Голодные Игры: Восставшие из пепла

Они все делают вид, будто не знают о том, что, не обдумав, ляпнула Фелиция. А я прилагаю все усилия, чтобы поддерживать эту легенду, и поэтому, когда меня подводят к огромному зеркалу, я стараюсь улыбаться во все тридцать два отбеленных зуба. Как бы прекрасно не поработали стилисты, я не могу быть настолько же ошарашенной от их работы, как прежде…

Все изменилось в моем «огненном» стиле. Я похожа на обычную капитолийскую даму, которая теперь выглядит намного строже и скромней. Темно-бордовый, практически бурый пиджак, штаны с выпирающей стрелкой под стать ему и простые, малоудобные туфли. Как странно, но я даже скучала по этому дикому чувству неудобства. Я так привыкла к своим перевоплощениям, что теперь, смотря на подобранные волосы и мизерный макияж, чувствую себя даже некомфортно.

Во всем этом стиле читался дух Койн. И если Сноу ассоциировался с его «безжизненным» цветником роз, то она – запах ненавистных мне с детства бордовых, кроваво-алых астр. Беспрецедентно, но эти цветы вызывали во мне отвращение.

Я улыбаюсь своим нелепым мыслям еще шире. Мне все равно, о чем думать, лишь бы не об образе сладкоголосой Вении, полнощекой Октавии и обычно хмуром, но таком заботливом Флавия. Нельзя. Китнисс, табу – вспомни это слово и вновь запиши у себя на лбу.

– Это, конечно, очень мало похоже на прекрасные эскизы, которые готовил для тебя Цинна, – виновато говорит Далия, видя перемены в моем лице. – Но это - все, на что мы способны, не выходя за капитолийские рамки.

– О, нет. Вы сделали из меня прежнюю красавицу…

– Ты мало похожа на Огненную Китнисс, но…

Она замолкает и отходит к заваленному приборами столу. Я недоумеваю – неужели это не все? По-моему, добавь сюда еще слегка косметики или аксессуаров, и по нынешним капитолийским меркам я буду выглядеть развратно. Она возвращается, и я замечаю некоторый блеск в ее руках.

Она подходит ко мне вплотную и цепляет на отворот воротника мою брошь. Брошь Сойки-пересмешницы. Нет сомнений – это моя неподдельная брошь, которую когда-то подарила мне Мадж. И я уже слышу ее голос…

…– Взять с собой на арену разрешается только одну вещь из своего дистрикта. Что-то, напоминающее о доме. Ты не могла бы надеть вот это?

Она протягивает ту самую брошку, что украшала сегодня ее платье. Я рассматриваю на ней летящую птицу с зажатой в клюве стрелой. Мадж плачет, а я все еще храбрюсь и отчаянно делаю вид, что со мной все в порядке.

– Твою брошь?

– Пусть она охраняет тебя, Китнисс. Обещаешь, что не снимешь ее на арене?

– Обещаю, Мадж…

– Я думаю, это твой оберег, Китнисс, – заворожено шепчет Фелиция.

Своими хрупкими пальчиками она проводит по исцарапанной, но все такой же яркой и переливающейся в лучах солнца поверхности безделушки. Я слежу за ее движениями и неожиданно думаю о том, как мы похожи с брошью: искалеченные, покрытые сетью трещин и царапин, которые никогда не затянутся, но все же не потерявшие собственного сияния.

– Спасибо, Фелиция. Спасибо вам всем, – тихо говорю я.

Неожиданно за моей спиной смыкается кольцо двух пар тоненьких, исхудавших рук. Сестренки не смогли сдержать нежных чувств, которые проснулись в них за столь короткий срок. Я в действительности не понимала, почему произвожу на людей такое впечатление, о котором когда-то говорил Пит. Они верят в меня. Они верят мне. Они верят в то, что делаю я сама.

И это еще один повод, чтобы доказать Койн, что я чего-то стою.

Я чувствую, как поезд медленно, но верно замедляет ход. Фелиция и Далия отпускают меня. На лице последней я замечаю слезы. Обе девушки похожи друг на друга как две капли воды и если бы не одно явное отличие, я бы ни за что не отличила бы их.

Лазурно-небесные стальные глаза выдавали спокойный и ровный, а в чем-то даже холодный характер старшей из сестер – Фелиции. А вот янтарно-карие глаза, принадлежавшие Далии, говорили о теплом и еще беззаботном характере младшей сестры. Они - словно я и…

Прим. Ведь Фелиция наверняка опекает свою маленькую сестренку, ласково называя только ее особой кличкой. Хотя разница в возрасте у них далеко не такая, какой она была у меня с утенком, она наверняка чувствует себя ответственной за все, что бы ни случилось с Далией. Они повзрослели позже, чем пришлось взрослеть мне и Прим. Но для них этот период стал неожиданным, словно снег на голову, тогда как я была готова к этому с самого рождения.

– Китнисс, обещай быть собой, – напоследок говорит Этан, стоявший все это время в стороне. – Тебе ничего не нужно делать – ты уже покорила их.

Моя новая команда подготовки остается в купе, когда поезд, наконец, подъезжает к центральному вокзалу Капитолия. Мы еще увидимся в Тренировочном Центре, на подготовке ко дню Жатвы, во время Парада Трибутов, но отчего-то это гложет мое сердце. Возможно, потому, что каждую проделанную работу мне есть с чем сравнить.

По коридору из стороны в сторону мечется персонал. Видимо, Капитолийский прием - один из самых ярких и запоминающихся событий грядущего года. Сквозь толпу я замечаю проталкивающегося ментора с бутылкой в руках. Его тут же останавливает упитанная женщина, пытаясь растолковать то, что выносить алкоголь из помещения экспресса строго воспрещается, но когда это останавливало Хеймитча?

Неожиданно я вижу Пита, который, обогнув ментора, идет ко мне навстречу. Мой напарник выглядит выспавшимся и посвежевшим, будто не он сам бодрствовал до утра. Костюм на нем сидит более престижно, чем на мне, наверное, потому, что Питу всегда шли строгие вещи. Несколько пуговиц выглядывающей рубашки расстегнуты, и это придает его образу еще больший… Шарм? Ты опять забываешься, Китнисс.

Я выдавливаю приветственную улыбку, но, наверное, это выглядит ужасно, потому что Пит тут же хмурится.

– Привет, – непринужденно говорю я.

– Привет. Хорошо выглядишь.

– Спасибо.

Обмениваться дежурными фразами вошло мне в привычку, и я уже не расстраиваюсь. Но что-то все же не так. Взгляд небесных глаз обеспокоен, и, возможно, причиной его волнения являюсь я.

– Все в порядке?

– Вне всяких сомнений, – вру я.

– Китнисс, я знаю, тебе неприятна вся эта показуха, но постарайся… перетерпеть.

Показуха? О чем это он?

– Все будет хорошо, я обещаю, что на этот раз все будет более сдержанно…

Сдержанность, показуха? Ну конечно, несчастные влюбленные из Дистрикта-12… Мое сердце зажимают в тисках, и я чувствую, как притупившаяся боль ударяет по мне с новой силой. Он сочувствует мне так же, как и себе самому. Это фарс, и он остается фарсом даже теперь, когда закончились восстания, даже теперь, когда Койн стала президентом, даже теперь, когда все его чувства ко мне остыли…

– Хорошо.

– Вместе? – протягивая ко мне ладонь, спрашивает Пит.

И я не задумываюсь, потому что знаю, что ответить: