Голодные Игры: больше, чем жизнь...
Шрифт:
– Привет, мам, -глухо прошептала я и опустила глаза на листву. Мне неловко смотреть на нее. Я чувствую себя ужасной дочерью, которая за эти пять лет не удосужилась узнать, как дела у ее матери. Хотя она тоже хороша. За пять лет мы с ней ни разу не встретились:
– Моя девочка, -мама подлетела ко мне и обняла настолько сильно, насколько могла. Я заметила, что в ее худых руках полно жизни. Она не пыталась вскрыть себе вены, на ее лице нет ни синяков, ни шрамов, но она сильно постарела. В волосах уже просачивалась седина, морщины и мешки под глазами свидетельствовали о таком же плохом сне, как и у меня. Но больше поражает то, что мама оказалась здесь, в лесу. Она не любила его с тех самых пор, как я себя помню. Что же сейчас ее натолкнуло придти сюда? Одной?
– Что ты тут делаешь?
– она первая задала мне этот вопрос, когда наши глаза встретились.
– Мне нужно было выехать хоть куда-то, а лучше места я не нашла. А ты?
– мама присела рядом со мной на спальный мешок и пододвинулась к костру, согреваясь:
– Китнисс… Столько всего произошло за эти пять лет… Я даже не знаю с чего начать, -в этом плане я похожа на свою мать. Со мной тоже много чего происходит, причем того, чего я ни за что не хотела бы пережить вновь. Я не знала, хочу ли слышать историю мамы, и нужно ли рассказывать свою, но если я не выслушаю ее, то между нами поселится неловкость и гробовая тишина:
– Я тебя понимаю, -тихо ответила я, дав намек, что готова к ее рассказу. Во всяком случае, я надеюсь, что готова. Мама еле улыбнулась, посмотрела на меня и тихонько начала:
– Я хотела извиниться прежде всего перед тобой. Да, я ужасная мать, знаю, но я не нашла другого выхода из той ситуации, понимаешь? Я не могла смотреть на тебя, потому что сразу представлялся твой отец. Я не могла даже заговорить с тобой, потому что ваши с Прим голоса почти, как две капли воды, поэтому я просто уехала. Оставила тебя одну в такой сложный момент, но все твои интервью я пересмотрела слишком много раз, и я уверена, что твоя жизнь сложилась совсем не так, как мы все планировали после той революции…-она замолчала, изучая мою реакцию. А я почти ничего не почувствовала от ее признания. Она сказала все то, что я думала о ней те два года моей жуткой депрессии:
– Я не виню тебя, мам. Нам всем было непросто, -это все, что я ей сказала, прежде, чем отвернулась к костру и начала греть руки. Но мать не остановилась:
– Не знаю, как ты отреагируешь на мои следующие слова. Возможно, возненавидишь меня и пошлешь прямо сейчас, а может сделаешь вид, что не слышала, но я должна это сказать. После смерти твоего отца я не могла себе позволить посмотреть хоть на одного мужчину. Все они казались мне подобием, жалкой копией Джона. Я даже дала себе слово, что никогда и ни за что вновь не выйду замуж…-повисла тишина. Мне казалось, что напряжение между мной и мамой настолько велико, что все вокруг взорвется, стоит ей только продолжить. Я уже догадалась, о чем она пытается мне сказать:
– Ты встретила оригинал? Он совершенно не похож на папу, да?
– я произнесла это с небольшой ухмылкой. Кто я такая, чтобы запрещать маме строить свою жизнь с чистого листа? Она много пережила, наверно, даже больше, чем я, в некотором роде. Так почему я не могу позволить ей быть любимой и любить?
– Китнисс, я сама не понимаю, как так вышло. Мы просто столкнулись в приемной больницы, а потом как-то закрутилось, завертелось, и я… Я поступила ужасно по отношению к тебе. Мне нужно было раньше тебя найти и все сообщить. Прости, -мама всхлипнула. От этого сердце сжалось. Ну что я такая за дочь? Вроде ничего плохого не сказала, но было ощущение, что я обидела мать. Как я могу ее осуждать? Она и правда не обращала внимание на мужчин, после смерти отца, так почему она должна нести этот крест до конца жизни? Поворачиваюсь и крепко прижимаюсь к ней. Мама обвивает своими руками мою шею и плачет в плечо. У меня у самой на глаза навернулись слезы:
– Мам, не надо, прошу тебя. Если ты счастлива с этим человеком, если он делает тебя счастливой, то не кори себя. В любом случае, я одобряю твой выбор. Ты заслужила простого человеческого счастья, слышишь?
– женщина несколько раз кивнула, а потом уже и я не смогла сдержать слезинок.
