Голодные Игры: больше, чем жизнь...
Шрифт:
Долго… Мучительно… Адски… Я не могла дышать. Кашель, смешанный с той самой кровью, заставлял меня «складываться» пополам на простынях. Такой дикой боли я не испытывала с тех самых времен, как нас пытали в Капитолии, когда Пит уже пытался меня задушить, но что-то резко остановило его. А сейчас… Что произошло с ним сейчас? Продолжаю задыхаться, в глазах мутнеет, а мышцы абсолютно расслаблены. Я, словно желе, медленно растекаюсь на кровати, и не могу ничего с этим поделать. Струйка красной жидкости продолжала течь по подбородку, шее и груди. Пита я не видела. Я вообще ничего не видела: не различала силуэты, голоса… Я уже давно не здесь, только почему-то меня до сих пор никто не может убить. Душевная боль не сравнить с физической. Еще несколько часов назад, Пит обнимал меня, шептал такие нежные слова… Почему так больно? Почему хочется выть? Он не возвращался ко мне! Он играл со мной! Он пользовался мной, пока Татум неизвестно где ходила! Ему абсолютно было
– Эй… Ты живая? Господи! Что он с тобой сделал? Китнисс! Давай! Давай же! Я вызову врача! Господи!
– сначала голос был таким далеким и гулким, словно говорили из ведра. Эхо. Только эхо отзывалось у меня в ушах. Я потерялась в пространстве. Кто со мной говорит, кто спасает вновь мою грязную жизнь? Сколько же можно, твою мать, спасать меня?! А голос продолжал звучать:
– Да, здравствуйте. Срочно врача. Тут девушка, точнее Сойка-Пересмешница… Да, она вся в крови, а на шее ярко-фиолетовые следы. Нет, я не знаю… Я не видела того, кто это делал. Да, она живая! Прошу быстрее! Адрес? Господи! Какой адрес то?
– пока незнакомка называла улицу и дом, я поняла, что она не рассказала врачам про Пита. Он знает, что это был он. Почему она промолчала?
– Ххххрр…-я пыталась произнести хоть букву, хоть слово, но девушка подлетела ко мне и прошептала:
– Тихо! Тебе нельзя сейчас говорить. Врач уже едет, слышишь?
– голос становился четче, но я не могу понять до сих пор, кому он принадлежит:
– Пит…-очень тихо хриплю я, но девушка поняла меня. Она очень долго молчала, и я подумала, что она ушла, но вдруг ее голос снова врезался мне в мозг:
– Он без сознания. Я ударила его подносом по голове, но жить будет. Я хотела поговорить с тобой, Китнисс. Хотела обсудить всю ситуацию за чашкой чего-то крепкого, но когда пришла, заметила, что дверь открыта. Вошла… и тут такое, -меня словно ударили чем-то тяжелым, когда, наконец-то, я узнала этот тембр. И если честно, в следствии последних часов, я уже не очень удивилась тому, что беременная Татум бьет по голове подносом отца своего ребенка… Она спасла мне жизнь… Мой заклятый враг, что хотела моей смерти с самого начала, что пыталась увести у меня Мелларка, сейчас спасает мою чертову шкуру! Спасает от рук человека, которого я считала целым миром для себя; от рук человека, которому доверяла; от рук человека, которого любила…
Комментарий к Глава 35.
Бум! Всем привет) Новая глава)
Во-первых, сразу хочу обратить ваше внимание, что в разделе “Жанры” в шапке появился Даркфик. Уж простите, но без этого некуда(((
Вот это номер, не правда ли?
Что думаете насчет поведения Пита? Почему? А Татум? Неужели теперь Китнисс и Тейт подружатся?
Жду ваших мнений, отзывов и критики
========== Глава 36. ==========
Когда я пришла в себя в следующий раз, я уже лежала в больничной палате. Она была совсем не похожа на ту, которая находилась в катакомбах 13. Здесь наоборот было много пространства, света и пастельных тонов. Я не могла двигать головой. Что-то сдерживало мою шею, в связи с чем, двигать ей было невозможно. Горло ужасно саднило и хрипело. Скорее всего, пока Пит душил меня, я еще что-то умудрилась крикнуть. Во всяком случае, говорить я не могла. Голова была похожа на тяжелую кастрюлю с водой. Какой-то шум, головокружение и тошнота никак не отпускали меня. Я чувствовала себя такой слабой и беззащитной, и это злило еще сильнее. От моей вены протянута длинная трубка. Через нее что-то капает. Приборы, подключенные ко мне противными присосками, надоедливо пищат на всю палату. Я заметила, что лежу не одна. На соседней койке, словно мертвая, лежит девушка. Ее лицо бледное, как мел, голова перебинтована, а нога привязана к специальному устройству. Ее аппараты еле пищат. Похоже, ей намного хуже, чем мне. И тут, дверь в палату распахивается.
Я вижу перед собой взрослого мужчину, достаточно высокого, с крепким телосложением. Его каштановые волосы небрежно взлохмачены на голове, что свидетельствует о бессонных ночах. В его руках целая куча бумаг, в которых он долго и серьезно копошится. Затем, поправив свой белый помятый халат, он направляется в мою сторону. Не нужно быть великим психологом, чтобы понять: этот врач точно знает, кто я такая. Его хмурое лицо украсила скромная улыбка, когда он посмотрел на меня:
– Ну, привет, Китнисс. Если честно, я рассчитывал как-то
немного по-другому познакомиться с тобой, -ну да. Видеть Сойку-Пересмешницу со сломанной шеей и в крови — не самое лучшее знакомство. Я еле выдавливаю улыбку. Даже это незначительное действие отдало мне болью. Глотать стало еще тяжелее:– Пожалуй, мне следует представиться. Доктор Джереми Паскаль. Твоя мама должна была рассказать хоть чуть-чуть обо мне, -я открывала и закрывала рот, как рыба. Неужели мама влюбилась именно в этого врача? Теперь я начала рассматривать его с другой стороны. Достаточно миловидный, статный и накаченный доктор с карими глазами. Я уверена, у такого мужчины толпы девушек, борющихся за его сердце. Тогда почему именно моя непримечательная, без пышных форм, с расстроенной психикой мама, стала его выбором? В чем смысл? Если бы я могла говорить, то этот вопрос тут же вылетел бы у меня изо рта. На счастье этого Паскаля, сейчас мои голосовые связки никуда не годятся:
– Ладно. Давай посмотрим, что тут у тебя, -Джереми приподнимается и касается своими ледяными пальцами моей шеи. Он аккуратно расстегивает этот «шарф» и снимает его. Я чувствую относительное облегчение. Доктор осторожно трогает поврежденные участки, при этом рассматривая каждый миллиметр:
– Сейчас я буду давить на некоторые места, а ты кивай, когда будет больно, договорились?
– я кивнула. Паскаль сел поудобнее и принялся нажимать. Сначала я вообще ничего не почувствовала. Только его холодные прикосновения. После каждого касания, Джереми поднимал свой взгляд и ждал от меня кивка. Если его не следовало, он продолжал. И вот, когда он дошел почти до самого подбородка и надавил, все тело парализовала адская боль, а из глаз брызнули слезы. Мне даже кивать не пришлось. Доктор тут же убрал руки и снова надел на меня этот воротник. Быстро что-то записав у себя в бумагах, он посмотрел на меня и грустно улыбнулся:
– Что я могу сказать. Перелома шеи у тебя нет, Китнисс. Но маленькие шейные позвонки и хрящики были надломаны. Похоже тот незнакомец хорошо знал, куда нужно давить, чтобы… Так, не будем об этом. В общем, сейчас в наших дальнейших планах долгий и продолжительный курс лечения. Для начала, тебе придется походить с воротником Шанца какое-то время. Как я предполагаю, глотать и говорить тебе очень трудно, значит кормить придется внутривенно. Ну, и полежать здесь тебе придется около недели — точно. Ну, не будем пока загадывать. Отдыхай, -Джереми Паскаль подмигнул и покинул палату.
Я почти не слышала, что говорил врач. Я отключилась от его монотонного бубнения сразу же после слов о Пите. Даже лечащий доктор не знает правды. Пит знал, куда нужно надавить, чтобы моя смерть была долгой и мучительной. Именно это не договорил Паскаль. И если не Тейт, меня бы уже положили в гроб с ужасными лиловыми синяками от пальцев Мелларка. При вспоминании о том, что именно Пит пытался меня удушить, сердце сжималось, а шея еще больше саднила. Мне становилось еще труднее дышать. Еще чуть-чуть и приступ истерики и паники накрыл меня с головой. Я непроизвольно начала задыхаться и сдергивать с себя этот воротник. Мне хотелось орать и бежать прочь из своего тела, подальше от этой адской боли внутри. Пожар распространялся с огромной скоростью, и аппараты просто заполонили всю палату. Тут же влетели медсестры, собранные и ничуть не испугавшиеся. Паника, страх и безысходность. Я не могла остановиться, продолжая биться в конвульсиях:
– Китнисс! Китнисс, смотри на меня! Вдох-выдох! Возьми меня за руку! Сожми изо всех сил! Успокойся! Смотри на меня!
– я старалась слушать этот спокойный голос. Схватившись за руку женщины в белом халате, я пыталась передать ей всю свою панику. Медсестра продолжала спокойно разговаривать, в то время, как другая что-то вколола мне в шею. Я вздрогнула, когда игла просочилась под кожу, а потом чувство облегчения заполняло мои вены. Мое тело становилось ватным и послушным. Я была еще в сознании, когда услышала из уст той самой медсестры, чью руку я сжимала:
– Вот так, девочка моя. Отдыхай, Китнисс. Я люблю тебя, дочка, -и голос мамы был последним, что я слышала в тот момент…
***
Дальше я была в каком-то странном состоянии. Я то просыпалась, когда Паскаль и мама рассматривали меня и кормили, то опять засыпала, когда снотворное снова оказывалось у меня в организме. Я вроде и спала, но каждый раз, когда открывала глаза, казалось, что меня мучила бессонница уже пятые сутки. Я потерялась во времени: не знаю, сколько уже лежу в этой палате, сколько времени, какой день, месяц… Я просто лежала на этой кушетке и смотрела в потолок, стараясь не думать о Пите. Хотя, иногда, даже в коматозном состоянии такие мысли приходили. Где он сейчас? Помнит ли, что он сделал? Чувствует ли свою вину или развлекается где-нибудь с очередными? Куда делась Татум после моего спасения? Заходила ли она ко мне, пока я была в отключке? Но каждая такая мысль пробуждала во мне панические атаки, так что через какое-то время, я решила, что думать о Мелларке не стоит. И так проходил день за днем. Я спала благодаря снотворным, Паскаль продолжал наблюдать за моей шеей, а мама за психическим состоянием. И вроде ничего не предвещало очередной беды, пока в мою палату не зашел психиатр.