европейцев и

китайцев вместе взятых, у этой группы не было почти никаких прав и почти никакого

национального самосознания. Примерно половину составляли женщины, которые вышли

замуж за европейцев, их дети и родственники, тоже переехавшие в город. Надо сказать,

что полинезийки очень неохотно вступали в брак с китайцами, ибо те обладали двумя

непростительными, на взгляд таитян, пороками: они были скупы и неопрятны.

Остальное туземное население Папеэте составляли многочисленные женщины и не

столь многочисленные мужчины, которые первоначально приехали сделать покупки,

развлечься и посмотреть чудеса большого города. Как это часто случается я в других

частях света, столичная жизнь настолько пленяла гостей из провинции, что они оседали в

городе и нанимались на работу, чаще всего слугами. Конечно, самые молодые, красивые и

предприимчивые женщины быстро открывали, что в Папеэте много солдат и матросов,

которые, наперебой предлагая им еду, вино, деньги, требуют взамен лишь то, что таитянки

в своей родной деревне безвозмездно дарили любому неженатому мужчине.