Мы просидели так около пяти минут, рыдая и вспоминая отца. Мать рассказала, что того мужчину зовут Джереми, и описала его внешность. Он больше был похож на отца Гейла, чем на моего. Во всяком случае, я старалась убедить маму, что совсем не против ее новых чувств. Она излила мне душу, рассказывая за чашкой чая, как они познакомились, как он ухаживал за ней, и как в итоге она поддалась его чарам. Это было очень мило, и я не могла сдержать улыбки. Впервые за столь долгие годы, мы беседуем с мамой вот так, за чашкой
чая, в лесу, рыдаем и смеемся, ностальгируем и смотрим в будущее… Возможно, если бы в детстве, мама уделяла нам с Прим такое же внимание, как и сейчас мне, то история повернулась совсем в другую сторону.Уже смеркалось, когда мы приняли решение посильнее развести костер и ложиться спать. Мне стало немного легче на душе, поговорив с мамой. Теперь я ощущаю себя настоящей дочкой, а не каким-то там отребьем. Конечно, еще много стен и преград нам придется разрушить с мамой, чтобы окончательно я смогла ей доверять, но для первого раза думаю достаточно. Я подбрасывала хворост в костер, пока мама распаковывала мешки и устраивалась поудобнее. И все вроде бы закончилось хорошо, как вдруг мама спросила:
– Ты мне так и не рассказала, что произошло с тобой?
– я замерла на месте. А что мне ей рассказать? Как посвятить в ту череду событий, что накрыла меня за последние пять лет?
– Ничего сверхъестественного, что могло бы тебя удивить. Я не вышла замуж, не родила…-мама прервала мою глупую цепочку:
– А Пит? Он… пришел в себя?
– она долго подбирала слова, чтобы не обидеть меня. Я не знала, стоит ли рассказывать ей о Райане, о моих нервных срывах, кошмарах и прочей нечисти. Я не была уверена в том, что ей это нужно знать. Холодок прошелся по спине, когда мама грустно посмотрела на меня, понимая, что я вряд ли что-то сейчас ей отвечу. Она устроилась поближе к огню, подложила руку под щеку и закрыла глаза, оставив меня в полном смятении и негодовании…
Комментарий к Часть III. Больше, чем жизнь. Глава 29.
Новая глава! Начинаем 3 часть!
Китнисс уехала в лес. Чем закончится эта поездка для нее?
Встреча с мамой и их душевные беседы. Почему Китнисс не раскрыла всю свою жизнь за эти пять лет, как сделала это миссис Эвердин?
Жду ваших мнений, отзывов и критики
========== Глава 30. ==========
Мурашки бежали по телу, а слезы жгли глаза, когда смотря на ночное и звездное небо, я ожидала услышать гимн Капитолия и фото умерших трибутов. Я чувствовала себя снова, как на Арене. Ночевка в лесу не расслабила меня, а наоборот еще сильнее заставила задуматься о будущем. Как быть дальше? Что делать с Питом? Райаном? Тейт? Я не готова была к таким резким поворотам своей жизни. Почему я не могу жить, как моя мать? Почему не могу оставить прошлое и хотя бы попытаться построить жизнь заново? Почему, лежа в спальном мешке и считая звезды на небе, я не думаю о романтике или уюте, а вспоминаю Арену и смерть? Что мешает мне забыть те змеиные глаза? Те пытки, что пришлось мне пережить. Я должна уже придти в себя, наслаждаться новым правительством и правилам, однако все наоборот. Я закрыта и молчалива настолько, что не могу рассказать собственной матери о своих проблемах. Возможно, со мной играет наше натянутое общение, но она моя мама, по сути — самый дорогой человек из всех. Единственная душа, соединяющая меня с моим прошлым, но я отталкиваю ее, и это пугает…
Мой план по успокоению в лесу с треском провалился. Да, признаю, когда я была в квартире, мне спалось не лучше, но здесь я словно не в своей тарелке. Придется смириться с тем, что природа уже далеко не антидепрессант для меня. Конечно, отогнав все ужасные мысли на второй план я смогла немного подремать, но не отдохнуть. Проснулась я от морозного ветра, пробирающегося даже под теплый спальный мешок. Еле раскрыв глаза, замечаю, что легкий снежок припорошил землю. Становилось все холоднее и холоднее, поэтому пришлось резко вставать, чтобы не отморозить себе все органы. Костер уже давно погас, а в лесу повисла тишина. Мама собирала все принадлежности к себе в рюкзак и даже не смотрела на меня. Да, я самая ужасная дочь на свете:
– Мам?
– окликнула я ее, когда та уже собралась и наконец-то повернулась ко мне лицом. В ее серых глазах таилась тревога и беспокойство, смешанное с ужасом. Что-то не так:
– Китнисс, почему ты не рассказала мне сразу?
– ее голос дрогнул, но она старалась держать себя в руках. Я перебирала в мыслях, о чем она узнала и откуда:
– Что случилось?
– мне было безумно не комфортно. Лед, что там удалось хоть немного растопить вчера вечером, снова появился. Я чувствовала какое-то отторжение и… неприязнь. Я знаю, что это самое ужасное, что я могла сказать о своей матери, но теперь мне еще больше не хочется посвящать ее в свои проблемы: